Когда Черт в твоем Омуте — Дешевка (СИ) - "Grafonorojdennuy". Страница 79

Мне было хорошо. Мне было очень хорошо. Его конец был ровно таким, каким была его жизнь со мной — ярким, буйным и полным наслаждения…»

— Он был первым? — спросил Аллег Джека, когда они стояли перед входом в участок.

Старший Клайптон курил, дожидаясь, пока младший Клайптон опросит знакомых Мартина Каббла, рубахи-парня, которого любили практически все. Новость о том, что убийство официально доказано, привело их сначала в неописуемый ужас, а после и в нереальную ярость. Но нужны были детали — Томми нужны. Джек, по его словами, со всеми своими деталями справился.

— Да, был, — кивнул Джеки, выдыхая тугую струю дыма из легких. — Вы извините за это. Нервы.

— Ничего, понимаю, — отстраненно отмахнулся Аллег, наблюдая за серовато-белыми кольцами, улетающими далеко вверх. — Как это случилось?

— По-дебильному, — хмыкнул Джек. — Два патологоанатома сцепились из-за какой-то, как нам показалось тогда, херни. Мол, из-за чего мужик умер. Нет, то, что его придушили это понятно, а вот детали, детали!.. Тот, что из соседнего участка орал, что его специально довели до инфаркта — у нас тут сексуальный маньяк! Наш вопил, что все это наркотик в крови, и не в сексе дело, а этот «малообразованный фуфел» просто озабоченный на голову. Как водится, правда была где-то посередине. — Он выпустил ещё один густой дымный поток. Сплюнул и тяжело вздохнул. — Меня это тогда, помнится, не особо заинтересовало. Я слышал о деле Чарльза — друзья из соседнего округа напели. Да и газеты орали, как оглашенные. Но мне показалось это слегка неправдоподобным — ну риталин и риталин. Дальше-то что? Но, как и положено, проследил нить до заправки, где Чарльз, якобы, «того пацана» подцепил. Там пробили по камерам, потом фоторобот, потом машина, потом узнали про Ричарда, у того тоже в крови нашли эту дрянь, и он тоже, оказывается, с парнем каким-то вроде контачился и…

Лейтенант Клайптон откинул назад темные густые волосы и сплюнул горькую слюну со словами: «Вот такие дела». Аллег смотрел на него. Прирожденная полицейская ищейка. Мужчина, жаждущий докопаться до правды любой ценой. Почти точная копия брата, только красивее и жестче.

Почему же тогда с ним Аллег чувствует уверенность и спокойствие, а с Томми — волнение, оторопь и страх?

Про своего предпоследнего ухажера Феликс как-то не очень охотно хотел говорить — его пришлось немного поуламывать. В конце концов, он согласился, но рассказ вышел сумбурным и… странным. Было видно, что парню очень некомфортно все это вспоминать.

«…Анку* был странным типом. Я до сих пор не совсем его понимаю. Кажется, он был преступником. Настоящим преступником. Он занимался рэкетом, торговал наркотиками, убивал. Скорее всего, много. Не знаю, было ли «Анку» настоящим именем. Может, это псевдоним.

Он вышел на меня сам. Именно что вышел. Я тогда уже почти месяц работал в одной конторке, весьма… нелегального значения. Ему нужно было подставное лицо. Я на эту роль подходил отлично — ещё и отмазался так искусно, что меня отпустили раньше срока. Анку мной заинтересовался. Он пригласил меня к себе в клуб. Я хорошо помню нашу первую встречу.

Он сидел один, окруженный дымом кальянов и отсветами софитов танц-пола. Его фигура словно расплывалась перед глазами, казалась эфемерной, нереальной. Слегка жутковатой. Его безупречный костюм был угольно-черного цвета, а широкополая шляпа скрывала лицо. Он был бледным до синевы, у него были белые прямые волосы до самого пояса — не поймешь то ли покрашенные, то ли сами по себе такие. Он был очень худ и тонок, но при этом жив и легок на ногу. Мы танцевали всю ночь. Его черные глаза горели ярко-алым огнем. Он трахался безыскусно, но так, что у меня сносило крышу. Он вообще знал, что сделать, чтобы мне было охрененно. Он… словно чувствовал меня.

Это странно… Мне до сих пор не по себе. Зачем я понадобился ему? Он всегда смеялся, когда я задавал этот вопрос, и никогда не отвечал. Он был ехидным, острым на язык, постоянно говорил загадками. Порой мне казалось, что он знает обо мне все-все. Может, он коп? Или какая-то важная шишка в преступных кругах штатов? Кто он вообще? Откуда взялся?.. Никаких ответов.

Я прожил с ним три месяца, и это были самые странные три месяца в моей жизни. Я не люблю смерть — она мой враг, а он… будто специально стремился подойти к ней поближе. Не в смысле, что он хотел умереть, как обыкновенный самоубийца, нет. Ему нравилось играть с ней, баловать ее, как капризную невесту, танцевать бок о бок под шум выстрелов и пронзительные предсмертные крики. Он любил дуло, направленное ему прямо в изборожденный морщинами лоб. Он любил вкус яда, подмешанного ему в стакан с горьким ромом. Он любил собственную кровь, стекающую по белесой коже. Он любил смерть. Он ею упивался. Это меня… отталкивало. Но я не относился к этому чересчур серьезно — у меня вновь были деньги, еда, трах и относительная стабильность. Я чувствовал себя спокойно…

Пока однажды Анку, как будто мимоходом, не сказал мне: «Ты же знаешь, что мой, верно? Я украл тебя у мира и отныне ты — в одной со мной повозке»…

Оживший кошмар — вот, что напоминало Аллегу общение с его мальчиком в последнее время. Вначале все было ещё не так плохо: легкая нервозность, раздражительность, смешки на пустом, казалось бы, месте. Но, чем дальше вела тропа сна, тем непроходимее и страшнее становился лес ужасов.

Смешки обратились в надрывный смех. Сверкающие глаза загорелись настоящим звериным огнем. Томми рвался на место преступления, как гончая — адская гончая — почуявшая кровь. По пути он пространно рассуждал: о Боге, Дьяволе, смерти, убийствах, невозможности выбора, психозе… Ему нравилось расписывать где и как Феликс ошибся, насколько он глуп, наивен и бездарен. «Убогая посредственность при невероятных задатках, — выдал он как-то с явно наигранной печалью. — Невероятно жаль. Такой потенциал!.. Я думаю, это даже хорошо, что придется от него избавиться». Аллег не подавал голоса до тех пор, пока Томми сам к нему не обращался — и то старался говорить мало и весьма абстрактно. Он не знал, что сказать. Он боялся ответа.

Он в принципе начал бояться Томми. Даже находиться рядом с ним. После одного из разговоров с Феликсом Аллег пришел домой поздно. Уставший и разбитый, единственное, что он желал, — сон. Долгий спокойный сон. Нужно было собрать мысли в кучу и разложить их на полках в голове. В последнее время из-за мигрени и осложнений на фоне зависимости от наркотика у него это получалось с величайшим трудом. И болью. Феликс испортил его далеко не только ментально. Аллегу хотелось хоть немного подлечиться, облегчить постоянную ноющую муку в висках и затылке.

Но у Томми были совершенно другие планы. Мальчишка встретил его на пороге — неопрятно одетый, взмыленный и шальной. А смотрел он так, что…

Безжизненный камешек, облитый маслом.

Не успел Аллег рта раскрыть, как две сильные жилистые руки втянули его в коридор и прижали к стене. Запястья пригвоздили намертво, сухие губы впились в рот жгучим поцелуем. Трепещущее тело прижалось к нему, горячее и явно доведеное практически до пика. Жилистая цепкая рука с жадностью огладила его грудь, сжала живот до синяков и скользнула дальше, под ремень, ища язычок «молнии», алчно и бесцеремонно. Самое страшное, что простого «не надо» или даже «я не хочу, не трогай меня» в этот раз не хватило — Аллегу пришлось повысить голос до крика и оттолкнуть мальчишку ногой. Впрочем, того это, очевидно, не особо смутило. «Прости, — просипел Томми, пожирая его диким взглядом. — Ты, наверное, голодный, спать хочешь. А я уже расстелил тебе кровать. И приготовил для тебя кое-что… Не бойся, не суп».

И звонко расхохотался.

Да, как выяснилось позже, он был ещё и изрядно пьян — но выпил он не для бодрости, а от восторга. Да и особого раскаяния после случившегося не чувствовал… Я скучаю по тебе, мы так давно не были вместе… Он вообще не чувствовал ничего, кроме всегдашнего возбуждения. Любая деталь дела доводила его до исступления, любой новый всплывший факт или найденный свидетель моментально поднимал настроение настолько, что парень не мог успокоиться ещё очень и очень долго. В последний такой раз он всю ночь нарезал круги по квартире, тяжело дыша и хихикая время от времени.