Собрание сочинений в 2-х томах. Том 1 - Фонвизин Денис Иванович. Страница 67
Если б полагать, что уменьшительные имен собственных принадлежат к нашему словарю, то, без сомнения, принадлежат к нему и происходящие от собственных прилагательные, напр.: от Петра — Петров, от Никиты — Никитин; равным образом и отчества, напр.: Кузьмин, Матвеич, Кузъминишна, Матвеевна. Рассудите, не грешно ли терять время на такие бесплодные упражнения?
Академия положила принять в словарь из собственных имен только самые употребительные; но как можно определить, которое имя есть самое употребительное и которое нет? — Всякий за свое имя вступится. В вашем доме Осип, в моем Денис весьма употребительны, и мне кажется, что всякое имя нарекается христианину при святом крещении точно для того, чтоб оно было употребительно. Верьте мне, что буде в лексиконе нашем поместятся и одни те, кои признаны будут самыми употребительными, то они с своими уменьшительными, приветственными, уничижительными и проч. составят в словаре нашем одних Петрушек, Ванюшек, Анюток, Марфуток по крайней мере не меньше тридцати тысяч душ. Тридцать тысяч душ иметь хорошо, но не в лексиконе!
Что некоторые собственные имена употребляются в пословицах, то не составляет причины к помещению их в словарь нашей Академии. Все такие пословицы, где есть Сенюшки и Фили, весьма низки и умом и выражением; желательно, чтоб они вовсе были забыты. И в самой лучшей пословице, которая в примечаниях написана и которая начинается: как у Сенюшки есть денежки, сказано бедному Семену не меньше как...
Между резонами для принятия в словарь имен собственных Академия уважила, что «в древних наших челобитных и производствах просители употребляли имена уменьшительные». Но, уважив сей резон, приняла совсем, коли смею сказать, противоречащее ему правило: внесть в словарь собственные имена только самые употребительные. Неужели в нашей древности мог подавать челобитье тот только, кто назывался, напр., Иваном или Петром? Я уверен, что Гурий и Варсонофий равное с ними имели право; а по сему резону, если собственные имена в словарь принимать, то принимать все: в каковом случае бесплодное приращение словаря, простираясь еще на несколько фолиантов, отдалило бы благополучное оного окончание на бесконечные веки.
Имена: Филя, Федора, конечно, в словарь наш внесены быть должны, но не как имена собственные, а как имена, употребляющиеся в метафорическом смысле. Я желал бы еще, чтоб помещены были все содержащие метафорический смысл собственные имена особ, прославившихся в истории как добродетелями, так и пороками. Я желал бы, например, чтоб в словаре нашем было истолковано, что имя Нерон заключает в себе идею лютого тирана, Тит — государя милосердого, Сарданапал — тирана сладострастного; что Зоилом именуется злобный и презрительный критик; что имя Катилина сделалось титлом высокомерного врага отечеству. Сим образом потомство судит деяния своих предков. Таковой суд есть достойное возмездие порока, достойная награда добродетели. Сие нечувствительно обращает мысль мою на счастие нашего времени, ибо нет сомнения, что, когда отдаленнейшие потомки станут читать новые грядущих времен издания нашего Толкового словаря, уже найдут они в нем имя Екатерины в разуме слова, знаменующего премудрую монархиню.
Г. сочинитель примечаний в одном месте говорит, что «нынешний лексикон Французской академии признается от всех вообще лучшим словарем». Я сам того же мнения и весьма согласен держаться всего, что в нем наблюдаемо. Тогда бы в нашем словаре не было ничего лишнего; в нем не найдете вы ни Anne, ни Annette, ни Pierre, ни Pierrot.
Вследствие примечаний Академия определила внесть в словарь названия государств, столиц и знатнейших российских городов. Если б я случился тогда с вами, то взял бы смелость поспорить. Теперь в словарь наш войдет, например, Франция. Сделаем ей дефиницию кратчайшую: «Франция есть большое европейское государство, окруженное Нидерландами, Германиею, Швейцариею, Савойскою Землею, Средиземным морем, Пиринейскими горами и океаном. Оно находится между 13 и 26 градусами долготы и между 42 и 51 градусами широты». Пожалуйте, скажите, положение Франции, счет градусов долготы и широты ее составляет ли существо славяно-российского языка? Мне кажется, что, нашед в нашем словаре сию дефиницию, я так же бы удивился, как если б в словаре географическом нашел, что «Франция есть имя собственное, число единственное, рода женского». Г. сочинитель примечаний говорит, что знание положения земель весьма полезно. Без сомнения; но я уверен, что он также признает полезным и знание грамматики: следует ли же из того, чтоб в географию заехала грамматика, а в грамматику география? Мне кажется, всякая вещь должна быть в своем месте. Всего бы лучше держаться и в сем случае лексикона Французской академии. В нем не найдете вы ни France, ни Francais, ни Anglais. Найдете Juif, но с следующим примечанием: Juif, subst. masc. On ne met pas ici ce mot comme le nom d'une nation, mais parce qu'il s'emploit figurement en quelques phrases de la langue. Ainsi on appelle Juif un homme qui prete a usure etc.[1]
Я весьма согласен дать в сем разуме жиду место и в нашем словаре, но не пускать в него иудеянина.
В рассуждении технических терминов, г. сочинитель примечаний, кажется, весьма недоволен нашим «Начертанием». Он «воображает себе россиянина, который, ухватясь за наш словарь, ищет в нем слов: аберрация, перигей, эпакта, архитрава; представляем себе досаду его, когда он, рывшись по всему, не найдет в нем искомых слов; какое справедливое будет его негодование на сочинителей! Как они в вине своей останутся безмолвны!» Если б сия несчастная сцена при мне приключилась, я не дал бы ей долго продолжаться: раскрыл бы при нем наш словарь, указал бы ему в нем аберрацию, перигея и спросил бы его без чинов: «да за что же ты бранишься?» И действительно, ежели словарь делан будет по начертанию, то каждое из сих слов в своем месте найдется. В «Начертании» исключаются те только названия технические, кои одним ученым известны; но как многим неастрономам известны аберрация и перигей, многим нехронологам знакома эпакта, многие неархитекторы знают, что архитрава, то в силу «Начертания» все сии слова должны непременно иметь место в нашем словаре. Буде же кто захочет искать в нем названий, напр., каждой корабельной веревочки, и, не нашед их, изволит рассердиться, — пусть его гневается! Мы не виноваты, если кто в словаре нашем не найдет того, чего искать в нем не должно.
Je reviens toujours a mes moutons.[1] Станем держаться лексикона Французской академии; в нем есть aberration, perigee, epacte, architrave; но со всем тем сочинители наблюдали строго правило: de n'admettre dans leur dictionnaire que les termes elementaires des sciences, des arts et meme ceux des metiers, qu'un homme de lettres est dans le cas de trouver dans des ouvrages, ou l'on ne traite pas expressement des matieres aux quelles ces termes appartiennent.[2]
Далее в примечаниях нашел я следующее, совсем излишнее рассуждение: «Провинциальные слова, неизвестные или не употребляемые в столицах, напрасно изгонять из словаря, ибо некоторые из них послужат к обогащению языка, каковы суть: луда, тундра и проч.». Правда, что если б в «Начертании» таковое изгнание предписано было, может быть, в словаре нашем не было б ни луды, ни тундры. Воля господня! И тут беда была б невелика; но как именно сказано в «Начертании», что «должны иметь в словаре место все те провинциальные слова, кои служат к обогащению нашего языка», то буде луда и тундра очень хороши, найдут и они место в нашем словаре.
Академия ныне решилась «ставить глаголы, как то и должно было, в первом лицо настоящего времени, ибо многие разное знаменование имеющие глаголы одинаково пишутся в неопределенном, напр., жну, жать и жму, жать». Не понимаю, почему глаголы так ставить должно было; уверен я, напротив того, что в нашем языке весьма мало сыщется глаголов подобных жну, жать и жму, жать. Против каждого из них берусь выставить другой, который, имея разное знаменование, пишется в первом лице одинаково, напр., лазить, лажу и ладить, лажу; петь, пою и поить, пою. Есть хорошие лексиконы, где глаголы ставятся в первом лице; есть очень же хорошие, где они ставятся в неопределенном. В сей перемене не вижу никакой выгоды, но вижу замешательство, и весьма великое, ибо наша аналогическая таблица, которая уже и печатается, чаятельно вся содержит глаголы в неопределенном. Теперь надобно переводить их на новые квартиры: быть из литеры Б отправить в литеру Е — есмъ; слать из литеры С в литеру Ш — шлю и проч.