Принц полуночи - Кинсейл Лаура. Страница 12

Любовь всегда была быстротечной, и все кончалось ничем раньше, чем он успевал привязаться. Он вручал себя мечте, но она ускользала. И она погубила его.

Он не должен хоть теперь терять голову.

Но она была совсем не похожа на других.

Может, в этот раз все будет по-другому.

Жалкий шут! Он каждый раз думал, что все будет по-другому. Он каждый раз думал: вот теперь…

Но на этот раз, кажется, в самом деле… Вот теперь…

Проклятие.

К тому времени, когда он достиг деревни, головокружение почти прошло, и осталась только неважная ориентация, с чем он давно научился мириться, и какая-то общая рассеянность, из-за чего он и спотыкался. Он не знал, шла она за ним или нет — ведь эта сумасшедшая могла пойти по любой из множества тропинок, отходящих от той, по которой они шли вместе к деревне, ведущих на север, юг, запад, восток, — да мало ли куда!

Деревушка Ла Пэр гордилась двумя мостиками, перекинутыми через узкую реку, а больше, пожалуй, ничем. Таверна Марка прилепилась к краю утеса между ними. Марк использовал стены старого форта, побелил их, покрыл черепичной крышей и навесил зеленые ставни. Дома деревушки словно вырастали из края ущелья и смотрели на его дно, напоминая пирамиду детских кубиков, которые каким-то чудом не падают вниз.

Когда он впервые оказался здесь, то подумал, что и деревня, и каньон, и мосты, изогнувшиеся в ста футах над узким потоком, очень живописны. Марк смеялся его шуткам, подавал ему доброе красное вино, а кругом было столько простора для Немо! И солнце как нектар, и все это было бесконечно далеко от его прошлого: он перестал от него убегать.

Деревня Ла Пэр стояла на границе у самого подножия Альп, и с монотонной последовательностью переходила из рук в руки — от Каперингов к Габсбургам, а от них — Савойской династии. В данный момент Ла Пэр стояла на французской территории, а Коль дю Нуар — на савойской стороне границы, но любой договор, подписанный в Мадриде, Риме или Вене, мог в один день изменить все это.

Он купил полуразрушенный замок у молодого шевалье, который предпочитал проводить время в Париже, а не в этом захолустье. Замок стал для С.Т. домом, первым домом в его жизни — по крайней мере, первым домом, который он выбрал сам, и одним из немногих мест, где он провел более полугода. Он обнаружил, что ему по душе одиночество. Ему нравилось ложиться спать с заходом солнца — ему, который привык проводить ночь в пирушках, беззакониях, погонях! Он рисовал, спал, копался в каменистой грязи, пытаясь что-то вырастить, — больше ему ничего не было нужно.

До сего дня. До тех пор, пока три года одиночества не сдавили ему грудь, пока страсть и досада не свились в тугой клубок вместе со страхом, что вот он перейдет через мост и увидит шкуру Немо, прибитую к воротам в стене, окружавшую деревню.

Судьба его пощадила. Главные ворота выглядели как всегда, и как всегда нуждались в починке. Сейчас в них застрял экипаж — возница предпринял неразумную попытку пересечь реку и въехать под низкую опускную решетку. Эта чугунная решетка свисала косо над булыжной мостовой еще со средневековых времен, и поэтому было маловероятно, что усилиями мэра, десятка ротозеев, двух кумушек, дававших противоречивые советы, и целой толпы грязных мальчишек ее удастся в ближайшее время поднять прямо, освободив экипаж. С.Т. прошел по другому мосту.

Пост охраны был пуст — тоже обычная история. С.Т. прошел с суверенной территории его величества короля Сардинии, герцога Савойского через официальную границу во Францию, и никто даже попытки не сделал его остановить. Эта свобода от формальностей как нельзя лучше устраивала его, так как избавляла от необходимости выслушивать печальную историю последних любовных похождений лейтенанта.

Он зашел в таверну с черного хода, но Марк только мельком взглянул на него и промчался мимо с подносом вверх по лестнице, где был отдельный салон. С.Т. увидел, часто к окнам общего зала прилипли толпы любопытных, и решил подняться наверх вслед за Марком.

Он уверенно вошел в салон словно на нем были шелковые чулки и венецианский бархат, а не жилет и испачканные штаны. Обычно он не удостаивал своим вниманием комнату наверху, но он умел не хуже других вести себя, как высокородный дворянин, и Марк это хорошо знал. Хозяин таверны только почтительно поклонился, когда С.Т. занял диван и уселся, скрестив ноги, в своей самой вальяжной и небрежной позе.

На узком балконе, выходившем на стену с воротами, сидел разодетый человек в напудренном парике, облокотясь на чугунную ограду, небрежно поигрывая черной тростью с золотым набалдашником и с ухмылкой глазея на уличную суету. Его компаньон со скучающим видом ссутулился за столом, а Марк в это время наливал два бокала своего лучшего коньяка.

С.Т. удостоил приезжих небрежного кивка и поднял палец в знак приказа принести и ему бокал. Марк поспешил к нему с каким-то облегчением, налил из фляги коньяк и поставил ее на боковой столик, многозначительно посмотрев на С.Т. и движением бровей указав на сидящих, торопливо вышел из комнаты.

Это было очень странно. Обычно требовалось немало уговоров и щедрых обещаний прежде, чем Марк согласится расстаться даже с бутылкой обычного вина, не говоря уже о коньяке, С.Т. чуть повернул голову, незаметно изучая путешественников.

Он обнаружил, что этот интерес был взаимным. Мужчина у стола смотрел на него с вызывающим откровением, небрежно опираясь локтем на спинку кресла. На нем был серый сюртук с пышным водопадом кружев у горла, а штаны и жилет — ярко-желтые, как ноготки. Оружием его была трость с вкладной шпагой, более легкой и удобной, чем старая — с треугольным клинком, зато надежная в бою шпага.

Темные глаза незнакомца рассматривали С.Т. так, словно он покупал лошадь на торгах; губы на скучающем лице чуть дрогнули в усмешке, когда С.Т. взглянул ему прямо в глаза. Ничего не говоря, человек снова повернулся лицом к балкону, запустив пальцы в мягкие светло-каштановые волосы, и подпер щеку ладонью.

— Иди сюда, Латур, выпей, — сказал он своему компаньону, — и дай мне надежду, что мы не останемся здесь в заточении на целую ночь.

— Я ничего не могу обещать. — Второй посетитель выпрямился и слегка поклонился. — Очевидно, что эта отвратительная дыра населена клоунами и обезьянами.

— О нет! — тихо произносимые слова так и сочились иронией. — Не могут же они быть бестолковы так же, как мой камердинер, в чью несчастную голову и пришла идея проехать по этому мосту.

Мужчина на балконе мгновение колебался, но затем поклонился, на этот раз глубоко.

— Да, конечно, месье граф. Все именно так, как вы говорите.

— Заходи в комнату и выпей, Латур, — сказал его хозяин низким шелковистым голосом. — И прояви должное уважение. Когда мы одни, меня может позабавить, как ты свешиваешься через поручень балкона, но не в присутствии другого джентльмена.

Латур повиновался, аккуратно ставя трость в угол комнаты. Он встал за креслом графа и взял предложенный бокал коньяка, но пить не стал.

«Странные пташки», — подумал С.Т. и пожалел, что не остался внизу, в общей комнате. Там бы он узнал больше. Крики и болтовня с улицы доносились и до второго этажа, эхом отражаясь от стен салона, в котором царило молчание. С.Т. вздохнул и уставился в свой бокал. Со всей этой суетой он не сможет задержать Марка, чтобы спокойно расспросить его, где бы ни сидеть.

Он пригубил коньяк. По крайней мере, не было очевидных признаков того, что Немо поймали или что в деревне началась лихорадка. Столь важного события, как застрявший экипаж, в Ла Пэр не было, видимо, со времен Крестовых походов. Он снова взглянул в сторону стола и увидел, что молодой дворянин опять наблюдает за ним.

— Мне скучно, Латур, — медленно произнес он. — Скучно. Надо что-то делать.

Слуга по имени Латур неловко переступил с ноги на ногу.

— Не хотите ли, чтобы я распорядился приготовить вам комнату на ночь, милорд?

— Нет… может, позже. Интересно — если мне будет позволена такая дерзость, — он чуть улыбнулся, — могу я надеяться, что этот господин не откажется сыграть со мной в пикет, чтобы убить время?