Сказки и легенды - Дорошевич Влас Михайлович. Страница 80
Он сошел со своего коня, обнял Абл-Эддина и сказал:
- Я виноват перед тобой и перед собой. Я послушался клеветников! Они сядут на кол, - а ты садись на моего коня, и я снова поведу его под уздцы. Садись, тебе говорят!
С тех пор Абл-Эддин не выходил больше из милости у великого визиря.
Ему при жизни была оказана величайшая почесть. В честь него был устроен великолепный мраморный фонтан с надписью:
"Абл-Эддину- благодетелю персидского народа". Великий визирь Мугабедзин жил и умер в глубокой уверенности, что он:
- Уничтожил недовольство в персидском народе и внушил ему самые лучшие помыслы.
А Абл-Эддин, до конца дней своих торговавший попугаями и наживший на этом большие деньги, записал в своей летописи, откуда взят весь этот рассказ: "Так иногда голоса попугаев принимают за голос народа". ХАЛИФ И ГРЕШНИЦА
"Во славу аллаха, единого и всемогущего. Во славу пророка, да будет над ним мир и благословение.
Именем султана и эмира Багдада, халифа всех правоверных и смиренного слуги аллаха - Гаруна-аль-Рашида, - мы, верховный муфтий города Багдада, объявляем настоящую священную фетву, - да будет ведомо всем.
Вот что, согласно с кораном, вложил нам в сердце аллах: Нечестие распространяется по земле, и гибнут царства, гибнут страны, гибнут народы ради роскоши, забав, пиров и изнеженности, забывши аллаха.
Мы же хотим, чтоб аромат благочестия возносился от нашего города Багдада к небу, как возносится благоухание его садов, как возносятся священные призывы муэдзинов с его минаретов. Зло в мир идет через женщину.
Они забыли предписания закона, скромность и добрые нравы. Они обвешивают себя драгоценностями с головы до ног. Носят чадры, прозрачные как дым от наргилэ. И если покрываются драгоценными тканями, то только для того, чтобы лучше выставить гибельные прелести своего тела.
Свое тело, это создание аллаха, они сделали орудием соблазна и греха.
Соблазняясь ими, воины теряют храбрость, купцы - богатства, ремесленники - любовь к труду, земледельцы - охоту работать.
Поэтому и решили мы в сердце своем - вырвать у змеи ее смертоносное жало.
Объявляется во сведение всех живущих в великом и славном городе Багдаде:
Всякие пляски, пение и музыка в Багдаде воспрещаются. Запрещается смех, запрещаются шутки.
Женщины должны выходить из дома, закутанные с ног до головы покрывалами из белого полотна.
Им разрешается сделать только небольшие отверстия для глаз, чтобы они, идя по улице, нарочно не натыкались на мужчин.
Всем, - старым и молодым, красивым и безобразным, - всем знать: если у какой-нибудь из них увидят обнаженным хоть кончик мизинца, она будет обвинена в покушении на гибель всех мужчин и защитников города Багдада и немедленно ясе побита камнями. Таков закон.
Исполнять его, как если бы он был подписан самим халифом, великим Гаруном-аль-Рашидом.
Его милостию и назначением великий муфтий города Багдада шейх Газиф".
Под грохот барабанов, при звуках труб такую фетву прочли глашатаи на базарах, перекрестках и у фонтанов Багдада, - и в тот же миг прекратились пение, музыка и пляски в веселом и роскошном Багдаде. Словно чума заглянула в город. В городе стало тихо, как на кладбище.
Словно призраки, брели по улицам закутанные с головы до ног в глухие, белые покрывала женщины, и только испуганно выглядывали из узких щелочек их глаза.
Обезлюдели базары, исчезли шум и смех, и даже в кофейнях замолкли болтливые рассказчики сказок.
Люди всегда так: бунтуют - так уж бунтуют, а если начнут повиноваться законам, то повинуются так, что даже властям становится противно.
Сам Гарун-аль-Рашид не узнал своего веселого, радостного Багдада.
- Премудрый шейх, - сказал он великому муфтию, - мне кажется, что твоя фетва чересчур уж сурова!
- Повелитель! Законы и собаки должны быть злы, чтобы их боялись! - ответил великий муфтий.
И Гарун-аль-Рашид поклонился ему:
- Быть может, ты и прав, премудрый шейх!
В это время в далеком Каире, городе веселья, смеха, шуток, роскоши, музыки, пения, пляски и прозрачных женских покрывал, жила танцовщица, по имени Фатьма-ханум, да простит ей аллах ее грехи за те радости, которые она доставляла людям. Ей исполнилась ее восемнадцатая весна.
Фатьма-ханум славилась среди танцовщиц Каира, а танцовщицы Каира славились среди танцовщиц всего мира.
Она много слыхала о роскоши и богатствах Востока, а крупнейшим бриллиантом среди Востока, - слыхала она, - сверкал Багдад.
Весь мир говорил о великом халифе всех правоверных, Гаруне-аль-Рашиде, об его блеске, великолепии, щедрости.
Слух о нем коснулся и ее розовых ушей, и Фатьма-ханум решила поехать на восток, в Багдад, к халифу Гарун-аль-Раши-ду - порадовать его взор своими танцами.
- Обычай требует, чтоб каждый правоверный приносил халифу лучшее, что у него есть; принесу и я великому халифу лучшее, что у меня есть, - свои танцы.
Она взяла с собой свои наряды и отправилась в далекий путь. Корабль, на котором она плыла из Александрии в Бейрут, настигла буря. Все потеряли голову.
Фатьма-ханум оделась так, как обычно одевалась для танцев.
- Смотрите! - с ужасом показывали на нее перепуганные путники. Одна женщина уже сошла с ума!
Но Фатьма-ханум отвечала:
- Чтобы мужчине жить, - ему нужна только сабля, женщине нужно только платье к лицу, - мужчина достанет ей все остальное.
Фатьма-ханум была так же мудра, как и красива. Она знала, что все уже написано в книге Судьбы. Кизмет! (Судьба! (тюрк.).)
Корабль разбило о прибрежные скалы и, изо всех плывших на корабле, одну Фатьму-ханум выкинуло на берег.
Именем аллаха, она с попутными караванами доехала от Бейрута до Багдада.
- А ведь мы везем тебя на смерть! - говорили ей в виде ободрения погонщики и провожатые. - В Багдаде тебя побьют камнями за то, что ты так одета!
- В Каире я была так же одета, и никто меня за это не ударил даже цветком!
- Там нет такого добродетельного муфтия, как шейх Газиф в Багдаде, и он не издавал такой фетвы!
- Но за что же? За что?
- Говорят, что такое платье возбуждает у мужчин превратные мысли!
- Как же я могу отвечать за чужие мысли? Я отвечаю только за собственные!
- Поговори об этом с шейхом Газифом!
Фатьма-ханум прибыла в Багдад с караваном ночью. Одна, в темном, пустом, мертвом городе бродила она по улицам, пока не увидела дома, где светился огонь. И постучалась. Это был дом великого муфтия.
Так осенью, во время перелета птиц, ветер несет перепелок прямо в сети.
Великий муфтий шейх Газиф но спал.
Он сидел, думал о добродетели и сочинял новую фетву, еще суровее прежней... Услышав стук, он насторожился:
- Уж не сам ли халиф Гарун-аль-Рашид? Ему часто не спится по ночам, и он любит бродить по городу!
Муфтий сам отворил дверь и отступил в изумлении и ужасе.
- Женщина?! Женщина? У меня? У великого муфтия? И в такой одежде?
Фатьма-ханум глубоко поклонилась и сказала:
- Брат моего отца! По твоему величественному виду, по твоей почтенной бороде я вижу, что ты не простой смертный. По огромному изумруду, - цвет пророка, да будет на нем мир и благословение, который украшает твою чалму, я догадываюсь, что вижу пред собой самого великого муфтия Багдада, почтенного, знаменитого и премудрого шейха Газифа. Брат моего отца, прими меня, как ты принял бы дочь твоего брата! Я родом из Каира. Моя мать назвала меня Фатьма. Занятием я танцовщица, если только угодно назвать это удовольствие занятием. Я приехала в Багдад, чтобы повеселить взгляд халифа правоверных своими танцами. Но клянусь, великий муфтий, я ничего не гнала о грозной фетве, - несомненно справедливой, ибо она исходит от твоей мудрости. Вот почему я осмелилась предстать пред тобой одетая не по фетве. Прости меня, великий и премудрый муфтий!
- Аллах один велик и премудр! - ответил муфтий. - Я зовусь действительно Газиф, люди называют меня шейхом, а наш великий повелитель, халиф Гарун-аль-Рашид, назначил меня, - выше моих заслуг, - великим муфтием. Твое счастье, что ты попала ко мне, а не к простому смертному. Простой смертный, на основании моей же фетвы, должен был бы немедленно послать за заптиями или сам побить тебя камнями.