Младший сын мэра (СИ) - Рузанова Ольга. Страница 32
Сегодня на Насте узкие черные брючки и блузка. Черные волосы рассыпаны по плечам блестящим каскадом. Беременность и роды никак не отразились на ее фигуре. Талия такая же тонкая, как и раньше. Бедра и ягодицы — на вид такие же упругие.
Слегка качнувшись, Настя переносит вес тела на одну ногу, отчего одна булочка немного приподнимается. У меня в паху неожиданно дергается.
Пфф…
Отвернувшись, утыкаюсь глазами в стенд с какими-то статьями.
Только не это… пожалуйста. Не хочу снова искать в Карине то, чего там отродясь не было.
— Кирилл, слушай… — доносится до меня ее голос, и мне приходится повернуть к ней голову, — я тороплюсь. У меня там Лешка с Ромашом сидит, а ему в школу бежать надо.
— Хорошо…
— Заберешь свидетельство сам, да?..
— Эмм… — туплю, не могу мысли в слова обличить.
Забрав из моих рук куртку, начинает быстро одеваться.
— Насть, — выдаю, наконец, — я тебя подвезу.
— Я тороплюсь, Кир.
— Подожди…
К счастью, дверь кабинета открывается, и нам выносят новое свидетельство о рождении Ромки. Еще раз поздравляют и вручают пластиковую папку.
Настя, не глядя, забирает ее и быстро идет на выход. Я спешу за ней.
— Я довезу.
— Я на автобусе, Кирилл, — бросает через плечо.
— Ты же сама сказала, что торопишься, а на машине будет быстрее.
Остановившись в фойе, перед зеркалом надевает шапку и поправляет воротник пуховика. После чего молча выходит из здания. Я скачу за ней, как сайгак.
— Настя!
— До, свидания, Кирилл.
Да, бл*дь! Что за цирк!
Хватаю ее за локоть и дергаю на себя. Она резко оборачивается и, возмущенно воскликнув, обдает нас обоих паром изо рта.
На улице мороз сегодня, но ударивший в виски адреналин вперемешку со злостью почувствовать его не дают.
— Я! Довезу! — цежу сквозь зубы, — хватит вы*бываться, Настя!
Она вскидывает на меня взгляд, и тут я понимаю, что она держится из последних сил. Глаза блестят от слез, а подбородок мелко трясется.
— Ты чего? Что случилось?
— Ничего!
Продолжая удерживать ее локоть, тащу за собой к машине. Вяло сопротивляясь, Денежка все же послушно идет за мной. Открываю дверь и жду, когда она сядет на пассажирское. Затем забираю с заднего сидения свою куртку, надеваю и, ежась от холода, обхожу Ауди.
— Сейчас пару минут прогреется, и поедем, — говорю, включая под нами подогрев сидений.
Настя, зарывшись лицом в воротник, молчит. Пустым взглядом смотрит прямо перед собой.
— Что случилось? — спрашиваю осторожно, даже не надеясь на откровенность с ее стороны.
— Ничего не случилось, — проговаривает ровно.
— С Ромой все в порядке?
— Да. Он сегодня рано проснулся. Леша говорит, он уже спать хочет.
— Температура больше не поднималась?
— Нет. Все хорошо.
Все хорошо, тогда какого хрена у нее глаза на мокром месте?!
— У тебя ничего не болит?
Тихо хмыкнув, Настя поворачивает ко мне голову.
— Со мной все в порядке, Кирилл.
Я ловлю ее убитый взгляд, и меня вдруг осеняет.
— Ты из-за этого, что ли, расстроилась? — киваю на папку в ее руках, — что Ромка Греховцевым стал?
Она тоже смотрит на папку, в которой лежит новое свидетельство о рождении. Закусывает нижнюю губу и судорожно вздыхает.
Вашу ж мать, что ж так обидно-то?! Даже горло спазмом сводит.
— Настя…
— Я этого не хотела, Кир, — говорит она тихо, — это несправедливо.
— Знаешь, не самый худший вариант. Я не сноб, но с фамилией Греховцев жить ему будет проще.
— Мы бы и без твоей фамилии не пропали! — вздергивает острый подбородок.
— Не сомневаюсь, Настя.
Дергаю рычаг и с пробуксовкой выезжаю с парковки.
Отвернувшись к окну, она молчит. Я тоже, но в голове зудит мысль, от которой хочется убиться об стену.
— Это ничего не изменит, не считая того, что его не сможет усыновить никто другой.
— Ты о чем?
— Ты же не из-за этого расстроилась? Не из-за того, что хотела, чтобы он стал Рокотовым?
Глава 35
Идиот.
Я даже отвечать не собираюсь. Сцепив руки в замок, молчу всю дорогу, и он больше не пытается со мной заговорить.
— Спасибо, Кирилл, — роняю, когда машина останавливается во дворе моего дома, — до свидания.
— Я вечером зайду.
— Вечером?.. Зачем?
Держась за руль двумя руками, Греховцев смотрит на меня сощуренными глазами.
— Не знаю, как у тебя, а у меня сегодня праздник, Настя. Хочу сына поздравить.
— А, ясно.
С меня, очевидно, праздничный стол. И хочется поинтересоваться, на праздник он со своей половинкой придет или один? Но я не спрашиваю, молча закрываю дверь и ухожу.
Он действительно приходит в семь. Без Карины, но с железной дорогой, о которой Ромка так мечтал.
— Где мне хранить твои подарки, Кир? У меня закончилась квартира!
Он хитро улыбается, но вдруг переспрашивает:
— Вам здесь тесно?
— Шутка! — поднимаю ладони в обезоруживающем жесте, — это юмор, Кирилл.
Нахмурив брови и бросая на меня быстрые взгляды, он начинает раздеваться. А я задаюсь вопросом, что было бы, если б я сказала, что нам с Ромкой здесь тесно. Купил нам новую квартиру или перевез бы к себе? Я слышала, как Даша рассказывала, что у него новое жилье в элитной новостройке. Сейчас там с ним Карина живет.
— Мама, — выглянув из комнаты, любопытными глазенками Ромаш смотрит на Греховцева, — Килил плисол…
— Привет, Роман, — присев на корточки, Кир подзывает его рукой, — беги сюда.
Тот бы, может, и не согласился, но сильно уж его заинтересовала коробка у ног отца. Переставляя ножки, подбирается к нему маленькими шажочками.
— Ты выздоровел?
— Да.
— Ну, тогда у меня для тебя подарок!
— Зелезная долога?! Ула-а-а!!!
У меня сердце против воли сжимается, и пульс в висках частит. Как?.. Как я собиралась растить его без отца?! Нельзя так, ребенок-то наш ни в чем не виноват.
Но признаться, сегодня, когда я увидела в документах новое имя моего сына, внутри у меня что-то с хрустом надломилось. В груди закопошился холодный страх, ощущение потери. Словно, дав Ромке свои фамилию и отчество, он его у меня ворует. Старые обиды проснулись и подняли головы.
Вернувшись домой, я долго смотрела на новое свидетельство. Привыкала. Сейчас уже немного успокоилась, понимая, что Кирилл прав — для нас с малышом ничего не изменится.
Оставив их вдвоем собирать злосчастную дорогу, которая, судя по всему, займет половину комнаты, я ухожу на кухню включить чайник. Завариваю свежий чай и вынимаю из духовки форму с мясом по-деревенски. Праздник же…
Закончив все дела, выхожу из кухни и неожиданно становлюсь случайной свидетельницей разговора Греховцева со своей девушкой. Он стоит у входа в комнату спиной ко мне.
— Я у Ромки, Карина, я же предупреждал… Пока не знаю… в следующий раз сходим…
Голос спокойный, но нотки раздражения в нем все же прослушиваются. Когда-то он со мной говорил таким же тоном.
— Рано его пока к нам…
На этой фразе чувствую удар в грудь. Развернувшись, резко заскакиваю обратно в кухню. Мои страхи и фобии снова оживают.
Куда к нам?!.. К ним в гости?.. Думают, я соглашусь, чтобы мой сын проводил там время с ним и с… ней?!
Боже… пусть даже не мечтают! Пусть родят себе собственных!!! А мой Ромка — он… мой!
Хлебнув воды прямо из кувшина, иду в комнату. Кирилл, показывая сыну, как запустить паровоз, сидит на полу, широко расставив длинные ноги. Ромаш с широко распахнутыми глазами смотрит так, словно перед ним сказка оживает.
Ступая тихо, добираюсь до кресла и сажусь в него с ногами.
Паровозик в этот момент трогается, и комнату оглушает восторженный визг Ромки. Кирилл смеется и оборачивается ко мне. Я, застигнутая врасплох, увязаю в его взгляде и перестаю дышать.
Кислород в легких стремительно заканчивается, на фоне этого сердце в грудной клетке начинает хаотично дергаться. Кожа на лице едва не плавится.