Мой милый друг - Кинсейл Лаура. Страница 12

Рядом с книжным шкафом у стены стоял изящный письменный столик, ожидавший хозяйку дома. Фоли медленно прошла мимо застекленных книжных полок, остановилась у столика и провела пальцем по полированной столешнице. Приподняв крышечку чернильницы, заметила, что в нее налили свежие чернила.

Придвинув стул, Фоли достала перо. Бумага была плотной, белой. На ней красовались герб и название поместья. Очинив перышко серебряным ножичком, Фоли задумалась на мгновение и вывела: «Милый рыцарь».

И замерла в оцепенении. Но тут же подумала, что не станет ведь она посылать это письмо настоящему Роберту, хозяину дома.

А своему вымышленному Роберту она может писать все, что вздумается. И ей так хочется ему написать! И получить от него ответ. В последние годы Фоли научилась гнать от себя эти мысли, чтобы не рыдать по ночам в подушку.

И вот теперь снова позволила себе мечтать о тех днях, когда он принадлежал только ей и жил в ее сердце. Она нахмурилась, разглядывая герб на бумаге.

Быть может, письмо «понарошку» излечит ее от тоски? Пусть это будет игра в переписку с тем, кого больше нет на свете.

«Признаюсь, Ваш дом произвел на меня потрясающее впечатление! – написала она чуть пониже герба. – А если говорить откровенно, я никак не могу прийти в себя после встречи с Вами, Роберт! Никогда бы не подумала, что этот мрачный джентльмен и есть Роберт Кэмбурн, купивший слониху-поводыря. Поэтому я просто-напросто забуду про него и буду писать настоящему Роберту – моему Роберту. Ах, мой друг, как мне Вас не хватает! Конечно, Вы правильно сделали, что прервали нашу переписку. Как мы были наивны и глупы! Но я ни о чем не жалею. Нет, жалею – немножко. Я всегда лелеяла Ваш образ в своем сердце и считала, что Вы предназначены мне судьбой – просто в свое время я с Вами разминулась. Шла-шла и, вместо того чтобы повернуть налево и встретить Вас, повернула направо. А может, просто замешкалась в пути и потеряла Вас навсегда.

И как мне теперь убедить этого незнакомца, этого поддельного Роберта, отпустить нас в Лондон и оплатить расходы? Смею заметить, этот огромный пустой особняк – напрасная трата денег, которые можно было бы употребить с большей пользой и приодеть Мелинду к открытию сезона. Да и парочку слуг прихватить с собой не мешало бы, а деньги, потраченные на свечи, с лихвой окупили бы аренду городского дома. Мне бы так хотелось выдать замуж Мелинду – это самое большое мое желание. Наверное, я слишком настырная мамаша, но сейчас такой ответственный момент: вся ее дальнейшая жизнь зависит от того, кого она выберет себе в мужья. Кому, как не мне, знать это! Впрочем, опыта в подобных вещах у меня не так много. Я не рассказывала Вам, как вышла замуж за мистера Гамильтона? Нет, меня не принуждала к этому мачеха. Материнского совета я тоже была лишена, но и ждать не имело смысла. Маму я не помню – она очень рано умерла, а отец скончался, когда мне было семь лет. Меня растили и воспитывали дядюшки (весьма легкомысленные джентльмены) и строгая гувернантка. Дядюшек я обожала, но к тому времени они уже состарились, жизнь в Туте казалась ужасно скучной, и никто не помышлял о лондонском сезоне. А может, дядюшки просто не стали меня расстраивать: они-то прекрасно понимали, что с такой заурядной внешностью, без богатого приданого и знатных родственников в Лондоне делать нечего. Да и вряд ли можно утверждать, что злая судьба помешала мне тогда встретиться с Вами, милый рыцарь: молодые джентльмены не балуют своим вниманием наш захолустный городишко, и не важно, идешь ты направо, налево или прямо по главной улице. А мне в ту пору уже минуло семнадцать, и я страшно переживала, что останусь старой девой, как престарелые барышни Нанни. И тут мистер Гамильтон говорит, что я «недурна собой, когда улыбаюсь». Так я и стала его женой.

Нельзя допустить, чтобы Мелинду постигла та же участь. Нет, свой выбор я не назову ошибкой, но мне не хочется, чтобы в будущем ее терзали сомнения. Лондонский сезон ей просто необходим!»

Раздался оглушительный грохот, и Фоли вскинула голову и обменялась взглядом с Мелиндой.

– Где-то хлопнула дверь, – сказала Мелинда. Сквозняк взъерошил бумаги на столах.

Из холла донеслись крики и ругань. Слов не разобрать – внизу дрались. Мелинда вскочила на ноги.

– Да что там такое?

– Постой! – крикнула Фоли, торопливо захлопнув крышку стола и бросив туда письмо. Но Мелинда уже выбежала в коридор. – Мелинда, вернись!

Она догнала падчерицу на лестнице и остановилась, опершись о перила, по которым извивался искусно вырезанный дракон. Внизу в холле дворецкий и дюжий лакей скрутили какого-то бродягу в лохмотьях.

Бродяга обернулся в пылу драки, и Фоли увидела его лицо – небритое, искаженное злобой. Длинные седые патлы упали ему на глаза. Он бросил дикий взгляд в сторону лестницы и что-то крикнул. От этого леденящего душу вопля у Фоли мурашки побежали по спине. Бродяга снова закричал, и на этот раз она услышала имя – или ей показалось? «Роберт!» Он отчаянно упирался, но лакею и дворецкому все же удалось вытолкать его на улицу. Дворецкий навалился на дверь, она с грохотом захлопнулась, и эхо прокатилось в холле.

– Это он! – прошептала Мелинда. – Тот человек, которого я видела у реки!

– Браконьер, наверное, – предположила Фоли. – Ничего, с ним разберутся. Идем наверх – пора переодеваться к обеду.

– Браконьер? – повторила Мелинда. – Зачем же ему ломиться в дом?

Но Фоли уже поднималась по ступенькам.

– Идем же! Что ты сегодня наденешь? Светло-зеленое платье?

Мелинду всегда можно было отвлечь разговорами о нарядах. Так и случилось. Мелинда бросила озадаченный взгляд в сторону двери и коротко вздохнула.

– Какая разница, что надевать? – капризно заметила она. – Меня ведь никто не увидит.

– Благодарю покорно! А про меня ты забыла?

– Нет, но ты же моя мама.

Фоли насмешливо фыркнула, напустив на себя оскорбленный вид, но втайне радуясь, что ее наградили таким почетным званием.

Глава 4

Роберт метался по комнате, натыкаясь на стены, как слепой. В ушах все еще звучал крик оборванца.

– Ты мертв, – бормотал он. – Черт тебя дери, ты мертв и не можешь вернуться с того света!

Довольно того, что его изводит своими появлениями Филиппа. А если еще и отец восстал из ада, остается только наложить на себя руки. Но и после смерти не будет покоя. Быть может, именно то, что он до сих пор жив, и удерживает призраков прошлого и не дает им наброситься на него и утащить с собой в преисподнюю.

И еще его держит Фоли – его Фолли. Ее голос он тоже слышит – нежный, веселый, без тени страха. Стоило ему увидеть ее, как тело и душу сковало мучительное желание, и в ответ на ее любезное приветствие с языка сорвались скупые, резкие слова. Должно быть, она решила, что он не в своем уме.

Роберт расхохотался. Ну конечно, не в своем уме: его преследуют покойники, в голове туман, он боится выходить на улицу. Но всего этого ей знать не следует. Однажды ему удалось прийти в себя, и он обрел былую ясность мысли. Это произошло по пути из Индии, который занял десять месяцев. Именно тогда, во время бесконечного долгого плавания вдоль берегов Африки, он начал постепенно осознавать все то, что случилось с ним за последнее время. И понял, что Филиппа мертва, а по ночам его преследует бесплотный демон, ее призрак. Как только он ухватился за эту мысль, то припомнил и остальное – свои скитания по индийским базарам, изучение местной культуры, записки и дневники. Все впечатления путешествия, даже самые мимолетные, – гавань Занзибара, нежный шелк, трепещущий на ветру, свет лампы, падающий на чалму незнакомца, – переносили его в прошлое. И вот он уже снова на базаре в Дели, пьет чай вместе с хозяином обувной лавки. Именно в ту ночь он и сошел с ума.

По мере того как прояснялся его разум, он припоминал все больше подробностей из своей жизни в Индии. Его навещали гуру – многих он помнил до сих пор. И Филиппа тогда была с ним – но Филиппа мертва. Она убила его пса, а некто, чье лицо он никак не мог вспомнить, потрясал перед ним письмами Фоли и грозился предать их огню, а ее саму погубить.