Яма - Акунин Борис. Страница 51
– Я не люблю китайское искусство. Оно слишком витиевато.
«Или все-таки попробовать?» – думал Маса. Очень уж велик был соблазн сломать злодею шею, она была так близко!
Хозяин одобрительно кивнул.
– Это очень хорошо, что я люблю китайское искусство, а вы нет. Японское и китайское представления о красоте противоположны. Мы ценим сложность, вы – простоту. Вот еще одна причина, по которой вы мне будете полезны.
– В чем?
– Сейчас мы обо всем поговорим. Втроем. У нас будет… есть такое слово trialogue?
Он остановился перед дверью «Белая хризантема». В отличие от прочих, деревянных, эта была стальная.
Постучал. Потом сделал ладонью по поверхности, ровно в центре, мудреный зигзаг. Кажется, это был иероглиф «оцу».
Дверь мгновенно скользнула в паз.
Маса увидел совершенно белую комнату. Белым было всё – потолок, стены, пол, мебель. Яркими пятнами выделялись только четыре нарисованных окна: весенний пейзаж, летний, осенний и зимний. Все написаны с поразительной, фотографической точностью – будто действительно за окнами все четыре времени года.
Но Маса смотрел не на картины. У осеннего «окна» спиной к двери стоял человек, не обернувшийся на шум.
Перехватило дыхание.
Он! Он! Живой!
– Вы думаете, что это снова явился я со своими п-проповедями, – весело сказал Яньло, – а вы посмотрите, кого я привел.
Эраст Петрович обернулся. Он был осунувшийся, бледный, с кругами под глазами, но взгляд не такой, как той страшной ночью в Марбурге, а обычный. Острый и ясный.
– Боже мой, ты… – прошептал Фандорин.
Маса поклонился, чтобы не было видно мокрых глаз. Проявлять чувства при враге нельзя.
– Я нашел ваши нефритовые четки, господин. И ваш «герсталь» тоже у меня.
Вынул из кармана зеленые шарики, подобранные в Берлине, и револьвер. Показал.
Яньло вздохнул:
– Эх, какую красивую я приготовил для вас мизансцену на Потсдамер-плац, господин Сибата. Собирался лично вас прикончить. Слава богу, карма распорядилась иначе. Это была бы непростительная п-потеря. С тех пор у меня была возможность оценить вас по достоинству. Вы – уникальная личность, господин Сибата. В одиночку, не обладая никакой информацией, вы прошлись по моим подразделениям тайфуном. Разгромили берлинский штаб и уничтожили Конеголова, моего левого министра. Разнесли в пух и прах карлсбадскую контору и уничтожили Быкоголова, моего правого министра. Я остался без обеих рук. А потом у вас была возможность уничтожить и мой Рай, но вы этого не сделали. Вы не только сильны, но еще и цените красоту. Я впечатлен, ч-чрезвычайно впечатлен. Теперь я, право, даже не знаю, кто из вас двоих представляет собой бóльшую ценность.
Маса и Фандорин не слушали его болтовни. Они смотрели друг на друга. Эраст Петрович напряженно двигал бровями, чтобы на глазах не выступили слезы. Маса шмыгал носом.
– …Предлагаю такую программу, – продолжил Яньло. – Спектакль из двух действий. Акт первый, динамичный. Вы нападаете на меня в надежде, что вдвоем сумеете победить. Я демонстрирую вам, что это невозможно. Потом акт второй. Мы цивилизованно садимся вон к тому прекрасному столу из рыбьего зуба и мирно беседуем. А если угодно, можем перейти к беседе сразу.
– Нам с ним не справиться даже вдвоем, – сказал Эраст Петрович по-русски. – Я п-пробовал.
– Я тоже. Здесь нужно по-другому.
Они подошли к столу, сели на алебастровые стулья.
– Отлично! – Яньло был приятно удивлен. Он остался стоять. – Это хорошее начало. Приступим к триалогу. Знаете, Фандорин, я хочу скорректировать предложение, которое сделал вам в прошлый раз. «Философский Треугольник» алхимиков лучше, чем мандала инь-ян. Она пассивна, а он активен. Она только отражает устройство Вселенной, а он способен производить магические трансмутации.
– Что он говорит? – спросил Маса. – Я ничего не понимаю.
Яньло повернулся к японцу.
– Объясню совсем просто. Мы представляем собой идеальный союз трех начал. Я – вдохновение, ведь я творец. Фандорин с его д-дедукцией – Разум. Вы – несокрушимая Воля. Если мы вместе, ничто перед нами не устоит.
– Воря у меня есть, – признал Маса.
– Представьте только: один картавый и двое з-заик правят миром! – засмеялся хозяин. – Вы, Сибата, конечно, наломали д-дров. Каких помощников я из-за вас лишился! У бога смерти Яньло два стража – конеголовый Мамянь и быкоголовый Нютоу, а вы отправили моих с-скотов на живодерню. Но ничего. Соратники лучше, чем помощники. С домашними животными покончено. Мы с вами будем трехглавым д-драконом. Я придумаю для организации новый герб!
Внезапно он умолк. Оживление и говорливость будто отключились. Медленным, внимательным взглядом, сверху вниз, владелец Теофельса смотрел на сидящих слушателей.
– Собственно, всё уже сказано. Решение за вами. Я жду.
– Ты как, Маса? – спросил Эраст Петрович по-русски. – Хочешь быть головой д-дракона?
– Как скажете, господин. Если вы решите заключить союз с владыкой Ада, я с вами. Я буду с вами всегда и во всём. Но лично я предпочел бы его убить.
– Кем ты меня с-считаешь? – пожал плечами Фандорин. – С какой стати я буду заключать союз с владыкой Ада? Конечно, его нужно прикончить. Раз он владыка Ада, пускай туда и отправляется. Но убить бога смерти задача непростая. Давай сделаем вид, что мы обдумываем п-предложение.
Оба приняли задумчивый вид.
– О чем они говорили? – спросил Яньло по-китайски, подняв лицо к потолку.
Потолок ответил на том же языке:
– Они не будут вам помогать, господин. Они тянут время, прикидывая, как бы вас убить.
Голубоглазый удрученно вздохнул.
– Убить меня вам не удастся, – сказал он по-английски. – Наоборот, теперь мне придется убить вас, и это меня печалит. Вы оба мне очень нравитесь, и я совсем не хочу лишать вас жизни. Но ничего не поделаешь. Из уважения предлагаю вам обоим выбрать смерть по собственному вкусу.
– Росияго-о ситтэ иру хито га нусумикийта на [29], – покачал головой Маса.
– Риппана дзуно да! [30] – буркнул Эраст Петрович, недовольный своим просчетом.
– Я так понимаю, что вы предпочтете какую-нибудь японскую смерть? – понимающе кивнул Яньло. – Что ж, это будет интересно.
– Вот вы обозвали меня дураком, говорящим очевидности, а я только что выяснил: тот, кто нас подслушивает, японского не знает, – укорил господина Маса, продолжая говорить на родном языке.
Но Фандорин был по-прежнему настроен язвительно.
– Это, конечно, очень п-полезная информация. Она сильно улучшает наше п-положение.
И перешел на английский.
– Я предпочитаю смерть в бою.
– При том, что у вас против меня нет ни одного шанса?
– П-плевать.
– Как угодно, господин Фандорин. Господин Сибата, может быть, вы порадуете меня зрелищем харакири? Я столько об этом слышал.
– Харакири делают самураи. А я – из якудза.
– Это японские т-триады? У китайских бандитов самым почетным и красивым способом самоубийства считается выпить ароматную воду с мелкими кусочками золотой фольги. Смерть наступает от удушья.
– Сам пей фольгу, – рявкнул Маса, решив, что хватит быть вежливым. – Я лучше выпью перед смертью чего-нибудь крепкого. А потом мы с господином попробуем свернуть тебе шею.
Однако Яньло учтивости не утратил.
– У меня великолепный винный погреб. Хотите коньяк из запасов Наполеона? Пятидесятилетний виски? Ром, поднятый с затонувшего пиратского корабля?
– Своё выпью.
Маса достал фляжку и отвинтил крышечку.
– Хорошо. Будете готовы – нападайте. Я даже сяду, чтобы немного выравнять шансы.
С небрежным изяществом Яньло сел на стул, еще и сложил руки на груди.
– Делай, как я! – рявкнул Маса по-японски и бросился к двери. Нарисовал на ней иероглиф «оцу» – сезам отворился.