Анатомия любви - Шварц Дана. Страница 9

Колокола аббатства, расположенного по другую сторону поля, прозвонили очередной час, и кухарка просочилась в столовую, чтобы убрать посуду.

– Я планировала отправиться на прогулку нынче утром, – сказала Хейзел, разбивая молчание. – На хорошую, долгую прогулку. Как следует подышать свежим воздухом.

Откуда-то сверху до них донеслось нестройное бряцанье фортепьяно, страдающего под пальцами Перси.

– Да, хорошо, – рассеянно согласилась леди Синнетт.

Хейзел поднесла чашку чая к губам, чтобы скрыть от матери широкую улыбку.

Поездка в Эдинбург заняла меньше часа, и на дороге не было никого, кроме полудюжины крестьян, которых Хейзел не узнала и которые даже глаза не потрудились поднять, когда она проносилась мимо. Она просто скакала по главной дороге в направлении столба мерцающего черного дыма – Старого Вонючки [3], бьющегося сердца всей науки и литературы Шотландии. Еще до отъезда отец брал ее с Джорджем в Алмонт-хаус послушать, как сэр Вальтер Скотт читает отрывки своей повести в стихах «Дева озера». Меньше чем через три месяца римская лихорадка забрала Джорджа. Хейзел тоже болела, мечась в беспамятстве по постели и пачкая простыни потом и кровью, сочащейся из ран на спине. А затем, однажды утром, разбуженная слабыми рассветными лучами, она почувствовала, что может подняться. Кухарка рыдала, когда Хейзел попросила овсянки, в первый раз за неделю болезни. Она выжила, а ее брат, который был сильнее, умнее и храбрее нее, умер.

Хейзел знала, что улицы Старого города представляют собой запутанный лабиринт. Даже помня, как выглядит дверь Анатомического общества, она все равно репетировала про себя, как можно вежливо остановить прохожего, чтобы спросить дорогу. Но стоило ей оставить лошадь у постоялого двора и сделать пару шагов по мостовой, как в толпе показалась пара студентов-медиков. Их невозможно было ни с кем спутать: поношенные черные мантии, пыльные ботинки и почти у каждого под мышкой зажат экземпляр «Трактата доктора Бичема». Идеально.

Хейзел следовала за ними по пятам под моросящим дождем, пока они не свернули в переулок у Южного моста, откуда несло лежалой рыбой. Переулок оканчивался тупиком – крошечной площадкой, со всех сторон окруженной зданиями высотой в три-четыре этажа. Все они словно нависали над площадкой. Когда Хейзел въезжала в город, небо казалось синим и бескрайним, а здесь превратилось в заплатку грязно-серого цвета. Запахи прачечной и уборной висели в воздухе.

Но она была на месте: на медной табличке рядом с черной дверью была выгравирована надпись «Эдинбургское Королевское Анатомическое общество». Несколько человек, слоняющихся вокруг, сжимали в руках листовки с объявлением. Хейзел с удивлением отметила, что большинство из них в самом деле выглядят как джентльмены. Она была втайне уверена, что Бернард прав и она добровольно отправляется в притон, где сплошь мошенники и театральные актеры. Но нет – здесь прохаживались цилиндры и туфли из хорошей кожи. Даже не вспомнив имен, она узнала в лицо одного или двух мужчин, знакомых ей по салонам в Алмонт-хаус, после чего затаила дыхание и отступила под прикрытие одной из влажных каменных стен, становясь невидимой. Но можно было и не утруждать себя. Мужчины были поглощены собственной важностью, и ни один даже намерения не имел смотреть на окружающих, хоть на сантиметр выпадающих из их поля зрения.

И тут колокола Святого Джайлса [4] начали бить громче, чем Хейзел доводилось слышать, пробирая до самого нутра. Мужчины зашептались, еще мгновение топчась на месте, пока не открылась маленькая дверь, после чего они принялись, толкаясь, пробиваться ко входу.

Хейзел отступила, глядя, как нетерпеливо они рвутся вперед, со сдержанной холодностью приветствуя друг друга. А затем, среди всех этих пелерин и длиннополых плащей, Хейзел заметила знакомый силуэт, который заставил ее судорожно вздохнуть. Это был одноглазый доктор Стрейн, поставивший зуб бродяги ее дяде Алмонту. Он не видел ее, по крайней мере не подал вида, но Хейзел еще сильнее вжалась в каменную стену тупика – на всякий случай.

Прошло не меньше четверти часа, прежде чем все желающие попали внутрь, а сдавленные ругательства и приветственные восклицания стихли. Хейзел осталась одна в тупике, когда черная дверь захлопнулась.

Она выждет пять минут – полных, долгих пять минут, – прежде чем проскользнет внутрь. Она будет считать про себя, отсчитывать секунды, разглядывая застиранное белье, развешанное в окнах над ее головой. «А Старый город вовсе не так уж и плох», – подумала Хейзел. Мать рассказывала ей истории о страшных убийцах, прячущихся за каждым углом, бывших джентльменах, превратившихся в чудовищ под развращающим действием городской клоаки. По словам леди Синнетт, в Старом городе и квартала нельзя было пройти, не встретив с полдюжины монстров из грошовых ужасов. Но вот она, Хейзел, всего-то семнадцати лет от роду, и она добралась сюда сама.

Ну, все. Пожалуй, пять минут прошли. Она проскользнет в дверь под прикрытием тени и лично увидит, как доктор Бичем – внук того самого доктора Бичема – будет демонстрировать то, что в объявлении называлось «революцией в хирургии». Из-за двери донесся отдаленный шум аплодисментов. Похоже, началось. Значит, сейчас самое время.

Однако обнаружилась проблема. Дверь была заперта. Хейзел дернула ее еще раз, надеясь, что дверное полотно чуть разбухло или перекосилось в раме, но нет. Она была крепко и надежно заперта. Хейзел осела на землю, не заботясь о том, что юбки могут вымокнуть на сырой мостовой. Она проделала такой путь впустую.

– Эй! – окликнул ее голос с другого конца тупика, но его обладателя скрывала тень. Хейзел подняла лицо, почти уверенная, что сейчас встретится с одним из матушкиных монстров.

Но это оказался парень. Парень, которого она видела недавно, сероглазый, с длинными темными волосами. Тот самый, что стоял рядом с Алмонт-хаус. Он скользнул к ней и протянул руку. Та была грязной, сквозь дыры в перчатке виднелись пальцы, но ногти оказались чистыми. Хейзел приняла ее и позволила парню помочь ей подняться.

Он откашлялся.

– Дверь запирается с началом демонстрации. Доктор Бичем терпеть не может, когда его прерывают.

Хейзел слабо ему улыбнулась.

– Это я уже поняла.

Парень откинул волосы с лица.

– Ты не зашла, когда было открыто. Я смотрел. То есть я не смотрел на тебя, но тебя тоже видел.

– Я надеялась, – сказала Хейзел, разглаживая юбки, – проскользнуть внутрь, когда демонстрация начнется. Чтобы не привлекать внимания. Полагаю, нечасто женщины приходят на такие мероприятия.

– Наверное, нет.

Хейзел ждала продолжения. Парень шаркнул ногой и попытался вытереть грязные руки о штаны. В итоге пришлось заговорить Хейзел.

– Я – мисс Синнетт, – произнесла она.

И, едва успев произнести свое имя, пожалела об этом. Губы парня изогнулись в легкой улыбке, и он отвесил ей поклон.

– Очень приятно, мисс Синнетт.

Все еще улыбаясь, он подошел ближе. Хейзел почувствовала, как жар ползет по шее к волосам.

– Теперь ваша очередь представиться.

Улыбка парня превратилась в усмешку, такую широкую, что можно было разглядеть его длинноватые клыки.

– Что, прямо сейчас? – переспросил он, но имени так и не назвал. Вместо этого сказал: – Если вам все еще интересно, что творится там, внутри, я знаю, как туда попасть.

– В анатомический театр?

Парень кивнул.

– Да! Пожалуйста! – Хейзел услышала, как звенит в собственном голосе волнение. – Я хотела сказать, если вас это не затруднит.

– Нисколько. Я не против.

Без промедления парень взял Хейзел за руку и потянул в переулок, влажные каменные стены которого пахли сыростью и потом, такой узкий, что до сих пор она его просто не замечала. Юбка Хейзел доставала до стен с обеих сторон. Парень двигался уверенно, то подпрыгивая, то огибая торчащие камни под ногами, так, словно был соткан из дыма. Остановившись у деревянной двери, он дважды резко стукнул. Дверь открылась изнутри, и парень мгновенно втянул Хейзел в темный коридор, освещенный светом единственного факела в конце.