Фирс Фортинбрас - Носов Сергей. Страница 2
Меня увидел Кирилл.
– Роман Михайлович! – показал ему рукой на меня.
Крепко сбитый мужчина в летах, седовласый, с пролысиной, вынырнул из-за двери. Протянул руку мне:
– Никитушка, вот вы какой, я вас не таким представлял…
Он меня представлял! А я-то думал, он с моими работами знаком, видел меня в игре. Меня вслепую пригласили, по Кирилловой рекомендации. Просто не дозвонились ни до кого, а я подвернулся. Может быть, потому что жил близко.
Ну и хрен с вами. Должно ли меня это заботить?
– Гениально сцену отсняли, – поделился радостью Буткевич. – Осталось только с тобой, и больше не будем сегодня.
Выходили в прихожую.
– Юра – режиссёр, Константин – оператор, Вика, Слава, – знакомил Роман Михайлович, – Татьяна Матвеевна – гримёр, сейчас она тебя быстро оформит, извини, я актёров отпущу…
Он отправился назад в комнату, обернулся:
– На кухне бутерброды, чай, кофе, пойди подкрепись.
Я успел заметить два конверта в его руке, один – Мих Тиху протягивал, другой – Магде.
Из комнаты в комнату переносили красного дерева этажерку, я посторонился; Юра-режиссёр сделал шаг ко мне: читал ли я сценарий?
– Я даже не знаю, о чём кино.
– В целом о жизни, – сказал режиссёр. – Мы начали недавно. Третью серию завершаем. На ходу корректируем. Ещё два часа назад вас в зародыше не наблюдалось.
– В зародыше не наблюдалось? Меня?
– Я хотел сказать, мы вас придумали только что, час назад где-то… И то в общих чертах. – Он отдёрнул портьеру в комнату слева: – Наш автор.
«Авторесса», – подумал я.
Похоже, её тут все автором называют.
Автор Марьяна, молодая, уж точно моложе меня, сидела в комнате за портьерой, маленькая как мышка, в кресле с ногами, перед ней на столе был дисплей.
– Марьяна, твой персонаж, – тоном заботливой бабушки произнёс режиссёр, словно принёс тарелку черешни внучке, пишущей сочинение.
Марьяна кивнула, дав понять, что услышала, но обратить лицо в нашу сторону не сочла нужным.
– Получается?
– Принтер не работает, – хрипло произнесла Марьяна.
– Роман! – закричал Юра. – Принтер не работает! А всё готово уже!
– Почему принтер не работает? – Продюсер Роман появился в прихожей. – Что за бардак? Лёша! Где Лёша?
Лёша (стало быть, он) – недрогнувшим голосом:
– Чё, принтер-то? Он не наш, принтер-то. Он не обязан работать.
– Как не обязан? Твоя работа, чтобы всё здесь работало!
Оказалось, что в картридже нет чернил. Компьютер принадлежал хозяину дома. Хозяина дома дома не было. Я спросил: «“Пентиум”? Сто мегагерц?» – «Сто тридцать три», – сказал мне режиссёр Юра. В то время мы все начинали бредить компьютерами. Я сам мечтал о таком. О «Пентиуме». У меня вообще компьютера не было.
Роман распорядился: пусть Лёша, гримёр Татьяна Матвеевна и девочка Оля (помреж?) возьмут по листу бумаги и перепишут красивым почерком текст Марьяны прямо с экрана. Никто и не думал роптать. Автор Марьяна, уступив место за столом, отошла к окну и с ногами забралась на широкий подоконник, там и курила, глядя во двор. А те переписывали.
Я вышел из комнаты. Вообще-то мне внимание безразлично, есть оно или нет, но, когда не обращают, я вижу, что не обращают, только и всего; ну такая профессия у нас, быть в центре внимания, ничего не попишешь, и не важно, что я едва не ушёл из неё. (Из профессии – если вдруг не понятно.)
Техническая пауза затянулась. Я угощался бутербродами на кухне. Настя Бережкова рассказывала мне о своих бракоразводных делах. Каждый раз, отправив печенину в рот, она стряхивала крошки с пальцев, делая ими так, словно намекала на деньги. Не ожидал её встретить здесь. Встретив, изрёк: «Лучшие люди» (входя). И она меня, когда я вошёл на кухню, приветствовала чем-то подобным.
Теперь Настя – подруга Кирилла.
– А я кто?
– Скоро узнаем.
Принесли переписанное. Нам с Настей дали по экземпляру, третий получил режиссёр Юра.
Роман, уже прочитавший текст с экрана, расточался теперь в комплиментах таланту автора:
– Какой диалог! Какая естественность! Как в жизни! Блеск! Марьяна, иди сюда, автор ты наш несравненный!.. Где ты прячешься?
Нехотя Марьяна вошла, села на табуретку возле раковины. Лицо сомнамбулы. Несколько веснушек на носу. Ноль эмоций.
– Наше сокровище. Наш вундеркинд. (Это мне говорится.)
– Роман, я просила вас не называть меня вундеркиндом.
– Прости, забылся. С высоты своего возраста – исключительно с высоты… Всё, всё, больше не буду. Напишешь четвёртую к понедельнику?
– Если не сдохну, – ответила Марьяна.
Я читал. Действительно было «как в жизни»: некто Никита (это я) звонил в дверь, потом недолго разговаривал с Настей, мрачно шутил на тему «не ждали», каламбурил и, войдя в прихожую, сообщал, что обувь снимать не будет.
– У нас принцип, – сказал продюсер. – Все персонажи с именами актёров. Чтоб не запутаться.
Я не возражал, я спросил, кого мне играть.
– Играйте себя, – сказал режиссёр. – С учётом, что это конец серии. Представьте, что вы пришли смотреть квартиру. Не исключено, вы аферист.
– Не исключено? Так я аферист или нет?
– В следующей серии выяснится. Автор напишет к понедельнику.
Я понял: автор Марьяна сама не знала, кто я и зачем я пришёл. Похоже, никто не знал. Удивительно, но сейчас это никого, кроме меня, не интересовало – зачем я пришёл. Ни продюсера, ни режиссёра, ни даже Настю, которой предстояло, между прочим, дверь мне открыть и произнести многообещающее: «Вы из Анапы?»
– Допустим, к понедельнику автор напишет, но мне надо сейчас знать, аферист я или не аферист. Кого мне играть?
– Я же сказал, себя играйте.
– Так ведь я не аферист, если речь обо мне…
– Какой зануда, однако! – воскликнул продюсер.
– Это конец серии, должна быть нотка тревожная, – сказал режиссёр.
– А может, так: я – Фортинбрас?
Меня не поняли.
– Играйте афериста, – сказал продюсер.
– Инфернального афериста, – уточнил режиссёр и сделал рукой таинственный пасс.
Продюсер Буткевич объяснял мне, как маленькому:
– Ваш главный выход – в четвёртой серии. Там что-нибудь и случится, связанное с вами. А пока вы только пришли. Пришли и пришли. Конец серии.
Нет, мне не хватало определённости. Я бы предпочёл, чтобы объяснила мне автор.
– Может, вы намекнёте в самых общих чертах, что может случиться, связанное со мной, в четвёртой серии…
Автор Марьяна мне не ответила. Ответил Буткевич. Он сказал:
– Вы умрёте. И это главное.
– Так скоро? – Я был разочарован.
– Умрёте, в этой же квартире. В четвёртой серии. Не печальтесь, эта история не про вас. Так что не важно по большому счёту, аферист вы или не аферист.
Что-то было обидное в его словах. Чувствовал себя лохом. Даже не заикнулся о заработке – меня поманили, а я и примчался, как мальчик.
– А зачем?
И тут вмешалась Марьяна:
– Глупый вставной номер. Мне это не нравится, Роман. Очень не нравится. Мы же договаривались, я должна расписаться, чтобы всё само собой покатилось, умирать начнут с пятой серии. С пятой!
– Феликс хочет с четвёртой, – тихо ответил продюсер.
– Он обещал не вмешиваться до пятой!
– Он и не вмешивается, он просто хочет, чтобы первая смерть была в четвёртой. Не важно чья.
– Раньше он не говорил про четвёртую… Он говорил о пятой! Убедите его, чтобы первая смерть в пятой была.
– Марьяна, зачем же мы тогда сегодня его пригласили? – спросил режиссёр («его» – это, значит, меня: зачем меня пригласили?). – Надо было его в четвёртую пригласить… В пятой бы и угробили.
– Я никого не приглашала, это всё Роман придумал.
– Вот так: чуть что, сразу Роман, – произнёс Роман Михайлович неправдоподобно обидчивым тоном; он опустился на корточки перед Марьяной. – Мы тебя ценим и любим, а ты не знаю что говоришь, – смотрел ей в глаза снизу вверх. – В чём проблема? Нет никакой проблемы!.. Ты же написала уже, как он появляется… Теперь отдохнёшь и напишешь, как он… ну… бух на ковёр… Мы так не умеем, как ты, а у тебя гениально получится!.. Марьяночка, правда?