Бабель (ЛП) - Куанг Ребекка. Страница 20
Извините... то есть, здравствуйте, — пролепетал он. Я не хотел... в общем».
Рами был менее утонченным. «Почему вы девушки?
Белая девушка одарила его таким презрительным взглядом, что Робин попятился от Рами.
«Ну, — сказала она, — я полагаю, мы решили быть девочками, потому что для того, чтобы быть мальчиками, нужно отказаться от половины клеток мозга».
Университет попросил нас одеться так, чтобы не расстраивать и не отвлекать молодых джентльменов», — объяснила чернокожая девушка. Ее английский сопровождался слабым акцентом, который, по мнению Робина, напоминал французский, хотя он не был уверен. Она покачала перед ним левой ногой, демонстрируя брюки, такие хрустящие и строгие, что казалось, будто они были куплены вчера. «Не все факультеты так либеральны, как Институт перевода, вы же видите».
«Неудобно?» спросил Робин, пытаясь доказать отсутствие предрассудков. «Носить брюки, я имею в виду?»
«Вообще-то нет, поскольку у нас две ноги, а не рыбьи хвосты». Она протянула ему руку. Виктория Десгрейвс.
Он пожал ее. Робин Свифт.
Она изогнула бровь. Свифт? Но, конечно же...
«Летиция Прайс,» вмешалась белая девушка. «Летти, если хотите. А ты?
«Рамиз». Рами наполовину протянул руку, как бы не зная, хочет ли он прикасаться к девушкам или нет. Летти решила за него и пожала ему руку; Рами поморщился от дискомфорта. Рамиз Мирза. Рами — для друзей».
Привет, Рамиз. Летти огляделась вокруг. «Значит, мы вся когорта.»
Виктори немного вздохнула. «Ce sont des idiots,» сказала она Летти.
«Я с этим полностью согласна», — пробормотала Летти в ответ.
Они обе разразились хихиканьем. Робин не понимал по-французски, но отчетливо чувствовал, что его осудили и признали неубедительным.
Вот вы где.
От дальнейшего разговора их спас высокий, стройный чернокожий мужчина, который пожал всем руки и представился Энтони Риббеном, аспирантом, специализирующимся на французском, испанском и немецком языках. Мой опекун считал себя романтиком, — объяснил он. Он надеялся, что я последую его страсти к поэзии, но когда выяснилось, что у меня не просто мимолетный талант к языкам, он отправил меня сюда».
Он сделал выжидательную паузу, что побудило их назвать свои языки.
Урду, арабский и персидский, — сказал Рами.
Французский и креотль», — сказала Виктори. Я имею в виду — гаитянский креольский, если вы считаете, что это считается».
«Это считается», — весело сказал Энтони.
«Французский и немецкий», — сказала Летти.
Китайский, — сказал Робин, чувствуя себя несколько неадекватно. «И латынь, и греческий».
«Ну, у нас у всех есть латынь и греческий», — сказала Летти. Это вступительное требование, не так ли?
Щеки Робина раскраснелись; он не знал.
Энтони выглядел забавным. «Хорошая многонациональная группа, не так ли? Добро пожаловать в Оксфорд! Как вам здесь?
«Прекрасно,» сказала Виктори. Хотя... Я не знаю, это странно. Это не совсем похоже на реальность. Такое ощущение, что я в театре и жду, когда опустятся занавесы».
«Это не проходит». Энтони направился к башне, жестом приглашая их следовать за ним. Особенно после того, как вы пройдете через эти двери. Они попросили меня показать вам Институт до одиннадцати, а потом я оставлю вас с профессором Плейфейр. Вы впервые окажетесь внутри?
Они посмотрели на башню. Это было великолепное здание — сверкающее белое здание, построенное в неоклассическом стиле, высотой в восемь этажей, окруженное декоративными колоннами и высокими витражными окнами. Оно доминировало на Хай-стрит, и по сравнению с ним соседние библиотека Рэдклиффа и университетская церковь Святой Марии Девы выглядели довольно жалкими. Рами и Робин проходили мимо него бесчисленное количество раз за выходные, вместе восхищаясь им, но всегда издалека. Они не осмеливались подойти. Не тогда.
«Великолепно, не правда ли?» Энтони вздохнул с удовлетворением. К этому зрелищу никогда не привыкнешь. Добро пожаловать в ваш дом на следующие четыре года, хотите верьте, хотите нет. Мы называем его Бабелем».
«Бабель», — повторил Робин. «Так вот почему...?»
«Почему они называют нас Бабблерами?» Энтони кивнул. Шутка стара, как сам институт. Но какой-то первокурсник в Баллиоле думает, что он впервые придумал ее в сентябре, и поэтому мы обречены на это громоздкое прозвище уже несколько десятилетий».
Он бодро зашагал вверх по парадным ступеням. Наверху на камне перед дверью была высечена синяя и золотая печать — герб Оксфордского университета. Dominus illuminatio mea, гласила она. Господь — мой свет. Как только нога Энтони коснулась печати, тяжелая деревянная дверь распахнулась сама собой, открывая золотистое, залитое светом внутреннее пространство с лестницами, суетящимися учеными в темных халатах и множеством книг.
Робин приостановился, слишком ошеломленный, чтобы идти дальше. Из всех чудес Оксфорда Бабель казался самым невозможным — башня вне времени, видение из сна. Эти витражи, этот высокий, внушительный купол; казалось, все это было снято с картины в столовой профессора Ловелла и перенесено на эту серую улочку. Просвет в средневековом манускрипте; дверь в сказочную страну. Казалось невозможным, что они приходят сюда каждый день на занятия, что у них вообще есть право войти сюда.
И все же он стоял здесь, прямо перед ними, и ждал.
Энтони поманил их, сияя. «Ну, заходите».
Бюро переводов всегда были незаменимыми инструментами — а может быть, и центрами — великих цивилизаций. В 1527 году Карл V Испанский создал Секретариат переводчиков языков, сотрудники которого жонглировали более чем дюжиной языков для управления территориями его империи. Королевский институт перевода был основан в Лондоне в начале семнадцатого века, хотя в свой нынешний дом в Оксфорде он переехал только в 1715 году после окончания войны за испанское наследство, после чего британцы решили, что будет разумно обучать молодых парней языкам колоний, которые испанцы только что потеряли. Да, я все это выучил наизусть, и нет, я этого не писал, но я провожу эту экскурсию с первого курса благодаря своей огромной личной харизме, так что у меня неплохо получается. Через фойе сюда».
Энтони обладал редким умением плавно говорить, шагая задом наперед. До Вавилона восемь этажей, — сказал он. Книга Джубилис утверждает, что историческая Вавилонская башня достигала высоты более пяти тысяч локтей — это почти две мили, что, конечно, невозможно, но наш Вавилон — самое высокое здание в Оксфорде, а возможно, и во всей Англии, за исключением собора Святого Павла. Наша высота почти триста футов, не считая подвала, то есть наша общая высота в два раза больше, чем у Библиотеки Рэдклиффа...
Виктори подняла руку. «Разве башня...»
«Больше внутри, чем кажется снаружи?» спросил Энтони. «Действительно.» Робин сначала не заметил этого, но теперь почувствовал себя дезориентированным из-за противоречия. Внешне Бабель был массивным, но все равно казался недостаточно высоким, чтобы вместить в себя высокие потолки и возвышающиеся полки на каждом внутреннем этаже. «Это красивый трюк с серебром, хотя я не уверен, что здесь есть пара совпадений. Так было с тех пор, как я приехал сюда; мы воспринимаем это как должное».
Энтони провел их через толпу горожан, стоящих в напряженных очередях перед кассовыми окошками. Мы сейчас в вестибюле — все дела ведутся здесь. Местные торговцы заказывают решетки для своего оборудования, городские чиновники требуют обслуживания общественных работ, и все в таком духе. Это единственное место в башне, доступное для гражданских, хотя они не особо взаимодействуют с учеными — у нас есть клерки, которые обрабатывают их запросы». Энтони махнул рукой, чтобы они следовали за ним по центральной лестнице. «Сюда».
На втором этаже находился юридический отдел, где было полно ученых с угрюмыми лицами, копающихся в бумагах и листающих толстые, затхлые справочники.
«Здесь всегда много работы», — сказал Энтони. «Международные договоры, заморская торговля, все такое. Шестеренки империи, то, что заставляет мир крутиться. Большинство студентов Бабеля оказываются здесь после окончания университета, так как зарплата хорошая, и они всегда нанимают сотрудников. Здесь также много работы на общественных началах — весь юго-западный квадрант — это команда, работающая над переводом Кодекса Наполеона на другие европейские языки.* Но за все остальное мы берем немалые деньги. Это этаж, который приносит самый большой доход — кроме обработки серебра, конечно.