Лога - Голубков Михаил Дмитриевич. Страница 23

В самой развилке Одноухий видел трещины и проломы в коре березы, там он сделает лаз, там он будет попадать на поверхность, наведываться к лосиной туше.

— Ах ты поганец такой! Чего удумал... по капканам шарить! — ходил вокруг дуплянки Игнатий. Разглядывал, низко нагибаясь, следы. Следы отчетливые, ясные, хоть и припорошенные. Как на бумаге выведенные следы. Ларька побывал, Ларька. Некому тут больше пакостить, кроме него.

А он-то все удивлялся: почему у него лыжня нынче такая крепкая? И снег вроде в эту зиму выпадает изрядно, и вьюги иногда задувают, и в лес он выбирается от случая к случаю, а лыжне ничего не делается. Но других примет, что кто-то еще по ней бегает, не было.

Куница в капкан попала большая, сильная, вон как в дуплянке все разворочено и изгрызено. Да и след крупный, самца. Старый, должно быть, кунь угодил. И Ларька застал его живым, иначе зачем парню понадобилось откручивать капкан вместе с проволокой. Дужки капкана, видимо, невысоко захватили лапу куню, не перебили главную кость, не то бы он быстро выбился из сил и замерз. А так отсиделся как на цепи, дождался парня.

Открутил Ларька проволоку — и, конечно, не знает, что с кунем делать, как утихомирить зверька. На это ведь тоже решиться надо. И руки, и ноги, и все, поди, тряслось. Одно дело поймать куницу, другое — добить, если она еще живая. Тут твердая рука требуется. Потверже, пожалуй, чем при стрельбе из ружья.

Кунь и поцарапать, и покусать может, коль неумело снимаешь. Когти и зубы у него вострющие, чуть зазеваешься — живо вопьется.

Заметив под легкой, тонкой порошей какие-то темные пятна, Игнатий смахнул верхний слой снега рукавицей. Так и есть, вцепился кунь Ларьке куда-то, показал свои зубы и когти — вон сколько крови везде. Поделом тебе, поделом, дуралей. Будешь знать, как шкодить, как зариться на чужое.

Господи! Что это?.. Выпустил ведь, выпустил куня!.. Так, паря, та‑ак... Нарочно он, что ли? Все небось со мной рассчитывается?.. Вот здесь кунь прыгнул от него на дерево. Там вон, подальше, сорвался вниз — много ли с капканом по веткам набегаешь... Вот газетный самодельный пыж: пальнул парень в куня... Какой там нарочно — по глупости выпустил. Откуда у Ларьки ружье, где достал припасы?.. Так и есть, не попал, конечно. Смазал, балда безрукая. В лог, через речку утянула куница.

Ну, обормот! Ну, паразит чертов! Ни себе, выходит, ни людям. Даже по следу не побежал, гаденыш. Пропадет ведь ни за что ни про что кунь. Заклинит где-нибудь капкан или захлестнет проволоку — и пропадет. Пускай и не захлестнет, не заклинит, одинаково с голоду подохнет. Попробуй-ка поохоться с железной пиявкой — захудалого мышонка не поймаешь.

Эх, ноги бы молодые. Добыл бы, угонял куня. Плевое дело. Гляди, какую поволоку капкан и проволока оставляют, будто кто плужком и бороной прошелся.

Ладно, хватит жалеться. Не такое в жизни терялось.

Что ж теперь за наказание Ларьке устроить? Чтоб в другой раз неповадно было.

Выпороть опять?

Матери с отчимом сказать? Без толку все. Ларька хоть убей не признается, отпираться будет. Ни по какой лыжне он не бегал, никакого капкана не видел, никакой куницы не вынимал. И чем припрешь этого шалопая к стенке? Нет, вора надо хватать за руку на месте преступления.

Ларька перестал бегать по лыжне Игнатия. Сначала он все ждал, что старик вот-вот нагрянет к нему в теплушку, разоряться опять начнет, права качать, драться полезет. Не то и домой заявится, перед матерью с отчимом растреплется. Сплетни опять по деревне пойдут: растакой, дескать, рассякой Ларька.

Ну а где у старика доказательства?

След лыжный? Так его в тот же день запорошило. Поди-ка разберись, чьи это были лыжи.

Почему рука забинтована? Можно и развязать. Смотрите, пожалуйста, сколько влезет.

Да кот поцарапал, кто... Кота разозлил не в меру. Так он и матери сказал.

Главное, на своем стоять, держаться во что бы то ни стало. Не знаем, мол, ничего, и баста. И нечего ему какую-то хреновину клеить, чушь пороть...

Путик кто-то нашел, куницу сбондили.

А при чем здесь Ларька-то? С луны, что ли, старый свалился?.. Мало ли людей шатается по лесу. И лесники, и поселковские, и охотники. Любой может обзариться...

Но прошло несколько дней, рука зажила, а Игнатий не появлялся, никак не давал о себе знать. Неужто пронесло, неужто не заподозрил? Неужто на кого-то другого подумал?.. Так, наверное, и есть, иначе бы Игнатий обязательно приперся. Искал бы куницу, не попустился бы.

Или он в следах не разобрался? Погоди-погоди, тут и гадать лишне — разобрался, непременно разобрался. Зря он, что ли, всю жизнь по лесу бегает.

Тогда, может, хитрит старик? Может, подкараулить надеется, с поличными, как говорится, поймать?.. Фигушки! Выкуси! Ларька в лес сейчас и не подумает соваться, заметив свежий след охотника.

Игнатию можно, конечно, попасть на лыжню и не с дороги, напрямик как-нибудь выйти, лесом, просеками, но старик едва ли на это решится, силенок мерить глубокий снег не хватит, он и по твердой-то лыжне едва, поди, ноги переставляет.

Караулить Ларьку у высоковольтки — тоже пустая затея. Если Ларька и возобновит пробежки, то до конца путика он доходить не будет, а будет поворачивать загодя обратно. И вообще надо быть теперь в лесу крайне осторожным, посматривать в оба. В случае чего, дать деру. Где Игнатию угнаться за ним.

И, выждав еще немного, Ларька наконец насмелился и вновь проверил капканы. Втянулся уже, что карманник отпетый, азарт распирает.

На лыжне никаких изменений. Старик не убрал, не переставил ни одного капкана. Только приманки кое-где заменил, подвесил свежие, вместо вымерзших и потерявших запах. Да там, где попалась куница, Игнатий подправил дуплянку и насторожил новый капкан.

А еще Ларька заметил — старик стал чаще ходить по лыжне. На здоровье, пускай ходит. И Ларька ходить будет. Кто кого опередит, кто удачливей окажется.

Сколько уже лет охотится Игнатий, сколько куниц поймал, а всегда испытывал одно и то же, когда обнаруживал, что капкан не пустой.

Радостно забилось, зачастило стариковское сердце и в этот раз. Давно уже Игнатий так не радовался.

Счастливый капкан был насторожен на наклонной жердине через рогатину. Куницу он схватил за переднюю лапу. Куница побилась-побилась, выдергивая лапу, побегала-побегала по жердине, искусав и исцарапав ве, — и прыгнула вниз, повисла на проволоке, не доставая снега. Еще побилась, совсем обессилела, да так и успокоилась, вытянулась, закоченела, свернув набок маленькую остроносую головку с ровным и плотным рядом оскаленных мелких зубов, с ввалившимися, вымерзшими глазками.

Молодая куничка, нынешняя! Невелика, но приятного темного цвета. Мех на спине высокий, с блеском, подшерсток густой, лиловый. Желтое пятно на грудке и горле яркое, сочное. Хороша, первосортная куничка! По самой высокой цене пойдет. Игнатий уже представлял, как он принесет куницу домой, даст ей отойти в тепле и оснимет помягчавшую, податливую тушку, начав с задних лап и хвоста и окончив головой. Дальше он натянет сырую шкурку на дощечку-правилку, высушит и повесит до весны, до сдачи, на гвоздь в сенцах, чтобы не пересыхала. Там мех шкурки расправится, распушится, будто оживет зверек, будто встряхнулся, передернул кожей. Приятно будет смотреть, гладить шкурку, ощущая тепло и шелковистость меха.

Но Игнатий не тронул куницу, оставил висеть на жердине. Ничего не задел он и вокруг, не натоптал лишко лыжами, ни с единой веточки снег не стряхнул. Не было у капкана Игнатия, не видел он куницу, не знает о ней. Сегодняшний след на лыжне Ларьку не испугает, совсем обнаглел парень, готов по пятам ходить за Игнатием.