Ты — мой грех (СИ) - Гауф Юлия. Страница 44
Алексей разделся полностью. Несмотря на мою истерику, я отметила — красивый мужик. Тело как надо, лицо, всё при нем. Может, он все же только под наркотиками невдекват?
— Алексей, пожалуйста, — проскулила, мотая головой, не в силах высказать, что именно «пожалуйста». — Прошу…
— Нравлюсь? Член мой хочешь? Я придумал, кошечка, — подмигнул он, — идем-ка обратно, — и он дернул меня за щиколотку.
С кровати я свалилась, успев подставить руку, чтобы не удариться головой. Алексей наклонился, и ухватил меня за волосы.
— Сама пойдешь, или потащить?
— Куда?
— Обратно. Хочу, чтобы ты приняла.
— Что?
— То, от чего отказывалась, шлюха, — пробасил он.
Я поднялась, и пошла рядом с ним. Алексей же про наркотики? Я вполне могу сделать вид, что приняла, сымитировать. Женщины постоянно имитируют, ничего нового.
У диванчика мы остановились, я взглянула в сторону коридора, и… не решилась. Голая я, а там охранник. Хуже будет, если побегу. Нужно потерпеть. Женщины не только имитируют, но и терпят. Иные — всю жизнь.
Клянусь, только сегодня! Никогда больше…. Никогда!
— На колени, — скомандовал мужчина.
Я опустилась, взглядом отметила, что его член дернулся, и приподнялся. Заводит жесткость, насилие? Черт…
— Отсосать? — я потянулась к его паху, задержав дыхание, но Алексей поймал мой подбородок, и оттолкнул вправо.
— Пакетик с таблами подними. Живо.
Поползла к пакетику. Может, принять, а не имитировать? Может, легче будет?
Нет, это табу. Не могу! Лучше уж минет этому уроду, и всё остальное. На трезвую голову, чтобы на всю жизнь запомнить, какая я идиотка!
— Вот, — приподняла пакетик в ладони. — Мне принять, да? Ты про таблетки говорил? — я высыпала в ладонь парочку, готовясь сделать вид, что опускаю их в рот, и глотаю, но как-нибудь незаметно выбросить их под диван.
— Ползи ко мне. Совместим, — новая команда.
Ползу. Уже и на унижение плевать. Поскорее бы все это закончилось!
Я снова на коленях, лицо на уровне его члена, полностью возбужденного.
— Опусти таблетку на головку, милая. Придется сосать, и глотать. Глотать не только сперму. Весело же? Давай, блядь! — рявкнул он, поторапливая.
Разжала ладонь с таблетками и прижала одну к его головке.
Рука подрагивает. Не знаю, что мне больше неприятно — прикасаться к члену или к наркотикам. Всё мерзко. И я сама себе отвратительна сейчас — во мне алкоголь, и он продолжает действовать, растормаживает меня; я размалевана и я голая перед чокнутым наркошей.
Меня тупо кинули, а я повелась. Двадцать три, мать их, миллиона! Ну я и овца!
Засмеялась булькающе, захлебываясь то ли смехом, то ли рыданиями без слез. И это было ошибкой. Лучше бы я меньше вела внутренние монологи, и больше выполняла простые команды. Это я поняла уже позже — к чему привел мой истеричный смех в такую минуту, и какие имел последствия.
— Смешно тебе? Не поделишься? — прошипел Алексей, резко ухватив меня за шею, сдавив под подбородком.
Я замерла. Помню — не провоцировать, не бегать. Нужно потерпеть. Не насмерть же задушит, просто пугает!
— Смешно?
Он вытащил из моей ладони пакетик с оставшимися таблетками, и закинул их в рот, продолжая держать меня одной рукой. Воздуха мало поступает, паника накрывает из-за удушья все сильнее — это уже не паника из-за эмоций, а из-за банальной физики.
— Сейчас плакать будешь, а не смеяться…
Всё тело сводит судорогами, пока легкими, но… Боже! Я не выдержала, начала вырываться. Но ноги затекли от неудобной позы, тело плохо слушается. Однако, вскочить я смогла.
— Помогите! Помогите, сюда! — заполошно прокричала, и понеслась к коридору.
Там дверь, мне нужно только открыть ее. Голая — плевать. Охранник — вообще пофиг, выбегу в коридор, и придумаю что-нибудь. Не могу больше в этом аду оставаться!
Но Алексей оказался сильнее и, к сожалению, быстрее, несмотря на принятые наркотики и выпитый алкоголь. Даже не поняла, как, но оказалась на полу, придавленная мужским телом. И он… доволен? Да, я гляжу в его лицо, рывками считываю эмоции, пытаясь вырваться, кручу головой, ломаю ногти, но иногда весь мой мир заполняет только лицо моего мучителя, и оно полно удовольствия от этой ситуации. От моего сопротивления, страха, безысходности.
— Отпусти, пожалуйста. Ты же… ты же на свидания меня звал! Прости, что не приняла, я не могу, наркотики — это… я не могу. Но если хочешь, то я приму их. И минет. И вообще всё. Только сама, ладно? Отпусти, я пойду за тобой в комнату, и всё… всё, слышишь, всё сама сделаю. Любое желание: минет, анал, вообще всё, только перестань… прошу…
Я шептала, выкрикивала, говорила, плакала и билась. А он выкручивал мои руки, лежа на мне. И слушал с наслаждением, как любимую песню на репите. Именно из-за этого я и замолчала.
Не поможет.
Ему нравится всё это. Не знаю, наркотики ли так кардинально изменили Алексея, или он и трезвым играл со мной в джентльмена, развлекаясь, но сейчас передо мной зверь. И он откровенно кайфует.
Что мне сделать? Что я вообще могу сделать?
Не знаю. Не соображаю.
Может, не делать ничего? Я уже выдохлась, расслабилась, он все равно сильнее, и меня никто не спасет. На мои крики не реагировали, всем плевать, как обычно. Меня здесь могут разделать, или в кислоте растворить, но кто я такая? Да никто! Никому не нужная девка. Дианка только расстроится, если я не появлюсь дома. Мать не станет подавать никаких заявлений, отчим тоже, Рус… Рус умный, и послал меня куда подальше. Никто даже не узнает, если меня не станет, если он захочет поиграть до конца.
А он захочет. По глазам вижу — не выпустит живой. Сейчас вижу.
Нужно разозлиться, мне нужны силы, но тело ватное, безысходность трансформировалась в отупение, и мне как-то резко стало плевать.
— Эй, блядь, — он потряс меня за плечи, — заснула?
Хлопаю глазами, а тело почти не слушается меня. Его — слушается, трясется холодцом из-за этой встряски. Но одна радость — Алексей недоволен моим смирением.
Встал, скривив губы, поднялся с моего тела, и снова потащил куда-то за волосы.
Ну нет! Не могу! Пусть всё закончится сейчас, чем после насилия!
Мы у входа в спальню. В полной тишине, собрав все силы, плюнув на боль, равную снятию скальпа, я дернулась, и толкнула мужчину в спину руками и подставила подножку.
Всё случилось за секунду. Только что мне было невыносимо больно от хватки Алексея за мои волосы. И вот он уже отпустил их, и свалился лицом на пол.
На дверном косяке, об который мужчина ударился головой из-за моего толчка, небольшая красная полоска. Как от крови.
И она же расползается по полу. Не как в фильмах показывают, не огромной лужей. Небольшой, она льется из виска или из уха. Густая, почти черная.
В ужасе я склонилась над Алексеем, и закрыла лицо ладонями. Потому что увидела в этой лужице свое отражение.
Как в зеркале.
— Хватит, — прошептала я.
У Алексея снова звонит телефон. В третий раз. На его смартфоне на звонок установлена не стандартная мелодия, как это сейчас принято, а играет песня «Дойчланд» группы Раммштайн. Раньше я любила эту песню, а сейчас ненавижу.
— Хватит…
Телефон замолчал. Я снова побрела к мужскому телу. Кровью пахнет. И лужа крови… я думала что она не похожа на те огромные, которые демонстрируют нам с экранов? Нет, очень похожа. Теперь. Потому что это уже не маленькое черное зеркало, а лужа крови.
И она пахнет.
Здесь вообще пахнет неприятно. А окна не открываются, установлена сплит-система.
Прижала пальцы к мужской шее, отгоняя от себя тошноту, и… ничего. Снова. Он мертвый. Я сразу это поняла, но все еще надеюсь на чудо, и подхожу к Алексею из раза в раз. А затем отбегаю. Накрывает лютейшим страхом, почти до визга — я убила его! Господи, я человека убила!
— Убила, убила, убила, — повторяю зачем-то.
Снова опустилась на диван, отвернувшись от тела.