Пятнадцать псов - Андре Алексис. Страница 21

– Что это такое? – спросил Бенджи по-английски.

Словно привыкший к разговорам с псами, старик как ни в чем ни бывало ответил:

– Печенье. Говорят, собаки их любят. Ты не хочешь?

Еще раз принюхавшись, Бенджи решил, что старик не соврал: это была еда. Он взял печенье из рук мужчины, разгрыз его и наконец позволил себе насладиться этим воистину незабываемым лакомством.

– Спасибо, – поблагодарил бигль.

Старик опустил его на землю и рассеянно потрепал по загривку.

– Пожалуйста, – ответил он. – Рад, что тебе понравилось. А сейчас я должен идти, Бенджи. Еще увидимся.

Через мгновение Бенджи понял, что старик использовал его секретное имя. Он что, его знал? Пес посмотрел, куда ушел мужчина, и почти инстинктивно последовал за ним. Это оказалось не так-то просто, как вообще-то должно быть. По опыту Бенджи, двуногие, которые пахли так же, как этот старик – то есть, шерстью, сладковатой мочой, потом и каким-то неподдающимся описанию разложением, – двигались медленнее, чем остальные. Но не этот мужчина. Этот шагал быстро. К тому же на Ронсесвейлз было оживленно. Бенджи подстерегало множество препятствий: женщины с колясками, другие собаки, и – хуже всего – праздные зеваки, которых всегда лучше опасаться – они либо наступят на тебя, либо выдавят с дороги. А почтовые ящики, фонари, мусорные баки, телефонные столбы, запахи кислого молока и жареного цыпленка из супермаркета, малинового варенья из пекарни, колбасы и сыры из лавочек вдоль улицы… Столько всего отвлекало внимание, буквально молило остановиться и обнюхать! Поспевать за стариком было той еще задачкой. И тем не менее, Бенджи от него не отставал, не упуская из виду пепельно-серые штаны мужчины.

Старик – Зевс в смертном обличье – прошел на юг до конца Ронсесвейлз, пересек улицу по диагонали и сел в подошедший трамвай. Забыв осторожность, Бенджи последовал за ним и запрыгнул в трамвай в тот момент, когда двери уже закрывались. Он легко нашел старика – тот сидел в самом конце – пес привстал на задние лапы, положив передние мужчине на колено. Тот, нимало не удивившись, помог биглю взобраться на сиденье у окна.

Бенджи одолевали смешанные чувства. Он не привык к трамваям, их движение и шум приводили его в замешательство. (Последний раз он ездил на трамвае много лет назад со своей хозяйкой, и та поездка ему совсем не понравилась.) Но сейчас рядом с ним был старик: необычное соседство, но вроде бы весьма доброжелательное, а если Бенджи что и знал, так это то, что на доброте можно сыграть. К тому же окно чуть-чуть, но все же отвлекало его от тревожных мыслей. Оно было приоткрыто так, что он мог высунуть морду и вобрать в себя разнообразные запахи Квин-стрит: от затхлости Паркдейла – мимо моста, воняющего так, словно он был сделан из голубиного дерьма, мимо травы и пропитанных мочой столбов, мимо бутиков, пахнущих пылью, духами, новыми тканями, – обратно в старые кварталы, к сумахам и кленам, к вечно манящему озеру с ароматами земли и рыбы. Все это опьяняло настолько, что очнулся Бенджи только в Лесливилле и понял: старика рядом больше нет, он исчез бог знает когда.

Хотя трамвай не был забит битком, кто-то, должно быть, пожаловался на присутствие Бенджи, потому что на Вудбайне, сразу за местом, пропахшим человеческим дерьмом (интересный, сложный запах, но с примесью чего-то, что напомнило биглю о саде смерти), к нему подошел водитель трамвая.

– Чья это собака? – спросил он у пассажиров.

Тон его дружелюбным не был.

Бенджи спрыгнул с сиденья прежде, чем водитель успел его схватить. Он ринулся к распахнутым дверям и скатился по ступенькам вниз прямо в новую, по сути, страну: неизвестную, немного пугающую. Миновав заправку, он двинулся на юг, инстинктивно направляясь к озеру.

Вскоре он дошел до пляжа. Деревья все еще стояли голые, но на них уже показались готовые проклюнуться лимонно-зеленые почки. В это время года особенно ни одна собака не могла с собой совладать: очень хотелось кусаться. Как будто у зубов существовали собственные желания. Подобрав гибкую, крепкую ветку, Бенджи бесцельно потрусил вдоль берега по холодному и жесткому песку.

Из пятнадцати псов, в чьи судьбы вмешался Аполлон, Бенджи лучше всех адаптировался к новому образу мышления. От природы эгоистичный, он использовал интеллект почти исключительно для удовлетворения своих желаний, потребностей и прихотей. Его нечасто беспокоили бессмысленные рассуждения. Но порой его разум словно обретал самостоятельность. Теперь, например, глядя на простирающуюся водную гладь, Бенджи недоумевал: зачем она здесь? Почему эта голубоватая не-земля должна тут быть? И где она заканчивается?

Эти мысли напомнили ему об исчезнувшем псе:

Шуршит листва, как будто мыши,

И птицы роются в земле.

Гниение деревьев – верный признак:

Зима, кстати, уже не за горами.

Но очень скоро Бенджи переключился на другие, более важные мысли. Что он будет есть и где будет ночевать? Если люди здесь (рядом с этой полосой бесконечной воды) хоть сколько-нибудь были похожи на живущих около Хай-парка, он бы обязательно нашел кого-нибудь, кто позаботится о нем. Закусив ветку покрепче, бигль продолжил путь вдоль пляжа, направляясь на восток.

Довольный, Бенджи был слишком рассеян, чтобы заметить осторожно приближавшуюся дворнягу. К тому моменту, как он увидел собаку, – и его захлестнула паника, потому что он не мог сразу понять ее намерений, – дворняга уже напрыгивала на него, обнюхивая ему анус и гениталии, заходясь лаем, как будто вот-вот умрет от удовольствия.

– Ты тот маленький пес из моей стаи! – воскликнула дворняжка, безумно виляя хвостом.

По этим словам, произнесенным на языке, который мог понять только кто-то из пятнадцати псов, Бенджи узнал исчезнувшего товарища. Так и есть, это был Принц. («Как непредсказуема жизнь, – подумал Бенджи. – Я как раз его вспоминал».)

– Пропавший пес, где ты был? – спросил Бенджи.

– Он помнит! – заревел Принц. – Ты помнишь наш язык!

От радости, которую он был не в силах выразить словами, Принц забегал вокруг бигля кругами, высунув язык. Он как будто гнался за восторгом, который его же и подпитывал. Бенджи, конечно, понимал, что значила эта беготня, но восторгов Принца не разделял. У него за плечами было плохо кончившееся сожительство с Мэжнуном, а до этого – со стаей, которую он убил. Тот факт, что Принц принадлежал к этой почти вымершей компании, Бенджи совсем не радовал.

– Пес, – сказал он, – хватит бегать.

– Я так долго был в изгнании, – воскликнул Принц, – думал, что уже позабыл наш язык.

– Наш язык не важен, – заметил Бенджи. – Знание человеческого языка – вот что имеет значение.

– Человеческого языка? – переспросил Принц. – Да это же просто шум. Ты на нем говоришь?

– Да. Могу научить тебя тому, что знаю сам, если хочешь.

– Ну разве что пару слов, если настаиваешь, – без особого энтузиазма ответил Принц.

Бенджи подошел к озеру, вдыхая его запах. Какой смысл учить дворнягу, подумал он, если пес так цеплялся за свое невежество.

– Где ты был? – спросил бигль.

Принц много где побывал с тех пор, как они виделись последний раз, но ни одно из этих мест не обрело для него того значения, как роща в Хай-парке, из которой он сбежал, – дом его стаи.

– Что случилось с остальными псами? – спросил Принц.

Без особых эмоций Бенджи выдал ему сильно урезанную версию произошедшего. Все остальные мертвы, сообщил он, отравлены неизвестной рукой. Сам он чудом спасся. Вот в такой форме – жесткой, без упоминания здравствующего Мэжнуна – Принц узнал об исчезновении стаи.

О, каково это было за считаные мгновения пережить целую гамму чувств – от радости до отчаяния! Принц сел и застонал. Исторгаемые им звуки были таким безудержным выражением горя, что даже люди вдалеке остановились, прислушиваясь.