Собрание сочинений в 2-х томах. Том 1 - Фонвизин Денис Иванович. Страница 63

Всегда, непрестанно

Всегда значит во всякое время, при всяких случаях, во всяком положении. Непрестанно значит без остановки, без прерывания. Не тот писатель хорош, кто пишет непрестанно, но тот, кто пишет всегда хорошо.

Писец, писатель, сочинитель, творец.

Писец называется тот, кто сочиняет свое или чужое переписывает. Писатель — кто сочиняет прозою. Сочинитель — кто пишет стихами и прозою. Творец — кто написал знаменитое сочинение стихами или прозою.

Говорится: писец исправный, писатель древний или новый, сочинитель знаменитый, творец славный.

У нас в древности писцов было мало; из них отличился Нестор, писатель российской истории. Между сочинителями нынешнего века славен Ломоносов, творец лучших од на российском языке.

Намерение, предприятие, замысел, умысел

Положенное на мере достижение какого-нибудь вида или цели называется намерение; когда оно взято и расположено, бывает предприятие; когда оно хитро, именуется замыслом; когда исполнение оного почитается преступлением, есть умысел. Намерение и предприятие так в своем знаменовании разнятся, что весьма правильно и нередко употребляем выражение: я предприял намерение.

Честный человек никогда не предприемлет бесчестного намерения, ибо для исполнения оного ум его ни к каким замыслам не обратится, и в душе его всякий умысел ужас производит.

Письмо, грамота, послание

Под сими именами разумеется всякая переписка между людьми разных состояний. Чрез письма сообщают мысли свои люди всякого звания: и государь к подданному, и подданный к государю посылают письма; но грамоты пишут одни государи. Письма древних называются посланиями.

Волтеровы письма наполнены остротою; грамота Филиппова к Аристотелю внимания достойна; послания святого Павла богодухновенны.

Стихотворные сочинения, под именем эпистол, недавно начали называть посланиями.

Влюбленный, любовник, любитель

Тот влюблен, кто в сердце своем страсть любви ощущает; но любовник только тот, кто в своей страсти изъяснился. Часто случается видеть влюбленных, которые не смеют казаться любовниками; но не реже видим любовников, которые никогда влюблены не бывали. Слово любитель не принадлежит до любовной страсти. Так же смешно было бы сказать: он ее любитель, как: он любовник наук и художеств.

Животное, скот

Все то создание, которое имеет душу живу, называется животное. Следственно, человек и скот под сие название подходят. Но если человек называется в добром смысле животным, то скотом иначе не именуется, как в дурном смысле, то есть когда рассудок управляет им не больше как скотом.

Люди и скоты, составляющие род животных, имеют между собою ту разницу, что скот никогда человеком сделаться не может, но человек иногда добровольно становится скотом. «Человек в чести сый, не разуме; приложися скотом несмысленным, и уподобися им».

Милый, любезный

Мил, кто любим; любезен, кто любви достоин. Любезный человек может быть не мил и милый не любезен. Впрочем, слово любезный относится к одним людям, а милый и к вещам неодушевленным. Говорится: ему не милы ни чины, ни деньги, но нельзя сказать: ему ни деньги, ни чины не любезны.

Ревность, ревнование

Ревность есть душевное страдание, происходящее от того, когда видим благо, желаемое для самих нас, в обладании у другого. Сие слово употребляется более всего, когда речь идет о любви. Ревнование есть род ревности, возбуждающее нас с кем-нибудь поравняться  или кого превзойтить в чем ни есть похвалы достойном. Человек, которого сердце растерзано ревностию, не может в то ж самое время удобен быть к ревнованию в делах великих.

Дом, двор

Дом есть здание для обитания. Двор есть место, окруженное стенами или зданиями, составляющее часть дома. Нередко случается, что у большого дома двор весьма малый. Двор также значит придворных господ и служителей, а дом — знаменитое поколение. В немецкой земле княжеские дома свои дворы имеют.

Мир, тишина, покой

Все сии слова знаменуют состояние, никакому волнению не подверженное; но мир означает оное относительно ко внешним неприятелям; тишина — к будущему или прошедшему приключению; покой изображает сие состояние без всякого отношения.

Худой мир лучше доброй брани. Исцеля себя от ложного любочестия, пошел в отставку и живу в покое. Тишина часто бурю предвещает.

В церковных книгах нередко находим выражения: мир ти, евангелие мира, князь мира, успе в мире; следственно, берется за союз, согласие, добрую совесть, блаженство. Давид, раздробляя понятия свои о добром правлении, говорит, что в нем «милость и истина сретостася, правда и мир облобызастася».

ПРИМЕЧАНИЕ НА КРИТИКУ, НАПЕЧАТАННУЮ НА 113 и 114 СТРАНИЦАХ II ЧАСТИ «СОБЕСЕДНИКА», КАСАЮЩУЮСЯ ДО ОПЫТА РОССИЙСКОГО СОСЛОВНИКА{*}

126 стр. «Ветхий (vetus), древний и старый, — говорит г. критик, — одинакое имеют значение и в одинаком берутся смысле; наприм.: ветхий, древний и старый завет. Но только в том разнятся, что ветхий относится к тленной материи, древний ко времени, а старый к гниючему или разрушающемуся существу».

Не понимаю, что значит сие примечание и какую разность находит критик между тленною материею и гниючим или разрушающимся существом.

127 стр. «Проманивать по этимологическому разбору то же, что и проводить. Но к значению, какое дано первому, лучше подходит обольщать».

Г. критик не сказывает того только, по какому этимологическому разбору проманиватъ значит то же, что и проводить, и почему к значению, которое дано первому, лучше подходит обольщать.

128. «Учредить, установить, устроить в одинаком принимаются смысле; напр., можно сказать: учредить, установить, устроить порядок».

Не спорю, что в некоторых местах сии глаголы можно употреблять без разбору; но гораздо больше случаев, а особливо в важных и рассуждением наполненных сочинениях, где сии глаголы один вместо другого употреблены быть не могут. Господину критику думается, что буде надобно цвет зеленый, то всякий зеленый цвет хорош. Нет, часто бывает весьма нужно подобрать тени оного, чтоб удовольствовать глаза приятным видом; но разум, душевное наше око, может ли быть доволен, когда мысль изображена словами, не выражающими всю ее тонкость?

«Синонимы изобретены на тот конец, чтоб попеременно употреблять в пространных сочинениях одно и то же значащие слова, а не для превращения оных в другой смысл».

Сие рассуждение госп[одина] критика жалко слышать. Уже давно решено философами, что одно и то же значащих слов нет на свете. Как же быть им изобретенными на тот конец, чтоб в пространных сочинениях употреблять их попеременно? Если станем рассматривать, в чем состоит сходство синонимов, то найдем, что одно слово не объемлет никогда всего пространства и всей силы знаменования другого слова и что все сходство между ними состоит только в главной идее. Неужели многословие составляет изобилие языка? И какое было бы его дурацкое богатство, если б десять или больше слов изображали в нем одну только идею? Тут память бы лишь тщетно обременялась. Тут один бы слух чувствовал разность в звуке слов, но разум не вкушал бы никакого удовольствия, не ощущая ни силы, ни точности, ни пространства, ни тонкости, каковые могут иметь человеческие мысли. Судя по такой критике, я думаю, что если б г. критик был повар, то б, конечно, в большой обед поставил он с одним кушаньем блюд тридцать.