Летящая на пламя - Кинсейл Лаура. Страница 19

Был момент, когда она всерьез подумала о том, что, пожалуй, может выйти за него замуж ради благополучия родной страны. Ведь у политики своя логика, которая подчас противоречит человеческому здравому смыслу.

Официальная церемония бракосочетания, благословение британского правительства, письмо в Ориенс, и вот планы дяди терпят полный крах. Олимпия ни разу не видела принца Клода Николя. Представляя его себе, она никогда не рисовала лицо, не воссоздавала в воображении образ живого человека, а чувствовала лишь исходящую от него холодную агрессивность и непомерную гордость, сеющую вокруг смерть. Принцесса находилась в изгнании по вине Клода Николя.

Рука сэра Шеридана легла на ее талию.

— Принцесса, — промолвил он, — разрешите мне быть вашим защитником.

Олимпия замерла, а затем, схватив Шеридана за обшитый золотым галуном рукав, с силой оттолкнула его и быстро отошла в противоположный угол комнаты. Остановившись у окна, Олимпия долго смотрела на падающий мокрый снег, скрестив руки на груди и потирая ладонями предплечья.

— Принц Клод Николя, — наконец нарушила она молчание, — мой дядя — убийца. Он убил моих родителей. Лорд Палмерстон сказал вам об этом? — Она почувствовала, как дрожит ее голос, и постаралась справиться с волнением. — Вы отдаете себе отчет в том, что, женившись на мне, вы подвергнете свою жизнь серьезнейшей опасности?

Ответом ей было долгое молчание.

— Неужели вы думаете, что я боюсь? — наконец сказал Шеридан.

— Нет! — воскликнула Олимпия, повернувшись лицом к нему. — Это я боюсь! Я трусиха, я страшная, подлая, последняя трусиха! Я живу всю свою жизнь, дрожа от страха, и мечтаю о любой доле — доле крестьянки, молочницы, — лишь бы не быть тем, чем являюсь я! Я не могу выйти замуж ни за вас, ни за кого-либо другого из чувства самосохранения, из чувства страха за свою жизнь. Это было бы так подло с моей стороны, так эгоистично! Я не могу уклоняться от долга перед своим народом и делом свободы, не могу перекладывать всю ответственность со своих плеч на ваши, подвергая еще одну жизнь смертельной опасности…

Шеридан видел, как побледнела Олимпия от терзавшей ее душевной муки и чувства стыда за свою столь взволнованную тираду. Он улыбнулся и тряхнул головой.

— Вы успокоили меня. Я уже начинал опасаться, что сделал предложение холодной, бесчувственной женщине, которую ничто не может вывести из себя.

— Вы опять смеетесь надо мной, — простонала она. — Как вы можете? Вы предлагаете мне свою защиту, сэр Шеридан, и не знаете, с какой легкостью я могла бы согласиться принять ее! Но как долго вы сумеете выстоять, оказавшись на пути моего дяди? Он настоящее чудовище, уверяю вас. Он не остановится ни перед чем, он может убить вас в вашей собственной постели, и что тогда буду делать я? Как я переживу вашу гибель?

— Уверяю вас, во всех этих обстоятельствах я тоже вижу много трагических моментов, — сказал Шеридан и поклонился. — Кроме того, я понимаю, что моя настойчивость переходит все границы. Вам необходимо время для того, чтобы поразмыслить над моим предложением. Поэтому разрешите, ваше высочество, откланяться, мне давно пора уходить.

В тот момент, когда привратник в прихожей уже протягивал Шеридану его шляпу с пером и плащ, в предплечье гостя впились длинные острые ноготки. Это была Джулия. Она немедленно увлекла капитана Дрейка в столовую и закрыла дверь за собой.

— Ну как?

Он положил шляпу на буфет и взглянул на Джулию.

— Почему, черт возьми, ты не сказала мне о том, что дядя крошки — настоящий головорез?

— Говори тише! Она согласна?

— Что значит, она согласна? — зашипел он. — Я не согласен, мадам! Или ты думаешь, что я собираюсь сам себе подписать смертный приговор?

— Какая чушь! Клод Николя не тронет тебя. Когда ты женишься на Олимпии, ты сразу же окажешься под защитой правительства его величества.

— О да, можно подумать, что это меняет все дело, ты и впрямь успокоила меня! В этом случае я проживу на неделю дольше, только и всего!

В буфете стояла бутылка портвейна. Шеридан плеснул в стакан хорошую порцию и одним глотком осушил его. — Принцессе нужна твоя помощь.

Капитан выпил еще стакан вина.

— Тогда попробуй заставить взяться за это дело еще какого-нибудь бедолагу.

— У нас нет времени. Ты идеально подходишь по всем статьям. И потом, — добавила она с многозначительной улыбкой на губах, — мне нет никакой необходимости искать кого-то другого.

— Неужели ты думаешь, что я сошел с ума? — огрызнулся он. — Четыреста тысяч фунтов — немалые деньги, но мертвецу они и даром не нужны. Этот Клод Николя — хладнокровный убийца и негодяй, который прекрасно знает, как ему заполучить власть. Я не сумасшедший, чтобы вставать на его пути.

Джулия прищурилась и зло взглянула на него.

— Я так и знала, что ты совсем не изменился. Все эти разговоры о твоем героизме — сплошное надувательство. — И она, подойдя к окну, провела рукой по зеленой шелковой занавеске. — Ты был маленьким трусишкой в детстве, таким, в сущности, и остался.

— Мне плевать на твое мнение обо мне! — отрезал Шеридан и почти швырнул пустой стакан на серебряный поднос. — Прощайте, миссис Плам. Был счастлив возобновить наше знакомство, но боюсь, что в ближайшее время мне необходимо будет срочно уехать. Дела, знаете ли.

Шеридан не стал ждать, пока привратник откроет ему дверь. Распахнув ее, он выбежал в незастегнутом, развевающемся плаще на улицу. Дверь с громким стуком захлопнулась за ним. Шеридану не надо было ждать, пока ему подадут лошадь, поскольку из-за отсутствия денег он так и не купил ее. Он уже проделал сегодня пешком путь в четыре мили по бездорожью из своей усадьбы до Уисбича, а теперь ему предстояло вернуться назад по той же непролазной грязи.

Железные ворота с лязгом захлопнулись за ним. Капитан направился по улице вдоль медленно катящей свои воды реки, морщась от порывов холодного ветра и колючей ледяной крупы, бьющей ему в разгоряченное лицо. Он сердился на самого себя за то, что злые упреки Джулии задели его за живое. Да, он действительно был трусом; он никогда не вступал в схватку, если у него была возможность благополучно спастись бегством. Но ему было невыносимо больно слышать это из уст наглой шлюхи, которая сама носа не высунет из своего будуара, если на небе только набегут тучки, обещая дождь.

Шеридан давно уже заметил, что больше всех любят судить своего ближнего наиболее подлые и низкие люди, которых можно причислить к отбросам человеческого общества. Они испытывают особое удовлетворение, находя недостатки окружающих. Почему его так задевало то, что думает о нем Джулия, почему в десять лет его так занимало мнение отца? Шеридан не мог этого понять. Но горькая правда заключалась в том, что он ничего не мог с собой поделать, и если он что-то и ненавидел в своем характере, то именно эту слабость.

Через некоторое время, успокоившись, Шеридан почувствовал, что холодный ветер начинает пробирать его до костей. Но тут он заметил кабачок «Роза и крест» и, войдя в него, бесцеремонно прогнал из-за столика, находящегося в самом углу, румяного круглощекого школьного учителя, посоветовав ему пойти прямо сейчас в школу и выпороть парочку своих учеников, которые, несомненно, этого заслуживают. Учитель сначала как будто не желал собирать разложенные на столе книги и уходить, но, несмотря на все свое пыхтение, выражавшее крайнюю степень недовольства, он, конечно, не мог соперничать с морским офицером, одетым в парадную форму со шпагой и к тому же находящимся в отвратительном расположении духа, о чем свидетельствовал его хмурый вид. Шеридан долго сидел в темном углу, потягивая эль и размышляя над создавшейся ситуацией, представлявшейся ему безвыходной. Он не обращал внимания на сидевших за столиками местных жителей, бросавших на него подозрительные взгляды и перешептывавшихся между собой.

Ему надо было как можно быстрее бежать из города. Но как это сделать? Шеридану, конечно, не жаль было расставаться с каменным чудищем, выстроенным его отцом, или с этим болотистым, унылым краем, где уже целый месяц шел дождь со снегом. Но у него не было денег на переезд.