Сломленные - Коул Мартина. Страница 60
Дэвид молча плакал в темной кухне, когда услышал, что отец поворачивает ключ в замке.
Глава 7
Никогда в жизни Дженни не чувствовала себя более глупо.
Когда они постучались в дверь Кэти Коллинз, та открыла им, держа дочь на руках. Девочка была без штанишек, в одной рубашонке, полусонная. Кэти посмотрела на Дженни с таким видом, словно видеть полицию на пороге своего дома ей отродясь не доводилось.
Она вежливо улыбнулась:
— Чем могу помочь?
Позади нее возник мужчина — высокий, крепкого телосложения, лощеный и ухоженный до того, что напоминал манекен в витрине. Одни лишь его глаза, темно-карие, почти черные, казались по-настоящему живыми, и у Дженни возникло ощущение, будто он видит ее насквозь.
— Простите, как ваше имя? — спросила она твердо.
Он улыбнулся:
— А ордер у вас есть?
Дженни смерила его взглядом:
— Считаете, он мне нужен?
Он широко улыбнулся:
— Да, если хотите сюда войти.
— К нам поступил рапорт по поводу ребенка, Ребекки Коллинз.
— Вот Ребекка, она как раз засыпает, — продолжая улыбаться, сказал мужчина. — Ребенок гостил у подруги, что тут такого? Или это теперь запрещено законом?
Дженни не могла ничего возразить. Девочка дома, жива-здорова и собирается поспать после обеда.
— Штучки этого старого козла Бейтмана! — взвизгнула Кэти, и ребенок вздрогнул от страха. — Чертов придурок, вечно сует нос в чужие дела…
Мужчина мягко отстранил ее от двери. — Пойдем, Кэти. Успокойся, дорогая, ничего страшного не случилось. — Он оглянулся на Дженни: — Если у вас все, офицер, то доброго вам пути.
Дженни кивнула, затем любезно осведомилась:
— Так как, вы сказали, вас зовут?
Перед тем как ответить, мужчина мгновение смотрел ей прямо в глаза.
— Я ничего не говорил.
И он захлопнул дверь перед ее носом.
Дженни еще долго пыталась прийти в себя от унижения. Она покажет Бейтману, он у нее получит. Как будто им без этого работы мало. Ее оскорбили, над ней посмеялись, и все из-за Роберта.
Она кипятилась всю дорогу обратно до участка.
Хотела бы она знать, кто этот гость Кэти Коллинз. Все выглядело очень подозрительно. Возможно, ситуация вовсе не такая безобидная, как пытаются показать Кэти и ее дружок.
— Стало быть, ты не собираешься нам сказать, кто за всем этим стоит, Джереми?
Заключенный затравленно смотрел на Кейт. Голдинг громко произнес:
— И зовут его Никак, и сам он Никто, так, что ли?
Кейт видела, что Джереми не сводит с нее умоляющих глаз.
— Выйдите, — приказала она офицеру.
Голдинг подчинился, даже не пытаясь возразить. Все в последнее время беспрекословно подчинялись Кейт. Она знала, что это благодаря происшедшим в ней переменам. Переменам, которые она не могла да и не хотела остановить. Если бы она не изменилась, к этому времени она бы уже наверняка сошла с ума.
Они остались вдвоем, и она села напротив Джереми Бленкли. Он весь дрожал, и на какой-то момент в глубине души она ощутила жалость. Почему он стал извращенцем? В какой момент он решил, что дети привлекательнее взрослых женщин? Ведь его даже не девочки интересовали, он предпочитал совсем маленьких детей, младенцев в ползунках и пеленках.
Перед Кейт сидело живое воплощение ночного кошмара всех родителей — извращенец, чудовище, педофил. Но если посмотреть на него сейчас, на эти жалкие руины человека, где та власть, которую он когда-то имел над другими? Он выглядел приниженно и жалко, как побитая собака.
— Джереми, те, кого ты прикрываешь, в конце концов будут пойманы независимо от того, выдашь ты их или нет. Если тебе не все равно, что случится с тобой, когда ты сядешь за решетку — а тебе действительно следует этого бояться, — ты должен подумать, как помочь самому себе. В противном случае я распоряжусь о твоем переводе в общую камеру. Можешь мне поверить: если не заговоришь, окажешься там сегодня же.
Кейт сделала паузу, давая ему до конца уяснить смысл ее слов.
Джереми плаксиво пробубнил:
— Вы говорили, что не станете заключать со мной никаких сделок…
— А я и не заключаю с тобой сделку, я предлагаю тебе защиту, в которой ты отчаянно нуждаешься. Я предложила бы ее любому на твоем месте в обмен на информацию. Чего я никогда тебе не предложу, так это обещания скостить срок. Это было бы против всех человеческих законов. Ты получишь максимальный срок — тут даже обсуждать нечего. Но мы можем обсудить, в каких условиях ты будешь его отбывать. И поверь: у меня длинные руки, Джереми.
Кейт видела, как мучительно Бленкли борется с самим собой, но страх в конце концов победил. Джереми грустно покачал головой:
— Мне нечего вам больше сказать.
Ее лицо посуровело:
— В таком случае готовься к отправке в самую ужасную тюрьму, какую ты только можешь себе представить. И да поможет тебе Бог! Кем бы ни был тот, кого ты так боишься, он покажется тебе добреньким Санта-Клаусом после одной недели, проведенной там.
Она вышла из комнаты, и стук ее каблуков по бетонному полу заглушал всхлипывания Джереми Бленкли.
Пока шла подготовка к операции, Грейс и Виолетта сохраняли молчание. Когда санитар вывез Патрика из палаты, обе вытащили четки и принялись усердно молиться.
Эвелин бесстрастно наблюдала за сестрами. С тех пор как убрали аппарат искусственного дыхания и Патрик смог дышать самостоятельно, все находились в приподнятом настроении. Сейчас же их оптимизм уменьшался по мере того, как они осознавали всю сложность предстоящей операции.
Патрика увезли прямо на кровати, и теперь маленькая боковая палата выглядела странно без постели и тех приборов, которые ее обычно окружали.
Эвелин направилась к телефону, расположенному в конце отделения, чтобы сообщить новости Кейт. Она знала — дочь страшно волнуется, но каков бы ни был исход операции, он по крайней мере избавит всех от состояния мучительной неопределенности.
В глубине души Эвелин считала, что если Патрику суждено потерять способность говорить или самому себя обслуживать, то пусть уж лучше милосердная смерть заберет его прямо на операционном столе. Такой человек, как Патрик Келли, столько переживший в прошлом, не должен влачить жалкое растительное существование.
Дойдя до телефона, Эвелин почувствовала, как кто-то тронул ее за плечо. Это оказалась Грейс. Женщины смерили друг друга взглядами, как боксеры на ринге.
— Можете сказать своей дочери, что, если бы ей действительно было до него дело, она находилась бы с ним сейчас, когда он больше всего в ней нуждается.
Эвелин грубо оттолкнула ее руку:
— Он сейчас нуждается не в ней, а в своей матери, а его мать — это вы, если я правильно понимаю. Так что перестаньте вести себя как глупенькая школьница. Ступайте и дежурьте у постели своего сына.
Губы Грейс сжались и побледнели, и Эвелин на долю секунды пожалела о своих словах.
— Это всего лишь давняя сплетня, но меня нисколько не удивляет, что я слышу ее от вас. Патрик — моя плоть и кровь, и неважно, брат он мне или сын. Мне плевать, чего вы там наслушались. Правды вам никогда не узнать. Это мое дело, и никого оно не касается.
Эвелин не ответила, и Грейс пошла прочь с напряженно выпрямленной спиной.
Грейс, возможно, и стерва, но ей сейчас очень тяжело. Эвелин со стыдом признала, что следовало сделать на это скидку. Она чуть не плакала, когда взяла трубку телефона.
Джереми Бленкли отправили в тюрьму, и Кейт собралась наконец съездить в больницу. После разговора с Бленкли она находилась в подавленном состоянии, чувствовала себя невероятно одинокой, оторванной от действительности. Ей казалось, будто ко всему, что происходит вокруг, она не имеет никакого отношения.
Она смогла выдавить из себя улыбку, когда Голдинг пустился в долгие объяснения по поводу утраты каких-то записей, и даже обнаружила, что кивает, слушая Лейлу, хотя и не понимает ни единого слова.