Красавица для миллиардера (СИ) - Гаур Нана. Страница 39

— Ой! — охает Танька. — Александр Сергеевич пошёл. Что, сюда смотрел? Так обед только начался.

— Мы имеем законный час отдыха, — говорю я, переводя взгляд на салат в тарелке. Плевать на Грушевского. Плевать на его недовольство. Плевать на всё. Не собираюсь дрожать и прогибаться только потому, что он не может удержать свой член в штанах.

Я решительно накалываю на вилку салат. Вот так, да!

— О, я возьму булочку, — бормочет Танька. — Может, сегодня придется задержаться.

— Я не смогу, — сразу предупреждаю.

Таня подозрительно косится на меня:

— Что-то случилось?

Слава богу, ничего серьёзного. Даже пришло сообщение из клиники, что у Кирюшки хорошее настроение и пришлись по нраву принесенные мною игры. Завтра надо выкроить время и приехать к нему, соскучился уже мой малыш.

Думаю, с Архипом получится договорится. Он уже показал своим поведением, что не относится к тем, на кого нельзя опереться.

Мы заканчиваем обед и выходим из кафе. Работа снова поглощает с головой. Где-то через час мне звонит Архип. Он однозначно в хорошем настроении. Говорит бодро, немного журит за то, что ускакала на работу, не предупредив его. Но в то же время дает понять, что всё прекрасно понимает. Я невольно улыбаюсь. Все же какой он у меня замечательный. Наверное, самый прекрасный мужчина, которого удалось встретить на своём жизненном.

— Я за тобой заеду, — произносит он тоном, не терпящим возражений.

Я снова улыбаюсь.

— Эй, Алиса, чего молчишь?

— Не молчу, кажется, просто то, что у меня в голове, нельзя озвучивать.

— Слишком неприлично?

— О да.

Начинаю даже смеяться, потому что Архип прав. Если начать описывать все то, что мысленным взором выстраивается в воображении, то… ох. Можно написать целый эротический роман. Но, если произнесу вслух хоть фразу, то тут соберется целая толпа коллег, которые будут жадно внимать и требовать продолжение. А я не готова на такие приключения. Ибо не хватало ещё!

— Хорошо, договорились, детка, — прощается Архип. — До встречи.

— До встречи, — словно в хмелю отвечаю я.

Мы с Танькой пашем как лошади, потому что внезапно работы столько, что не продохнуть. Никогда не было такого! Это же надо, сразу несколько человек увольняется, но их место уже стоят кандидаты. Потом надо отвезти отчеты, служебную машину практически невозможно выцепить, Танька матерится, как заядлый производственник и ни капли не краснеет.

— Не думал, что вы, Татьяна, настолько виртуозно владеете русским матерным, — слышим мы голос Грушевского.

Вздрагиваем от неожиданности обе. И резко поворачиваем головы в сторону двери. Начальник стоит в дверях, оперевшись на косяк. Руки сложены на груди, в глазах ирония и такая легкая насмешка. Не злая, кстати, скорее очень ленивая.

Танька резко умолкает и краснеет как помидор.

— Простите, Александр Сергеевич, накопилось. Сегодня день просто ужас. Людмила Николаевна на больничном, мы тут с Алисой как две задорных козы.

Грушевский медленно переводит на меня взгляд. По нему ничего невозможно прочесть, но по моему позвоночнику пробегают ледяные мурашки. Сейчас ничего, но обязательно будет что-то такое, что заставит меня занервничать или того хуже — сбежать.

— Что вы, Таня, вы с Алисой прекрасные лани, грациозные и молодые. Не стоит сравнивать себя с козами, которые, безусловно, хороши, но для таких нимф, как вы, не подходят по форме.

Танька хихикает, а вот мне совсем не до смеха.

Я только шумно выдыхаю и незаметно для остальных сжимаю под столом кулаки. Уходи, уходи отсюда, вали по своим делам. Не мешай нам доделать этот дурацкий объём работы, от которого закипают мозги.

Он что-то обсуждает с Таней, а потом поворачивается ко мне и вскользь бросает:

— Алиса, перед уходом с работы зайдешь ко мне.

Я понимаю, что ничем хорошим это не закончится, но могу только пролепетать:

— Да, Александр Сергеевич.

53

Остаток дня пролетает так же хлопотно, но я всё это время как на иголках. И перед тем, как собираться домой, сижу как на иголках, понимая, что сбежать не получится. Если не зайду, то завтра утро начнется совсем не так, как хотелось бы. Там уж скандала не избежать.

Я тихонько вздыхаю.

Таня косится на меня, даже прекращает красить губы вишневой помадой и отодвигает зеркальце.

— Алис, не хочешь идти к шефу?

— Не очень, — признаюсь я, понимая, что не стану рассказывать, почему.

— Хочешь, я с тобой пойду?

Я невольно улыбаюсь коллеге и подруге. Хочу, конечно. А ещё лучше, если пойдешь ты, а я постою в коридоре. Тебе он точно ничего не сделает, ты замужем.

Но вслух, разумеется, ничего подобного не говорю. Таня не виновата, что Грушевский распускает руки на всё, что в его вкусе. И не виновата, что Архип решил за меня заступиться. Поэтому тут разбираться только мне одной.

— Нет, — качаю головой. — Иди, Тань, тебя уже Миша ждёт.

Коллега подозрительно смотрит на меня, явно чует неладное, но не может найти подходящие слова. Поэтому быстро убирает в сумочку помаду и зеркальце, поправляет волосы и выходит из кабинета.

— Держись, в обиду себя не давай, — напутствует она перед выходом. — Если что, то звони мне. Я возьму батино охотничье ружье и примчусь.

С моих губ всё же срывается смешок. Вот молодец! Если наша Николаевна надумает уходить, то из Таньки получится прекрасная замена, боевая и деловая.

Она подмигивает и выходит. Я остаюсь одна. Некоторое время бездумно смотрю на мигающий красным огонёк монитора, медленно провожу пальцем, выключая сенсорную кнопку и со вздохом встаю. Перед смертью не надышишься. Поэтому надо вставать и идти. Не прибьёт же он меня. Надеюсь…

Я беру сумку, проверяю, всё ли в порядке перед уходом, запираю дверь на ключ и направляюсь в кабинет начальника.

В приёмной одиноко и тихо, потому что секретарь ушла домой. И правильно, так даже к лучшему. Подхожу к внушительным дверям из тёмного дерева и стучу, а потом осторожно вхожу. Раз уж сказал, что ждёт, что нет смысла топтаться у дверей.

Грушевский сидит за компьютером, блики от монитора отражаются в узеньких очках, которые он носит, когда работает с техникой. Зрение бережёт, сволочь.

— Добрый вечер, Александр Сергеевич, — произношу я, искренне надеясь, что голос предательски не дрожит.

Он молчит, продолжает щёлкать что— то на клавиатуре. Я начинаю нервничать. Знаю это дурацкое чувство и состояние, когда собеседник взял паузу и нарочно молчит, испытывая твоё терпение.

Только не поддаваться и не вестись на эту вопиющую провокацию. Но я… черт, я не железная.

Грушевский наконец-то поднимает на меня взгляд, смотрит поверх прозрачных прямоугольных стёкол.

— Хорошо, что зашла, Алиса, — произносит таким тоном, что мне не по себе.

— Я слушаю вас, Александр Сергеевич, — произношу по возможности холодно и спокойно.

Он откидывается на спинку кресла, я отмечаю, что на его холёном лице практически нет следов после драки с Архипом. Так хорошо подлечили? Занятно, однако.

— Что ж… Хорошо, что слушаешь. Как давно ты на два фронта, Алиса?

Вопрос ставит меня в тупик, я растерянно смотрю на него, не понимая, в чем речь.

— Какие два фронта? Что вы имеете в виду?

От улыбки Грушевского хочется выскочить из кабинета и бегом домчаться до окраины города. Настолько она холодная и страшная.

— Ну как же, — невинно произносит он и медленно поднимается из кресла. — Ходишь тут, улыбаешься, вертишь своей очаровательной задницей, совращая меня. А на самом деле у тебя уже кто— то есть.

Грушевский приближается ко мне, я отступаю до тех пор, пока не упираюсь спиной в стену. Во рту пересохло от страха — настолько люто выглядит начальник. Пусть он в деловом костюме и безукоризненно говорит, но я чувствую, что меня загоняет в клетку дикий зверь, от которого ещё никто не спасался.

— Вы что— то путаете, Александр Сергеевич, — с трудом говорю я. — Никого и не думала совращать. И постоянно вам твержу, что надо переключить своё внимание на кого— то другого, но вы не слушали.