Когда Черт в твоем Омуте — Дешевка (СИ) - "Grafonorojdennuy". Страница 70

— Аллег, — тихо, осторожно произнес Томми, ступая в комнату, — что-то не так?

Аллег сглотнул. Минни, повозившись, уткнулась мордочкой в его грудь и притихла. Томми, мягкой поступью подойдя к кровати, сел на нее со стороны Аллега и коснулся его ног. Погладил сквозь одеяло. Вновь заглянул ему в глаза.

— Не молчи. Пожалуйста, — попросил Томми совсем другим тоном — у Аллега от него перехватило дыхание. — Я же вижу, тебе плохо. Ты не спишь уже неделю.

— Ты… — заморгал Аллег. — Откуда ты?..

Томми неловко поджал губы, потупившись. Снова тишина, снова та же самая. Подозрение заползло в голову, как юркая склизкая змейка.

— Ты тоже не спишь, — сказал мужчина — это был не вопрос. — Уже… Сколько?

— Меньше, чем ты, — криво усмехнулся Томми. — Я работаю. Много. Порой, не успеваю днем. А порой… Просто ночью думается лучше.

— Ты работаешь над делом. — Снова утверждение. — Зачем? Я думал, оно закрыто.

— Думать это не твое, — слабо улыбнулся Томми, погладив его колени, чтобы смягчить подколку. — Не волнуйся, ты скоро все узнаешь. Может, уже этим утром. Я все тебе расскажу. Ты… — Парень бросил на него внимательный взгляд. — Ты сможешь уснуть? Или мне лечь с тобой?

Аллег прикрыл глаза. Дрожь ушла, боль во всем теле тоже. У него был великий соблазн попросить Томми… утешить его. Заставить забыться хоть немного. Но он понимал, что это тщетно — в последнее время к его желанию постоянно примешивалось стойкое отвращение к самому себе. В голове всплывала та самая ночь и… У Аллега дернулась верхняя губа. Его затошнило.

— Аллег. Ал, — Томми тронул его руку, — это все он, да? Ты все ещё переживаешь тот вечер?

Аллег сардонически усмехнулся. Ну да. Тот вечер. К горькой иронии нежданно примешался подспудный страх. Страх признания. И жажда — голодная жажда поделиться. Открыться, излить душу, разделить боль на двоих. Болезненный коктейль из отчаяния, алчности и ужаса бурлил внутри, сотрясая тело мелкой дрожью. Аллег чувствовал, что у него задрожали руки.

— Я могу вызвать доктора, — произнес его мальчик, силясь заглянуть ему в глаза. — Или мы можем сходить к Эмилю. Он подскажет специалиста.

Минни извернулась в его руках и, проснувшись, ушла на другую половину кровати. Аллег остался без ее тепла — без ее защиты.

— Я, правда, не совсем понимаю, — произнес Томми, подсаживаясь ближе. — Почему так поздно появились симптомы? Два месяца прошло. Наверное, особенность мозга какая-нибудь. Надо спросить у доктора, а то возможно…

— Я был у Феликса, — брякнул Аллег. Вот так, без предисловий, без подготовки. — У Сент-Джона. Я поговорил с ним. Недавно.

Тишина. Не такая, как прежде. Ледяная, густая, полная… чем только не полная тишина. Томми уставился на него. Его глаза стали большими, как блюдца. И загорелись, загорелись живым зеленым пламенем. Рот дрогнул. Аллег вжался в подушки — ему был очень хорошо знаком такой взгляд.

— Зачем? — тихо проговорил его мальчик. И тут же сдавленно воскликнул: — ЗАЧЕМ?! Зачем ты к нему пошел? Зачем ты с ним?.. Срань Господня!

— Я хотел узнать… — начал было Аллег, но Томми решительно его перебил.

— Что? Что ты хотел узнать? — всплеснул он руками. — Что он маньяк-психопат? Что он от тебя с ума сходит? Ну и как?! Узнал?! Полегчало?! Неужели ты не понимаешь, как это было опасно! Еб твою… — Томми тряхнул головой и продолжил с настойчивой твердостью: — Что он тебе говорил? Рассказывай. Подробно. Все до мельчайших деталей. Это… Черт бы тебя дери, Аллег! — Он снова всплеснул руками, ударив себя по бедрам. — На кой хер ты?!..

— Чтобы почувствовать, что я хоть чего-нибудь стою! — в отчаянии вскричал Аллег так, что Томми отпрянул. — Вы ничего мне не рассказываете! Я вечно один и вечно ничего не знаю! Да Господи! Откуда мне это узнать?! В газетах — одна желтушная срань! С кем мне быть?! На работе — постоянное презрение, дома — полнейшая тишина, любовник — то в больнице, то весь в делах, у него времени на меня нет! Что мне делать, а?! Вот что?!

Он умолк на мгновение, чтобы перевести дыхание. К щекам прилила кровь. Грудь горела. Томми хлопал ресницами, не спуская с него изумленного взгляда.

— Что значит, презрение? — непонимающе выпалил он.

— Я хочу быть полезным, — горько прохрипел Аллег, словно не услышав. — Да черт с этим! Хотя бы не раздражающим своей… недалекостью! Я же ничего вообще не делаю — только отвечаю на ваши чертовы вопросы и жду ваших чертовых решений. — Мужчина поднял на Томми больные глаза. — Я для тебя хуже балласта — тот хоть как-то помогает иногда, а я…

— Аллег, — Томми потянулся к нему, но мужчина отвернул голову, — глупый ты мой старичок. Ну все, прости, прости меня, я… я…

По его лицу словно прошла судорога. В одно мгновение из сострадательно-нежного оно превратилось в… замершее, напряженное. Задумчивое.

— Я… знаю, как ты можешь нам помочь, — с внезапной возникшей на лице улыбкой заявил его мальчик. — Да-а-а. Ты точно сможешь нам помочь! Правда! Только сначала, — он положил руку ему на колено и заглянул в глаза, — расскажи мне все, что сказал тебе Сент-Джон. Вот прям все-все, что помнишь. Эт очень важно, родной мой. — Томми быстренько чмокнул его руку. — Очень и очень важно.

Пересказ занял не так много времени, как Аллег ожидал — он даже охрипнуть не успел. Томми слушал его, казалось, всем телом, замерев в одной позе на краю постели и глядя пустыми глазами прямо перед собой. Темные волосы рваными прядями падали на его лицо. Когда мужчина закончил, наступила тишина. Та же, что в первый раз. Тишина-недомолвка. Тишина перед грозой, перед громом, который должен был грянуть, грянуть как следует…

Но сначала послышался только его отголосок. Тихий-тихий, слабый-слабый.

В первый миг Аллег подумал, что сдавленное хихиканье ему померещилось. Но потом оно начало становиться четче, громче. И громче, и громче, и… Переросло, наконец, в полноценный смех. Томми рассмеялся, откинув темные волосы назад. Громко, заливисто, до слез. Это был именно смех — не хохот. Чистый смех, веселый смех, смех охотника, ловко заманившего кролика под коробку и готового вот-вот дернуть за ниточку. Снисходительный смех.

Аллега он пробрал до самого нутра.

— П-п-прости, — вытирая слезы, с трудом выдавил Томми. — П-прости, прости, но… Пха-ха-ха! Это так… так… — Он упал ему на ноги, вновь рассмеявшись. Звонко, как мальчишка. — Ух-ху-ху!.. Умо-о-о-ра-а!..

— Мда? — сварливо отозвался Аллег. — И чего же тут уморительного?

— Мой милый, — проворковал Томми — и рывком оседлал его бедра. — Мой родной, милый Аллег. Ты не представляешь, как это смешно. Просто… Ух!

— Не представляю, — хмуро согласился мужчина. — Помоги мне.

— Легко. Смотри. — Мальчишка обхватил его за шею, зарывшись пальцами в мокрые волосы на затылке. — Вспомни все его слова. Все-все — особенно самые яркие про «не забудешь», «я буду тебя навещать» и прочее. Вспомни. Хорошенько вспомни. Ага?.. Отлично. А теперь вспомни любую среднестатистическую речь любого среднестатистического маньяка из любого среднестатистического фильма ужасов. М? Никаких сходств не замечаешь?

— Он говорил немного иначе, — заметил Аллег, подумав. — У него есть свое… видение. Особое мировоззрение.

— Как и у многих его киношных коллег, ага? — криво усмехнулся Томми. — Но да. Оно у него есть. Максимально прозаичное и шаблонное, но уж какое придумал. Как грится, у каждого додика своя методика. Опустим это. Даже нет, скорее посмотрим немного с другой стороны. Аллег, — его мальчик ласково улыбнулся, погладив его по щеке, — это ведь явная манипуляция. Причем, наглая. Но действенная, не так ли? — Томми склонил голову на бок, вглядываясь ему в глаза. — Знаешь почему? Потому что простая, как палка. А палка — штука действенная. Шарахает по башке, будь здоров. И тебя шарахнула, да? — Его мальчик ласково погладил его по затылку. — Не переживай ни секунды — все, что он наговорил, обойдет нас стороной.

— Ой, так ли… — печально улыбнулся Аллег, покачав головой.