Госпожа моего сердца - Кинсейл Лаура. Страница 35

Впрочем, и в этом случае шансы на конечный успех были все-таки невелики: было не ясно, как скоро сокол догонит дичь, и где он убьет ее. При обычной охоте это было бы не так уж важно, так как за ним следовал бы целый отряд из ловчих, сокольничих, слуг и охотничьих собак. Сама такая погоня была бы веселым спортивным событием, а результат охоты – убитая утка – не представлял особой ценности, так как намного больше внимания в этом случае уделяется птичьей «доблести», то есть тому, как летит сокол, как он атакует свою жертву… Сейчас же была настоящая охота. Гринголет должен был убить свою жертву очень быстро, в противном случае у них не будет ни обеда, ни, может быть, самого сокола, если только он улетит так далеко, что уже не сможет быть возвращен приманкой.

Меланта поочередно следила то за кряквами, которые все еще мирно плавали невдалеке, то за тихим колебанием тростника, которое отмечало продвижение рыцаря. Необходимо было сделать очень тонкий расчет: если она затянет с соколом, то утки могут улететь еще до того, как он будет готов к преследованию и атаке. Если же она выпустит его слишком рано, то он, голодный и потерявший терпение, может пуститься в поисках дичи сам по себе и куда-нибудь улететь.

Тростник перестал колебаться. Меланта заметила, как селезень настороженно поднял голову и стал отплывать. Она схватила зубами шнурок клобучка и рванула его. Затем, немного приподняв руку, она повернулась против ветра и сдернула клобучок с головы сокола.

Сокол слегка приподнялся, расправляя крылья. Меланта все время следила за утками, но краем глаза заметила, как Гринголет осматривал небо. Он подобрался и напрягся. Меланта разжала свою руку в рукавице, отпустив птицу.

Гринголет расправил крылья и, подпрыгнув, полетел.

Утки стали быстро отплывать от берега, оставляя за собой v-образные буруны. Скоро они окажутся вне досягаемости броска камня или воздействия крика. Они уже и сейчас отплыли слишком далеко от берега, и теперь их трудно было испугать оттуда, особенно учитывая то, что над ними витала белая смерть. Меланта еще раз взглянула на Гринголета, описывающего широкие круги над ними, и тихо подала условный сигнал.

Рук должен был немедленно закричать, начать махать руками, бросать камни и делать все, что еще ему придет в голову, чтобы заставить уток подняться в воздух.

– Давай же! – шептала она.

Вместо этого тростник стал опять шевелиться, указывая на то, что Рук двигался вдоль берега до тех пор, пока не оказался как раз перед ней, после чего снова затих.

– О Боже! – тихо произнесла она свистящим шепотом. Затем снова подала сигнал.

Гринголет лениво кружил, каждый раз уклоняясь все больше по ветру и теряя позицию для атаки. Утки все еще плыли, все дальше удаляясь от берега. Она потянулась за вабилом, собираясь вернуть сокола, пока тот не улетел.

Вдруг из тростника вырвался ворох перьев. Огромная серая цапля – царь среди речной дичи – взмыла в воздух. Она попробовала было приземлиться и бежать вдоль берега, но вслед за ней из тростника выскочил Рук, который отвел назад руку и метнул в нее камень, затем другой. Мощные броски вынудили птицу окончательно забыть о земле и искать спасения в небе.

Гринголет немедленно взялся за дело. Цапля летела, делая большие круги, и Гринголет стал быстро подстраиваться к ней. Сердце Меланты бешено колотилось. Наверное, оно успело сделать около сотни ударов, когда две птицы, стремившиеся выиграть пространство друг у друга, сошлись над берегом. Гринголет все время уменьшал расстояние, залетев над отчаянно пытающейся уклониться цаплей.

Неожиданно сокол сорвался вниз, переворачиваясь на лету, и, тремя мощными взмахами крыльев, направил свое падение прямо на цаплю. Он нанес жуткий по силе удар, сравнимый разве что с ударом молота Вулкана, затем взмыл вверх, повернулся и сбил крякву, появившуюся откуда-то в небе, так быстро, что Меланта и не заметила ее. Затем сокол снова развернулся и молнией устремился за другой кряквой, пытающейся скрыться бегством. Они столкнулись с шумом, с которым сталкиваются твердые камни. Вокруг утки возникло облако перьев, в котором она на мгновение исчезла.

Обе утки упали далеко в воду, но большая цапля сумела спланировать, тяжело хлопая т крыльями и теряя перья. Она с шумом плюхнулась в тростник. Гринголет сделал полукруг и бросился за ней. Сокол и огромная цапля исчезли из видимости, но зато сразу же донесся страшный шум отчаянной схватки. Яростный бой нарушался криком сокола, отважно презревшим превосходство противника в размере и в силе на земле. Меланта подхватила свои юбки и бросилась к месту сражения. Локтями она распихивала тростник, надеясь все же успеть и спасти Гринголета. Оттуда до ее слуха долетали дикие всплески и шум ломающегося тростника, который стал падать, словно срезанный косой. Меланта почувствовала отчаяние – в таких условиях ее Гринголет не мог победить. «Тоу-тоу-тоу, хок!» – кричала она, используя выражения, которыми обычно подзывала к себе Гринголета, словно теперь это могло спасти его.

Она споткнулась своими длинными, загнутыми вверх мысами сапожек и упала в грязь. Снова поднялась на ноги и попыталась бежать, не обращая внимания на то, что ее ноги промокли до колен. Тростник впереди нее бешено трясся. Вдруг все затихло, и у нее упало сердце. Затем Гринголет снова закричал с бешеной яростью. Меланта сделала несколько последних шагов, развела в сторону тростник и оказалась на месте побоища.

Сокол возвышался на поверженном противнике, рядом с которым во всю длину лицом вниз лежал ее рыцарь. Глубина воды достигала здесь трех дюймов. Одна его рука простиралась над цаплей, сломанную шею которой он и сжимал.

Гринголет, издавая кровожадные яростные крики, одной лапой вцепился в тело цапли, а другой ухватился за руку рыцаря, точнее за кожу его куртки, словно стараясь оторвать эту руку от цапли. Рук отвернул свою голову, пряча лицо и закрывая его своей другой рукой, не переставая при этом бормотать ужасные проклятия в ответ на яростные крики сокола.

Меланта зажала свой рот пальцами, пытаясь подавить совсем не подходящий к месту взрыв хохота.

– Встань, – сумела она произнести нетвердым голосом. – Отпусти его обед, и он отпустит тебя.

Медленно, прикрывая свое тело, он стал подниматься и вскоре оказался на коленях. Вода потекла с его одежды прямо на сокола, из-за чего тот опешил и замолчал. Затем, придя в себя, сокол бросил цаплю и атаковал рыцаря, вцепившись в его руку обеими лапами. Рук встал, и сокол повис вниз головой. Меланта сильнее прижала пальцы ко рту, буквально стискивая себе губы, чтобы не расхохотаться, и яростно заставляя себя быть серьезной.

Рук окинул ее взглядом, не менее мрачным и недоброжелательным, чем у сокола. Оказывается, он знал, что имея дело с соколом, надо просто ждать, пока тот не отпустит тебя. Что и произошло, как только сокол убедился, что на его добычу никто не претендует. Он бросил руку рыцаря и вцепился в тело цапли, подозрительно поглядывая на Рука.

Тот поспешил отодвинуться подальше, молча и безропотно отойдя на несколько шагов в сторону. Меланта быстрым движением руки выхватила кинжал, подобрала юбки и подошла к цапле. Свободной рукой она подхватила из воды ее голову и отрезала ее. Гринголет, признав в ней свою хозяйку, воспринял это как должное и с видом высокородного господина перебрался на ее другую руку, на которой была надета рукавица. Меланта потащила цаплю за ноги. Это была огромная, самая большая птица из всех тех, что Меланте доводилось когда-либо видеть. Она с трудом вытащила ее на сухое место. Здесь она выпотрошила ее, отдав Гринголету костный мозг и сердце. Сокол жадно набросился на еду, затем вдруг остановился и помотрел за спину Меланты.

Она обернулась. К ней подходил Рук, который шел босиком в полностью промокшей одежде, так плотно облепившей его тело, что казалось, будто на нем ничего не одето. Отчетливо были видны все его мышцы. Кости, ребра, грудная клетка, талия, бедра, голени и даже костяк – все выступало рельефно и ясно. Вода ручьями стекала с него и капала с мокрых волос.