Время предательства - Пенни Луиз. Страница 6
Лакост посмотрела на агента, с которым разговаривал Гамаш. Тот положил трубку и застучал по клавиатуре компьютера, пытаясь делать свою работу. Но коллеги продолжали подначивать его, и Лакост увидела, как агент бросил печатать и повернулся к ним. Улыбнулся. Снова стал одним из них.
Инспектор Лакост взглянула на старшего инспектора Гамаша. Никогда, ни при каких обстоятельствах не могла она представить себе, что предаст его. Но если такое случилось с другими агентами, которые прежде были порядочными людьми, то почему не может случиться и с ней? Вероятно, уже случилось. По мере того как в отделе становилось все больше агентов Франкёра, по мере того как все большее их число бросало вызов Гамашу, считая его слабаком, такие же мысли, возможно, просачивались и в ее голову – болезнь заразна.
Видимо, она начинала сомневаться в нем.
Полгода назад она ни за что не усомнилась бы в его методах поддержания субординации. А теперь вот засомневалась. И в глубине души задавалась вопросом: а вдруг то, что видит она, что видят все они, – это и в самом деле слабость?
– Что бы ни произошло, Изабель, – сказал Гамаш, – ты должна верить себе. Ты меня понимаешь?
Он напряженно смотрел на нее, словно хотел внедрить эти слова не просто ей в голову, а куда-то глубже. В тайное, безопасное место.
Изабель Лакост кивнула.
Гамаш улыбнулся, и напряжение спало.
– Bon [7]. Ты для этого и приходила или есть что-то еще?
Она вспомнила не сразу – лишь после того, как заметила записку в своей руке.
– Несколько минут назад поступил звонок. Я не хотела вас беспокоить. Не уверена, личное это или служебное.
Гамаш надел очки, прочел записку и нахмурился:
– Я тоже не уверен.
Он откинулся на спинку стула. Пиджак распахнулся, и Лакост увидела у него на поясе «глок» в кобуре. К этому зрелищу она никак не могла привыкнуть. Шеф ненавидел оружие.
Евангелие от Матфея, 10: 36.
Это был один из первых уроков, преподанных ей, когда она поступила в отдел. Изабель Лакост все еще видела как наяву старшего инспектора Гамаша, сидевшего на том самом месте, что и сейчас.
«Евангелие от Матфея, глава десять, стих тридцать шесть. „И враги человеку – домашние его“. Никогда не забывайте об этом, агент Лакост».
Ей показалось, он хочет этим сказать, что при расследовании убийства начинать нужно с семьи. Но теперь она знала: за евангельскими словами скрывается нечто большее. Старший инспектор Гамаш носил при себе оружие. В штаб-квартире полиции. В собственном доме.
Гамаш взял записку со стола:
– Не хочешь прокатиться? Мы там будем как раз к ланчу.
Лакост удивилась, но не стала ждать второго приглашения.
– Кто останется за старшего? – спросила она, забирая пальто.
– А кто старший сейчас?
– Конечно вы, patron.
– Очень мило с твоей стороны, но мы оба знаем, что это не так. Надеюсь только, мы не оставили спички в доступном месте.
Когда дверь закрывалась, Гамаш услышал, как агент, с которым он беседовал, говорит другим:
– Каждый звонок – сообщение о новой смерти…
Он вышучивал шефа высоким, детским голоском, выставляя его идиотом.
Старший инспектор, улыбаясь, направился по длинному коридору к лифту.
В кабине лифта они следили за сменяющимися цифрами. 15, 14…
Третий пассажир вышел из кабины, и они остались вдвоем.
13, 12, 11…
Лакост сгорала от нетерпения задать тот единственный вопрос, который не предназначался для чужих ушей.
Она посмотрела на шефа – тот следил за цифрами. Стоял в расслабленной позе. Но она достаточно хорошо знала его и заметила новые, более глубокие морщины. Темные круги под глазами.
«Да, – подумала она, – нужно уехать отсюда. Пересечь мост и покинуть этот остров. Оказаться подальше от этого проклятого места».
8… 7… 6…
– Сэр?
– Oui? [8]
Он повернулся к ней, и Лакост снова увидела изнеможение, проявлявшееся на его лице в те мгновения, когда он забывался. И у нее не хватило духа спросить о том, что случилось с Жаном Ги Бовуаром. Прежним заместителем Гамаша. Ее наставником. Протеже Гамаша. И даже больше.
В течение пятнадцати лет Гамаш и Бовуар составляли великолепную команду. Жан Ги Бовуар, который был на двадцать лет моложе старшего инспектора, готовился со временем стать его преемником.
Но несколько месяцев назад, вернувшись после расследования в отдаленном монастыре, инспектор Бовуар внезапно перевелся в отдел старшего суперинтенданта Франкёра.
И начался какой-то кошмар.
Лакост пыталась узнать у Бовуара, что произошло, но инспектор не хотел иметь никаких отношений с людьми из отдела Гамаша, и старший инспектор издал приказ: никто из его отдела не должен иметь никаких дел с Жаном Ги Бовуаром.
Его следовало избегать. Не замечать. Словно он невидимка.
Не только persona non grata, но и persona non exista [9].
Изабель Лакост не могла поверить в случившееся. И за прошедшее время так и не сумела поверить.
3… 2…
Именно об этом она и хотела спросить.
Неужели все так и есть?
Может, это такой хитрый ход, способ внедрить Бовуара в лагерь Франкёра, чтобы попытаться выяснить, что замышляет старший суперинтендант?
Наверняка Гамаш и Бовуар по-прежнему остаются союзниками в опасной игре.
Но шли месяцы, поведение Бовуара становилось все более эксцентричным, а Гамаш вел себя в отношении его все более непримиримо. Пролив между ними превратился в океан. И теперь казалось, что они вообще обитают в разных мирах.
Следуя за Гамашем к его машине, Лакост поняла, почему она не задала свой вопрос. Не потому, что щадила его чувства. Просто она не хотела услышать ответ. Предпочитала верить, что Бовуар хранит преданность Гамашу, у которого есть надежда остановить план, запущенный Франкёром.
– Хочешь за руль? – спросил Гамаш, протягивая ей ключи.
– С удовольствием.
Они проехали по туннелю Виль-Мари, свернули на мост Шамплейна. Гамаш сидел молча, поглядывая на полузамерзшую реку Святого Лаврентия далеко внизу. Когда они добрались до верхней части пролета моста, движение практически остановилось. Лакост, совершенно не боявшаяся высоты, почувствовала легкую тошноту. Одно дело – проехать по мосту, и совсем другое – остановиться в двух футах от низеньких перил. И от высокого падения.
Далеко внизу льдины в холодном потоке наплывали одна на другую. Шуга, как и положено шуге, неторопливо двигалась под мостом.
Старший инспектор Гамаш сделал глубокий вдох, потом выдохнул и беспокойно заерзал на сиденье. Лакост вспомнила, что он боится высоты. Заметила, что его пальцы сжаты в кулаки и он то напрягает, то ослабляет их. Напрягает. Ослабляет.
– По поводу инспектора Бовуара, – услышала она свой голос. Словно спрыгнула с моста в реку.
Гамаш посмотрел на нее так, будто она отвесила ему пощечину. И она поняла, что именно этого и добивалась. Ударить его. Пробить брешь в его защите.
Физически она, конечно, не могла ударить старшего инспектора Гамаша. Только эмоционально. И она нанесла ему удар.
– Да?
Он смотрел на Лакост, но ни интонацией, ни выражением лица не поощрял ее к дальнейшему разговору.
– Вы можете сказать мне, что случилось?
Машина впереди проехала несколько футов и остановилась. Они были почти на вершине пролета. В верхней точке.
– Нет.
Он ответил ей пощечиной на пощечину. И ей стало больно.
Минуту-другую они сидели в неловком молчании. Но Лакост заметила, что шеф больше не сжимает кулаки. Теперь он просто смотрел в окно. И она подумала, что, вероятно, нанесла ему слишком сильный удар.
Потом в его лице что-то переменилось, и Лакост поняла, что он смотрит не в темные воды Святого Лаврентия, а перед собой. Они перевалили через вершину и наконец увидели, чем вызвана пробка. Крайняя правая полоса в том месте, где мост выходил на южный берег, была перекрыта полицейскими машинами и «скорой».