Шаровая молния 2 (СИ) - Гор Александр. Страница 2

— Да почитай все. От поршневиков до реактивных и турбовинтовых.

— Отлично! Как себя чувствуешь? Сам идти сможешь?

— Надеюсь…

— Тогда пробуй встать. Вон, для тебя лежит одежда. Если что — «дядя Саша» поможет. Нам просто сверхсрочно нужно в Москву. И запомни: для всех ты Вася Черкасов.

— А можно ещё раз мне дать зеркало?

Демьянов молча протянул круглое зеркальце без ободка.

— Может, всё-таки хоть чуть-чуть ухи́ поедим? — взмолилась жена Румянцева. — Обидно выбрасывать…

Воронцова ещё покачивало от слабости, и одеваться ему помогал потерянный Удовенко, у которого в голове творилось чёрт знает что. Ну, да. Его можно понять: вот у него был племянник, и вдруг его уже нет. При этом он всё же как бы есть, но на самом деле — это совсем не он.

— Давайте. Двадцать минут всё равно ничего не решат, а Василий за это время хоть чуть-чуть в себя придёт. Да и ожог надо обработать, чтобы заразу не занести.

Разряд пришёлся в плечо, и на этом месте обожжённая кожа бугрилась водянистым пузырём, лопнувшим при неосторожном движении, и «попаданец» кривился от боли от липнущей рубахи. Благо, у Алёны (судя по многим мелочам, скорее всего, студентки-старшекурсницы мединститута) нашлась небольшая аптечка, в которой обнаружился стрептоцидовый порошок. Ожог она обмотала бинтом, а сгоревшие ресницы (счастье, что Васька в момент удара сидел с зажмуренными от страха глазами!) и подпалённые брови со временем и сами отрастут. Ещё покраснения обнаружились на, пардон, ягодицах и пятках. Но только покраснения, а не серьёзные ожоги. Видимо, из-за того, что разряд пронизал всё тело, у парня и остановилось сердце.

Ушицы, оказавшейся весьма неплохой, он тоже похлебал, морщась при каждом движении правой рукой.

— Остатки заберёшь себе на квартиру. Я сомневаюсь, что Василия сегодня отпустят, а тебе хоть пожрать дома что-то будет, — распорядился Демьянов, приматывая крышку от ведра с шашлыками к такому же с остатками ухи.

Всю дорогу Александр по приказу Румянцева рассказывал «племяннику» о его жизни. Так он хоть как-то сможет адаптироваться в своей новой жизни. Пусть «перестанет узнавать» школьных товарищей и дворовых приятелей, но хоть будет знать об их существовании, о некоторых подробностях семейных взаимоотношений, привычках и особенностях характера «родителей». Не полный ноль, как это было в такой же ситуации у Демьянова. Правда, Кольке было легче в том плане, что в огромном городе его фактически никто не знал.

По дороге остановились у ближайшего сельсовета, и Румянцев, выдернув из дома председателя, всё-таки переговорил с Москвой.

— На окраине нас встретит сопровождение, — предупредил он Николая. –А женщин высадим у станции метро на площади Дзержинского.

— Про врачей не забыл? — спохватился тот.

— Не забыл.

— Как шеф отреагировал на открытие Проекта 19/68?

— А как ты догадался, что я именно этими словами и объяснил ему ситуацию? — засмеялся Анатолий. — Линия-то незащищённая, вот и пришлось пользоваться этим… как его?.. Изжоповым языком. Охренел шеф. И переспросил, уверены ли мы в этом. В общем, к нашему приезду и какая-то легенда будет готова.

Павел, похоже, окончательно поверил в историю с попаданием в 1940 год, только когда они въехали в Москву. Даже на встречавшиеся по пути «полуторки», Зис-5 и даже АМО смотрел не так, как на городские улицы без многочисленных новостроек. В его время, кажется, уже построили Новый Арбат, тогда называвшийся проспектом Калинина, а здесь этих высоток-«книжек» ещё не существовало. Как и высотного здания Министерства иностранных дел.

— Значит, хоть в этот раз смогу нормально повоевать, а не самолётные моторы, как очкарик, ремонтировать, — сделал он вывод.

— И не надейся! — обломал его в лучших чувствах Демьянов. — Нам всем, здесь присутствующим, фронт не светит. Как секретоносителям высочайшей категории.

Как и договаривались, остановились возле метро.

— Скорее всего, домой меня сегодня не жди, — предупредил Николай супругу.

— Я догадываюсь, — грустно вздохнула она и повернулась к Удовенко. — А уху, Саша, я тебе занесу. Думаю, тебе тоже пока не до неё будет.

Пришлось доставать и треклятое ведро…

А дальше всё понеслось! Проводить Воронцова в наркоматский медпункт. И пока эскулапы терзали «пацана» своими консилиумами, анализами и обследованиями, строчить доклад о произошедшем. И только часа через три в сопровождении охраны Берии и вместе с Румянцевым топать в кабинет Лаврентия Павловича.

— Здравия желаю, товарищ Берия, — вдруг тонким мальчишеским голосом отрапортовал Павел Валентинович.

— Мы с вами встречались… э… в вашей прошлой жизни?

— Никак нет. Но под вашим началом я служил во время обороны Кавказа.

— Надеюсь, с вашей помощью немцы больше до Кавказа не дойдут, — улыбнулся нарком, получивший очередное подтверждение того, что и он в Войну внёс свой вклад в Победу. — А товарищ Демьянов мне так и не докладывал об этом эпизоде моей… гм…вероятной деятельности.

— Извините, товарищ комиссар госбезопасности, — смутился Демьянов. — Объём информации о той войне настолько велик, что я об этом забыл рассказать.

— Так он тоже? — поразился «Васька».

— Да, Демьянов — ваш товарищ по несчастью. Или, наоборот, по счастью прожить вторую жизнь в новом, молодом теле. Только он из более поздних времён, чем вы. Поэтому, как я успел прочитать, так грамотно и действовал при выявлении… вашего феномена.

— А из какого года?

— Из две тысячи двадцать третьего, — задумавшись на секунду, решился ответить Лаврентий Павлович.

— И как? Построили у вас к 1980 году коммунизм?

— А это ещё что такое?

— Это было политическое заявление Хрущёва, товарищ нарком, — пояснил Демьянов. — Кажется, в 1960 году он пообещал, что через двадцать лет советские люди будут жить при коммунизме. Нет, Павел Валентинович. «Кукурузник», как обычно, соврал.

— Я так и предполагал, что брешет, — кивнул Воронцов.

— Тоже, как и Демьянов, его не любите?

— А за что мне его любить? — смешно нахмурил обгоревшие брови «мальчишка». Меня, советского офицера, фронтовика, взяли и вышвырнули из армии! Как надоевшую игрушку.

— Постарайтесь в следующий раз более ответственно подходить к употреблению слова «офицеры». В СССР ещё не в ходу это обозначение красных командиров.

— Извините, товарищ народный комиссар. Настолько привык к нему за прошедшие с момента его введения двадцать пять лет…

Ещё одно подтверждение того, что Демьянов говорил правду. И особо ценное тем, что вырвалось непроизвольно.

— Я вас понимаю. Но давайте перейдём к делу. Вы присаживайтесь, разговор у нас будет долгий. С общими анкетными данными, которые вы изложили капитанам госбезопасности Демьянову и Румянцеву, я уже ознакомился. Более подробно вы изложите свою автобиографию позже. А сейчас я хотел бы услышать от вас то, какой вы увидели Великую Отечественную войну. Не в изложении книжек, как о ней знает товарищ Демьянов, а, так сказать, глазами очевидца и непосредственного участника.

А вот и самая большая проверка!

Ох, уж эти тёщи!

Если вы думаете, что наутро, пока едва успевший поспать пару часов перед службой Демьянов вяло брился в ванной (попаданец давно уже выяснил, что в это время всё-таки есть безопасные бритвы-станки! Качеством намного хуже одноразовых «Бик» и «Жилетт», но есть!), она не успела в очередной раз высказать Кире своё предположение, что Николай пропадал почти всю ночь любовницы, то глубоко ошибаетесь.

— Мама, прекрати немедленно! — взвилась та. — Почему ты ему не веришь?

— Потому что у меня перед глазами предостаточно примеров, когда вот такие, как ты, чересчур доверчивые, очень быстро становились брошенными жёнами с ребёнком.

— Ты ничего не знаешь.

— А тебе много известно?

— Намного больше, чем тебе.

Наметившуюся ссору между матерью и дочерью прервала трель телефонного звонка, заставившая едва успевшего побриться Демьянова ломануться их ванной.