Цветы из бури - Кинсейл Лаура. Страница 21

Но только не к нему. Она не имеет права так думать о нем. Вместо Мэдди появился Обезьяна и принес ему обед. Смотритель торопился и, казалось, не обращал внимания на настроение Кристиана. Только когда он позволил заковать себя в кандалы без сопротивления, Обезьяна нахмурился. Кристиан встретил его размышляющий взгляд с холодным безразличием.

— Душитель задумался о смысле жизни? — Обезьяна усмехнулся и почти дружески хлопнул его по плечу.

Кристиан вспомнил обо всех методичных и кровавых способах убить Обезьяну. Он впился в смотрителя немигающим взглядом. Обезьяна, заворчав, убрал руку. Они поняли друг друга.

Лежать прикованным, думать о соблазне. Такое не укладывается в рамки реальности. Свирепость. Юмор. Пришлось целиком проглотить свое несчастье, посмотреть в лицо правде. Придется считать, что возникло простое неудобство. Муж. Или любовник. Неправильный поэтажный план с далекими отдельными спальнями в загородном доме. Любопытная тетка или кузина. Или любое другое препятствие, которое обойти в преследовании окончательной цели. Вызов.

Кристиан хорошо знал женщин. Он испугал ее. Это придется исправить. И он был больным. Она считала себя его сиделкой. Что до того… Он думал о том, как она смотрела на него, когда он стоял перед ней голым. Квакерша, старая дева, благонравная сиделка. Нет визга. Побега. Шок. Скандал.

Любопытно.

Он посмотрел в темноту, медленно улыбнувшись. Он мог это сделать. Будь он проклят, если не сможет.

— Мы повезем его на прогулку завтра. Попробуем. До деревни и обратно. В карете. Ты отнесла ему новую одежду? Мэдди стояла перед письменным столом кузена Эдвардса.

— Да.

Он взглянул на ее скудные записи в книге.

— Не пропускай подробности. Будь повнимательнее. Как отвечает? Как реагирует?.. Что он делал с вещами?

Мэдди сначала сжала руки, но потом развела их в стороны.

— Что ты имеешь в виду?

— Его реакцию. Попытку снять вещи или порвать?

— Нет. О нет. Ничего… ничего такого.

— Совсем никакой реакции?

— Он был… Он с трудом одевался… Я полагаю, из-за этого рассердился. Я помогла ему пристегнуть шпоры.

— Шпоры? — кузен Эдвардс откинулся на спинку кресла. — Зачем ему шпоры, дорогая?

— С сапогами… Я думала… Все джентльмены в городе… Кажется, они всегда носят шпоры?

— Носят? — кузен Эдвардс заворчал. — Мода, не так ли? — Он посмотрел на ее записи. — Брился… Одевался… И ничего? Был спокоен весь день?

— Да. За исключением… Он был немного… — Она подбирала слова. — Беспокойным. Утром он стучал в дверь, но недолго. И не кричал.

Кузен Эдвардс закрыл записную книжку.

— Я полагаю, ты, возможно, начинаешь оказывать некоторое успокаивающее влияние. Немного же осталось от прежнего герцога, такого, каким он попал к нам. Он слишком гордо ведет себя в присутствии леди. Но можно использовать это качество для поощрения самообладания. Приготовь ему одежду на завтра. Посмотрим на его самочувствие и реакцию. Предупреди Ларкина, что мы поедем в одиннадцать.

Утром Мэдди вошла в комнату Жерво, немного склонив голову и сразу отступив в сторону, чтобы Ларкин вышел. Она выбрала одежду и принесла уже давно, надеясь, что Ларкин возьмет вещи в коридоре и оденет Кристиана. После долгой молитвы и медитации она решила, что перешла подлинные границы своей Возможности, отклонилась от божественного направления своего Внутреннего Света. С одной стороны, ей хотелось уйти от его проблем в сторону, но в то же время что-то требовало от нее помогать ему всем, чем возможно. Она полночи молилась, но так и не знала, что делать. Сейчас Мэдди пришла потому, что кузен Эдвардс приказал ей посмотреть, готов ли Жерво для прогулки. В этот момент она не знала, как ей поступать в дальнейшем.

Когда решетка закрылась, Ларкин обернулся:

— Вы хотите дать это ему, мисс? — Он показал на кольцо. Мэдди кивнула.

— Если зажать это кольцо в кулак, — сказал Ларкин, — можно оставить отметину на всю жизнь. А вам — разбить челюсть, как яйцо.

Она молчала.

— Не давайте ему кольцо, — произнес Ларкин и, взяв узел белья и одежды, вышел из камеры.

Мэдди повернулась к Жерво. Он стоял у окна. На нем была серая куртка, пурпурный с золотом жилет, брюки более темного тона и элегантные туфли.

Ларкин закрепил пуговицы, а шейный платок завязал обычным, утилитарный квадратом. Но Жерво выглядел аристократом несмотря ни на что.

Он стоически посмотрел на нее, а затем отвесил легкий поклон.

— Друг…

Он слегка улыбнулся. Мэдди прошла дальше в комнату, но когда он пошевелился, она остановилась на безопасном расстоянии от него.

Неожиданно Кристиан встал на колени, медленным, осторожным движением потянулся под кровать и вытащил из темного пространства что-то, похожее на грубый белый камень. Мэдди собралась броситься к двери, но Кристиан встал, не угрожая, протянул ей сырой предмет.

Это был кусок штукатурки, который он утром отбил от стены. Мэдди молча смотрела на него, а Жерво сделал шаг ближе к ней, положил кусок штукатурки ей в руки и издал тихий звук, трогая плоскую поверхность пальцем. На руке Кристиана остались следы пыли. Мэдди посмотрела на штукатурку и разглядела царапины на лицевой стороне обломка. Наклон по направлению к свету проявил их. Несмотря на криво нацарапанные буквы, она узнала почерк Жерво.

Прелестная.

Мэдди.

Сожалею.

Она не отводила глаз от крошившегося подношения.

— Хорошо. Да. Ты сожалеешь. — Мэдди продолжала отводить глаза, поджав губы. — Я тоже сожалею.

Кристиан коснулся ее подбородка.

— Извини, — сказала Мэдди. — Из-за одежды. Понимаешь? — Она не могла больше ничего добавить, а только посмотрела в его глаза — драматичные, черно-синего цвета. Слабая-слабая улыбка, казалось, появилась на его лице. Кристиан ласково провел по ее щеке. Мэдди неуверенно отодвинулась, — Ты хочешь поехать в деревню сегодня? — спросила она. Его лицо неопределенно изменилось и утратило улыбку. Он пристально смотрел на ее губы.

— Поехать, — повторила она. — Поездка. Деревня.

— Поехать.

Она кивнула:

— Поехать в деревню.

— Мэдди-девушка едет?

— Ты. Ты, Жерво. Ты едешь.

Он кивнул и коснулся ее руки.

— Мэдди-девушка… едет?

— О! Да, я должна поехать. Тоже. Если ты хочешь. Он открыто улыбнулся. Мэдди сжала в руке кусок штукатурки и ответила Кристиану короткой и нервной улыбкой.

Сопровождаемый Обезьяной и еще одним санитаром, Кристиан вышел на улицу, задержав взгляд на непорочной фигуре Мэдди-девушки, на ее черном платье с белым воротником, на нелепом совке для сахара на ее голове. Он почувствовал холодное солнце на своем лице, услышал скрип сбруи, звук шагов по гравию на подъездной дороге.

Кристиан чувствовал себя ошеломленным внешним миром, светом, открытой далью, лужайками, озером, деревьями. Раньше ему казалось, что при первой возможности он побежит сломя голову. Но теперь главное было — суметь подавить в себе желание вернуться обратно в камеру. Мэдди и гордость заставляли двигаться вперед. Он не бесхребетный лунатик. Не здесь! Не теперь.

Карета ждала их. Слуга помог Мэдди, Кристиан последовал за ней. Когда он поднимался, боль пронзила спину, он едва не застонал. В карете пахло трубочным дымом и несвежей лавандовой водой. Раздражала массивная вульгарность, дорогая ткань и бархат, отделанный пурпуром.

Кристиан почувствовал, как его без всякой причины охватывает паника. Он боялся, что кто-нибудь увидит его. От него потребуют понимания болтающих незнакомцев. От него будут ждать разговора. Он чуть не потерял равновесия, схватившись за ремень и руку Мэдди.

Она повернулась и посмотрела на него. Пока Обезьяна и санитар занимали переднее сиденье, Кристиан крепко сжал ее руку и не собирался ее отпускать. Санитар ласково улыбнулся.

— Немного испугались? — спросил он. — Ничего страшного, обыкновенная суета.