Пороки и их поклонники - Устинова Татьяна Витальевна. Страница 11

Вода в душе все шумела.

Архипов распахнул дверь, и в коридор немедленно и густо повалил пар.

В белых клубах, в сиянии крохотных мощных лампочек, в сверкании плитки, зеркал, полов стоял совершенно голый Макс Хрусталев. Вода хлестала за раздвижной панелью, а он, не отрываясь и разинув рот, смотрел на широкую полку, где теснились одеколоны, шампуни, пенки и прочая парфюмерная дребедень, которую Архипов любил.

У Архипова вдруг загорелись щеки – как будто Макс поймал его на чем-то неприличном.

– Воду бы хоть закрыл, – сказал он злобно.

Юнец вздрогнул и захлопнул разинутый рот – даже зубы стукнули.

Архипов зашел, чуть не толкнув его, выключил воду и с силой дернул панель. Сразу стало очень тихо.

– На.

– Чего?

– Наденешь это.

– Зачем?

– Затем, что я так сказал.

– А это, – Макс кивнул на полку и посмотрел на Архипова, – все ваше?

– Наше.

– Ва-аше?! Вы че, духами мажетесь?

– Мажусь.

Макс гоготнул:

– Вы че? «Голубой»?

– И не надейся даже.

– Чего?

Все-таки Архипов пробурчал себе под нос – чего. Макс покосился на него с некоторым испугом.

– Вытрись и оденься.

«Голубой», надо же! Черт бы побрал этого недоумка!

В спальне он в два приема разложил огромный круглый матрас.

Матрас он купил на какой-то французской выставке, которая называлась «Уют-2000». Архипов купил его просто потому, что никогда раньше не видел таких вещей. В сложенном виде матрас напоминал диванчик и на нем можно было сидеть. В разобранном – он напоминал мягкую лужайку, как будто собранную из лоскутной мозаики. К лужайке прилагались еще подушки и одеяло.

Тинто Брасс за то, чтобы поваляться на этом матрасе, полжизни бы отдал.

Зашлепали босые ноги, и Архипов приказал, не оборачиваясь:

– Ложись. И не вздумай ночью шастать по квартире и не пытайся ничего спереть!

– Я не вор, сказано же!

– Это я уже слышал.

Он вышел из спальни, чтобы посмотреть, как там его собака. На звук открываемой двери Тинто поднял громадную голову. Сверкнули глаза и металлические кнопки на ошейнике.

– Молодец, – похвалил Архипов, – охраняй, Тинто!

Когда он вернулся в спальню, Макс Хрусталев в розовой Любашиной кофтенке и его собственных старых шортах спал на самом краешке лоскутной поляны, свернувшись худосочным калачиком. Одеялом он не накрылся и подушку под голову не подложил.

Архипов подумал-подумал, а потом, приподняв за край матрас, откатил гостя на его середину и кинул на него одеяло. Тот забормотал, устраиваясь и подтягивая колени, и Архипов погасил свет.

Полежал и зажег тусклую лампочку.

Может, он и не жулик, но так, на всякий случай.

Архипова разбудили отдаленные мелодичные переливы.

Он перевернулся на спину и сонно почесал живот.

Вот черт. Ну и ночка.

Может, позвонить на работу и не приезжать? Придумать что-нибудь возвышенное – например, аллергию. Или… или… мигрень. Мигрень – это достаточно возвышенно или не слишком?

Архипов потянулся так, что в позвоночнике и шее произошло какое-то движение, и скосил глаза на матрас «Уют-2000». Посреди матраса высилась цветастая горка, больше ничего видно не было.

Волны мелодичных переливов наплыли со стороны входной двери, и Архипов понял, что кто-то звонит в дверь.

Должно быть, прибыла Мария Викторовна – по-родственному Манька.

Архипов нашарил на полу давешние джинсы, кое-как их натянул, зевая, потащился к двери и распахнул ее, не глядя.

– Здрасти, госпожа Тюрина.

Она на секунду задержалась с ответом, и он решил, что это из-за его слишком уж домашнего вида.

– Прошу прощения, я без галстука, – буркнул он и опять почесал голый живот, на этот раз не без умысла, – в галстуке спать… неудобно.

– Доброе утро, Владимир Петрович, – пропищала она. – А где мой… брат Максим?

– Ваш брат Максим спит, – проинформировал Архипов. – Если хотите получить его немедленно, будите сами.

– Где он… спит?

Архипов не спеша выглянул на лестничную клетку и возликовал, как будто увидел близкого человека после многолетней разлуки.

– Тинто! Как ты тут? Иди ко мне, хорошая собака! Хорошая, хорошая собака! Вот Мария Викторовна явилась, она тебя на боевом дежурстве сменит! Да, Мария Викторовна?

Она растерянно молчала.

– Мы интересуемся, – продолжил Архипов, присел и положил руку на голову своей собаке, – мы интересуемся, может, вы дверь на ключ закроете? Может, мы покинем пост номер один?

– Ну, конечно! – воскликнула она торопливо. – Конечно, конечно! Спасибо вам большое! Спасибо, собачка!

Тинто Брасс напружинил свои складки и негромко зарычал.

– Он не любит, когда его называют собачкой, – объяснил Архипов. – Какая же это собачка! Пудель – вот собачка, а Тинто у нас…

Он поднялся с корточек и неожиданно оказался нос к носу с ней.

Очень близко. Неприлично близко. Совсем близко.

У нее было замученное лицо, бледное сине-зеленой некрасивой бледностью. Под глазами и на висках желтизна. Нос заострился, и не видно на нем никаких веснушек. Темные волосы заложены за уши. В руках она держала огромную коричневую сумку, и этой сумкой моментально загородилась от Архипова, выставив ее перед собой. И отвела глаза.

Ему стало неловко.

– Вы больны?

Трудно было заглянуть ей в лицо с отеческой незаинтересованностью, но он постарался.

– Я не больна, Владимир Петрович. Я очень… устала. Ужасно.

В конце концов, он пообещал полоумной Лизавете, что станет заботиться о девочке Маше. И он предложил:

– Хотите, я вас покормлю завтраком? Все равно ваш брат… Максим спит. Заприте свою дверь. Давайте. Вы сможете.

Она тускло улыбнулась:

– Мне неудобно.

– Конечно, неудобно, – согласился Архипов, с трудом обретая свой обычный тон. – Мне тоже неудобно, но ничего не поделаешь.

Она поставила на пол сумку, подошла к своей двери, порылась в плотном джинсовом кармане и вытащила ключи.

Архипов, следивший за каждым ее движением, слегка взмок от того, как она рылась в кармане.

Да что такое-то?!

– Вы не заметили, оттуда ничего… не украли?

– Откуда?

Она кивнула на свою дверь:

– Из тетиной квартиры? Не заметили?

Она спрашивала так, как будто ни тетя, ни квартира не имели к ней, Маше Тюриной, никакого отношения. Архипов удивился и перестал думать о том, как она рылась в кармане.

– Понятия не имею. А кто мог украсть? Ваш брат? Или я?

Она перепугалась:

– Что вы, что вы, я совсем не то имела в виду! Вы тут совсем ни при чем, Владимир Петрович.

– Это уж точно, – пробурчал Архипов.

– Дверь-то была открыта. Вы сами сказали. Дверь была открыта, и Макс вошел.

Архипов опередил ее на одну секунду и первым ухватился за коричневую сумищу. Просто так ухватился, из джентльменства. Нести ведь было недалеко.

– Вы не знаете, ваш Макс не жулик?

– Я вообще ничего про него не знаю, – ответила она с усилием и вдруг потерла желто-зеленые щеки.

– А в лицо знаете?

– Наверное, узнаю.

– Высокие отношения! – воскликнул Архипов, и Маша посмотрела на него испуганно. – Высокие, высокие отношения!

Она вошла и остановилась в центре полукруга сверкающей плитки.

– Направо, – предложил Архипов, – если очень замучились, можете сходить в душ. Хотите?

– Нет!

Он усмехнулся:

– Так я и знал. Ваш брат тоже сопротивлялся из последних сил.

– Когда… сопротивлялся?

– Когда я волок его в душ.

Она посмотрела на Архипова с тоской. Как будто он заставлял ее делать что-то, чего ей ни в коем случае делать нельзя. Например, улыбаться.

– У вас… совсем другая квартира. Не похожа на нашу.

– Конечно. Я все поменял, когда делал ремонт.

– Зачем? По-моему, в старых квартирах жить гораздо уютнее.

– Должно быть, потому, – провозгласил Архипов, – что я отчаянно молод душой и жить в старой квартире не могу! Подавай мне модерн, и все тут.