Цветы из бури - Кинсейл Лаура. Страница 20

Мэдди подумала, что он хочет обнять ее, она отступила назад, но он только толкнул ее в плечо. Она с готовностью подчинилась ему, отступив в холл и закрыв массивную деревянную дверь за собой. Через несколько минут резкий стук изнутри дал ей понять, что можно войти. Он нетерпеливо протянул руки. Она быстро справилась с запонками и повязала ему шарф. Кристиан поставил свой сапог на стул, сдвинул одну из шпор на каблук и, придерживая ремешок, дернул головой, чтобы она подошла.

Мэдди наклонилась, застегнула пряжкой ремень поперек, затянув его на роскошном черном сапоге. Гладком, блестящем, дорогом. Никаких волдырей и испачканных краской чулок. Никаких усилий, чтобы разносить такие сапоги.

Она почувствовала его внимание, напряженное и пристальное. Когда она нашла крошечное отверстие для пряжки, он коснулся ее рук в изучающем контакте точно так же, как обычно ее отец ощупывал предметы, чтобы опознать их.

Мэдди заметила движение. Теперь он мог видеть, что делали ее пальцы, когда она просовывала конец ремешка через пряжку. Он переменил ноги и сдвинул другую шпору. Его рука повисла над свисавшим ремнем, затем он положил ее поперек сапога.

— Здесь, — Мэдди взяла его руку в свои, сомкнула его пальцы вокруг ремня и пряжки. У них ничего не получалось, помогая Кристиану, Мэдди старалась не замечать возрастающего ритма его дыхания и напряжения мускулов. Она чувствовала его, как пугающий потенциал для взрыва.

Наконец-то ремень попал в пряжку. Мэдди придержала его, чтобы он не выскользнул оттуда, и зажала его конец в пальцах Кристиана. Руки Жерво — неловкие, как у ребенка, но в то же время твердые и мощные, как у сильного мужчины, были слишком большими, чтобы легко и быстро справиться с таким тонким делом.

Мэдди прижала большой палец Кристиана к запору. Удивительно, но он нашел отверстие с первой попытки. От успеха и ярости Кристиан издал шумный вздох.

Еще одна попытка. Еще одна неудача. Кристиан тихо застонал. Но он продолжал держать ремень и застежку мертвой хваткой. Мэдди с усилием подтолкнула его палец, чтобы затянуть ремешок.

— Теперь продень его внутрь, — сказала она.

Она взглянула на него. Его лицо было близко-близко. Никогда так близко рядом с ней не находился мужчина. Кристиан посмотрел на нее из-под черных ресниц. Он закрыл глаза и двигал руками. Ремень проскользнул в пряжку.

— Ты сделал все хорошо.

Мэдди отошла в сторону.

Кристиан выпрямился, но его сапог все еще опирался на стул.

Они оба дышали так, как будто пробежали огромное расстояние.

— Иди, — с трудом произнес он и улыбнулся ей.

Она подняла глаза и увидела перед собой элегантного, щеголеватого джентльмена. И он смотрел на нее, полный предчувствия, загоревшийся в ожидании.

— Иди, — с резким выдохом снова произнес он.

Ничего не говоря, она покачала головой.

Ей было нечего сказать. Во всем виноват ее собственный невежественный энтузиазм. Когда Мэдди подбирала одежду, она не думала о том, что это костюм для занятий верховой ездой. Она кое-что знала о его вкусах, пристрастиях, думала, что зеленое пойдет к цвету ржавчины и загару.

Кристиан молчал, ироничная улыбка застыла в уголке рта. Он смотрел на нее пристально, как будто только сосредоточенность могла дать ему то, что он хотел бы найти.

Мэдди сжала губы, не в силах исправить ошибку. Она вновь покачала головой.

От разочарования его лицо стало цвета темного подтаявшего льда. Он бросил на нее всего лишь один вопросительный взгляд, а затем отвернулся. Его рука нависла над пряжкой, затем он схватил левый сапог, дернул его вверх и рывком высвободил шпору.

К Мэдди он стоял в профиль.

Спокойное и сильное чувство изрезало его рот и щеку. Он не делал никаких движений, просто стоял неподвижно, но Мэдди обнаружила, что ее ноги ведут ее назад по направлению к двери и безопасности.

Она дотянулась до ключа в своем кармане. Кристиан повернулся к ней, и она поняла, что никогда не видела на его лице выражения той глубины злобы и презрения. Нить страха сформировалась и закрутилась в спираль. В горле пересохло. Мэдди, глядя в пол, вставила ключ в замок, опасаясь повернуться к нему спиной. Она распахнула решетку и проскользнула в коридор. Железная дверь никогда не закрывалась тихо; она всегда неприятно громыхала. Кристиан пошел к двери. Мэдди машинально отпрянула от решетки. Одну за другой Кристиан поднял шпоры и уронил их через решетку. Металлический удар об пол, глухой стук.

Кристиан лежал на кровати, прислушиваясь к звукам сумасшедшего дома!

Он ненавидел ее. Фальшивая. Набожная сука. Прийти к нему после всего, что он пережил, преподнести ему его собственные маленькие безумные игры. Что могло быть грубее? Ванна со льдом? Что ему ждать? О! Нет! Все еще хуже. Тоньше. Опустошающее.

Заставить его надеяться. Заставить поверить. Заставить его выглядеть дураком. Беспомощным, неумелым идиотом!

Он увидел, как они уходили. Куда? Как? Почему, но это не имело значения. Только уйти. Только его свобода. Прочь из клетки! Но только с ней. Он не уверен, что может один находиться снаружи.

Он ненавидел ее.

Ненавидел ее.

Ненависть. Ненависть. Ненависть. Обида. Холод. Кровь. Неверная сука.

Но откуда было это озлобление, отличное от той чистой и честной злобы, которую он имел на Обезьяну. Обезьяна видел в нем шевелящийся кусок мяса, быка, которого можно связать и исколотить, как любого бешеного и опасного немого зверя в этом месте. Но Кристиан понимал, что, пока Мэдди не пришла и не сбросила его смотрителя, ничего личного между ними не было. Только теперь для него. И для нее.

Он ненавидел ее. Ему было стыдно. Его спина болела от наказания Обезьяны. Одежда мешала дышать. То, что унижение, крах надежды и разочарование могли быть более лютыми, чем все, что делал Обезьяна, явилось для него горьким открытием. Он доверял ей. Позволил ей видеть свое смущение и слышать, как он говорит. Помогать его рукам в их неловкой бесполезности. Она принесла его собственную одежду, помогла закрепить ремнями шпоры, сделала его миражом себя самого. Почему? Почему? Почему? Мэдди-девочка?

Зачем подавать надежду? Для того чтобы тут же отнять? Только ради удовольствия властно покачать головой? И выйти за дверь, встав в коридоре с ключом в руке. Отступить туда, куда он не мог пойти?

Не мог. Не хотел. Боялся идти один.

Кристиан провел руками по своим глазам и волосам, игнорируя острую боль в спине. Он никогда не знал, что будет трусом, будет бояться того, чего хочется так сильно. Он ненавидел ее. Она показала ему сущность его самого. Он предпочел свою звериную камеру возможности вырвать ключ из ее руки и самостоятельно выйти из этой двери. Кристиан скатился с кровати, тяжело дыша от обиды. Он прокрался по комнате, потрогав каждую из немногих вещей в ней. Любые перемены сердили его. Он боялся, что только нездоровый человек так сильно мог бы разволноваться из-за таких мелочей, и старался не думать об этом. Но не мог. Он посмотрел на свои сапоги. Безумец. Сумасшедшее, немое животное. Он схватился за решетку на двери и стал трясти ее.

Ты слышишь? Мэдди-девочка. Я не понимаю себя. Я не ощущаю гордости. Больной. Стыд. Одежда. Куртка. Сапоги. Шпоры. Я не могу уйти? Понимаешь?

Он яростно тряхнул решетку. Он знал, что она слышит его. Он знал, что она сидит в кресле рядом, но вне его поля зрения. Мэдди не появилась. Он посидел, встал, снова обошел комнату. Вдруг ему в голову пришла мысль, никогда в реальной жизни он о таком не подумал бы. Безумие! Но сейчас понятие чести не существовало. Только грубая сила. И еще он хотел заставить ее узнать, что значит быть сломленным до последней глубины позора, каково потерять всякий остаток уважения к самому себе. Пусть она ощутит собственный стыд. Ведь она соблазнила его до горячего унижения.

Чопорная старая дева. Пуританка. Он уже точно знал, как ему поступать.

Она не вернулась. Кристиан провел долгий день, запертый в комнате, как будто он просто сидел, скучая в одиночестве, одетый в жилет с жемчужными запонками и вышитые подтяжки. С наступлением темноты какие-то звуки во внутреннем дворе привлекли его к окну. Он наблюдал, как Обезьяна и несколько других смотрителей разделили и загнали в дом группу людей. Кареты укатили прочь, на улице остались Мэдди и молодой человек, разговаривавшие о чем-то очень серьезно. Кристиан не мог слышать их беседы. Опершись щекой о решетку, он наблюдал, как она слушала, видел, как она кивала и улыбалась, когда молодой человек почему-то головокружительно смеялся. Еще один лунатик. Кристиан презирал ее покровительственную вежливость. Она бы улыбалась и кивала точно так же и ему. Не так ли? Проявляем снисходительность к сумасшедшим, детям и животным.