Сломленные - Коул Мартина. Страница 61

Из участка она поехала домой, пытаясь заставить себя сосредоточиться на управлении автомобилем. Дома она автоматически переоделась и накрасилась, а когда наконец посмотрела на себя в зеркало, то увидела лицо какой-то незнакомой женщины, бледное и вытянутое, с испуганными глазами.

Она стояла в прихожей в своем красном костюме с короткой юбкой. Патрику всегда нравился этот костюм. Она надевала его незадолго до их разрыва, на вечеринку по поводу помолвки друзей. Внимательнее посмотрев в зеркало, Кейт подкрасила красной помадой губы и поправила прическу.

Она понимала, что никогда не переставала любить Патрика. Даже если бы он изменил ей пятьдесят раз, она продолжала бы его любить. И если им больше не суждено быть вместе, она все равно будет любить его.

Если он переживет операцию и скажет ей, что больше не хочет ее видеть, она каждый день будет благодарить Бога хотя бы за то, что дышит с ним одним воздухом.

Теперь Кейт не волновали его прегрешения. Даже убийство Томми Броутона ее не трогало. Ей хотелось еще хоть раз увидеть, как Патрик улыбается. Она хотела, чтобы он вернулся в этот мир, даже если к ней он и не вернется.

Выйдя из дома, Кейт с силой захлопнула за собой дверь, будто оставляя за ней часть своей жизни. Она села в машину, выключила радио и телефон и поехала в больницу в пронзительной, звенящей тишине.

Перед ее глазами стояло лицо Патрика. Снова видеть, как он улыбается ей, стало бы для нее высшей наградой за все, чем она пожертвовала, за все те принципы, которые она нарушила ради спасения Патрика Келли.

Дэйв Голдинг заглянул в кухню и неверными шагами, борясь с тошнотой, вышел в садик позади дома.

На обеденном столе в кухне лежало тело мужчины. Голдинг знал, что это мужчина, поскольку в полицию позвонил некто, назвавшийся Дэвидом Рейли, и сказал, что убил своего отца. Но Голдинг никак не ожидал увидеть человека, изуродованного до такой степени. Было невозможно определить, молодой он или старый, мужчина или женщина.

Дэвид Рейли вышел вслед за Голдингом в садик и несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь прийти в себя. Остальные полицейские остались ждать снаружи, так как Дэвид заявил, что хочет сначала поговорить с инспектором с глазу на глаз. Сейчас Голдинг думал, не ошибся ли он, согласившись остаться с убийцей наедине.

Голдинг кое-как справился с тошнотой и, вернувшись на кухню, принялся фотографировать залитый кровью пол и стены, покрытые пятнами уже засохшей крови. Казалось, в кухне взорвалась канистра с красной краской.

Дэвид вошел в кухню вслед за ним и жестом показал на липкий от крови конверт.

— Посмотрите на это, — прохрипел он. — Я нашел их в его комнате. Он был настоящим чудовищем, мой собственный отец, черт его побери.

Когда Голдинг принялся просматривать фотографии, тело на столе издало громкий стон. Оба мужчины вздрогнули. Голдинг был поражен, увидев, как на изуродованном лице открываются заплывшие, налитые кровью глаза.

Подбежав к входной двери, детектив крикнул:

— Вызовите «скорую», и побыстрее!

Все вокруг засуетились. Оставался неподвижным только Дэвид Рейли. Он смотрел на своего отца, будто видел его впервые и никак не мог взять в толк, как этот человек оказался на столе в его кухне.

Под столом лежал ржавый сломанный велосипедный насос, тоже весь в крови. Заметив его, Дэвид вспомнил, как однажды на Рождество отец протянул ему этот самый насос и сказал, что велосипед, прилагающийся к нему, настоящий спортивный велосипед, ждет его в гараже.

Он не мог поверить, что тот добрый, великодушный человек и есть животное, в которое, как он теперь знал, превратился его отец. Дэвид попытался схватить насос, но Голдинг выволок его из кухни. Обняв юношу за плечи, он мягко сказал:

— Мы прекрасно понимаем, почему вы это сделали. А теперь вы расскажете нам все, что знаете, договорились?

Дэвид кивнул. Он выглядел совершенно ошарашенным, но уже обрел способность реагировать на происходящее вокруг.

Когда Голдинг снова взял фотографии, то почувствовал сильное волнение. Еще одно звено в цепи. Возможно, тот самый шанс, который так им нужен, чтобы засадить всю банду этих скотов. От нахлынувшего охотничьего азарта Голдинга затрясло.

Когда приехала «скорая», полицейские провели медиков в дом. Никто из полицейских даже и не пытался помочь пострадавшему до приезда врачей, хотя все они, конечно, прошли курс оказания первой помощи. Однако никто не хотел даже прикасаться к жертве — настолько сильно было отвращение к человеку, который, как полицейские уже знали, растлевал детей. Зато Рейли-младшего Голдинг и его коллеги считали героем, хотя и не стали бы заявлять об этом вслух.

В машине Голдинг сказал парню:

— Если хочешь, можешь курить, приятель.

Дэвид слабо улыбнулся:

— Спасибо.

— Доберемся до участка, угостим тебя чашечкой чая.

Дэвид снова улыбнулся, они помолчали немного, затем юноша с трудом произнес:

— Он был хорошим отцом.

Никто ему не ответил.

Дженни порадовали последние события — словно после всех трудов их команды какая-то высшая сила решила наконец дать им шанс.

Дэвид Рейли сидел в камере с большой кружкой чая и пачкой сигарет, рассматривая исписанные стены. Одна из надписей гласила: «Убивай скотов», и его взгляд снова и снова возвращался к этому жуткому лозунгу.

Когда вошла Дженни, парень вопросительно взглянул на нее:

— Он умер?

Она покачала головой:

— Нет. Но вы чуть не убили его, если вам от этого легче.

Он промолчал.

— Как вы узнали?

Дэвид ответил устало:

— Спросите Наташу Линтен из района муниципальных домов. Эти дети на фотографиях… Там есть и ее дети.

Дженни кивнула:

— Хорошо. Сейчас с вами поговорит дежурный врач. Мы должны знать состояние вашего здоровья.

Он спросил:

— Как мой… Как Билли?

Он не мог заставить себя произнести слово «отец».

— Будет жить.

Дэвид пожал плечами и хлебнул чая.

— Я знаю, что должен был прикончить ублюдка, — сказал он безжизненным голосом. — Но, полагаю, живой он принесет вам больше пользы, так?

— Да, разумеется.

— Какое обвинение мне предъявят?

Дженни положила руку юноше на плечо и мягко произнесла:

— Давайте не будем торопиться, ладно? Вы испытали сильный шок, приятель, и вам нужно прийти в себя после всего, что произошло. Ничего не рассказывайте, пока не переговорите с хорошим адвокатом. Могу порекомендовать кого-нибудь конкретно, если не хотите дежурного адвоката.

— Спасибо.

Когда она застучала в дверь, чтобы ее выпустили, он сказал оживившимся голосом:

— Его ведь посадят, правда? Я хочу сказать — посадят надолго? Он ведь получит, что заслужил?

— Если все будет по-нашему, многим из них долго не видать свободы.

Дэвид успокоенно кивнул и закурил еще одну сигарету.

Наташа Линтен перепугалась не на шутку.

Роберт Бейтман сообщил ей, что на лестнице ждет полиция и собирается ее арестовать за жестокое обращение с детьми, преступную халатность и разрешение использовать детей для производства порнографической продукции.

Роберт, ее главная опора, которому она звонила, когда у нее возникали проблемы, который выслушивал все ее жалобы и всегда находил для нее немного денег, если она оказывалась на мели, смотрел на нее сейчас словно на грязь, прилипшую к его ботинку.

— Как ты могла подумать, что тебе сойдут с рук все твои художества? Так обращаться с этими прекрасными детьми, позволять взрослым мужчинам и женщинам использовать их…

Она закрыла уши руками:

— Прекрати, прошу тебя. Я только одалживала детей на время. Я и не подозревала, что с ними делают какие-то гадости. Пожалуйста, Роберту ты должен мне помочь! Поверь мне, я больше никогда не обижу детей.

Он нетерпеливо оттолкнул ее.

— Прибереги обещания для полиции. Мне ты уже можешь ничего не говорить.