Удельный князь (СИ) - Серебров Яр. Страница 123
Поднялся шум, гвалт. Глаза у многих загорелись, а хмель разогрел алчность. Однако, далеко не все были согласны с боярином.
— Мягко стелешь, Порей. Смотри, умоет он вас кровушкой. Мстислав Сергеевич орех крепкий, шапками его не закидаешь. А Берислав твой и впрямь все берега попутал. А коли у него головы на плечах не было, мы тута причём? Князь в Белеве сказывал, что супротив родовитого боярства ничего не имеет. Бояр более не тронул, хотя мог бы мошну растрясти. Долговые грамоты сжег и мзды ни с кого не стребовал. Град же на щит не взял и серебра дал на стену им же порушенную.
— Верно глаголишь, Влад, — поддержал говорившего один из Костромских бояр. — Не враг он нам. Дружина у него мала, однако же в бронях добрых, коих стрелы калёны не берут вовсе! У него бой огненный и зелье пороховое. Он дымами Товлубия с татарами потравил. Вы ума лишились, бояре?! Крепче татар себя возомнили?
— Молчи бздун! У страха глаза велики. Обделались, когда князь татей вздёрнул и град без боя сдали.
— Как так без боя? — но разгоряченные люди его уже не слушали и схватив за кафтан сдернули с помоста, добавив тумаков.
Порей снова взял слово:
— Сила солому ломит! Да брони его хороши, слов нет. Каждая в две сотни рублей!
— Ох ты же б…
— Это где ж удельный князь столько злата взял?
— Враки…
Порей поднял руку и снова перебив говоривших, продолжил:
— Полсотни конных у него, часть на Онего оставит. Ежели загодя ловушку устроить и всею силой ударить. Так, чтобы разом в труху, в пыль дорожную растолочь! Выйдем пятнадцать супротив одного и никакие брони не спасут. Верно ли, бояре?
— Верно, Порей!
— Твоя правда.
— Отомстим же братья за Берислава. Отомстим за честь боярскую, порушенную по навету. Порушенную неправедно и нечестно. Порушенную лживо!
Порей был великолепным оратором и легко увлёк публику. Его здорово удивили московские бояре, что не перечили как обычно, а наоборот поддакивали и подначивали молодых. Подумал и забыл, ибо сказанного уже не воротишь без потери лица. Спустя час боярский сход большинством голосов порешили честь боярскую отстоять, а зарвавшегося князя живота лишить пустив имущество на поток и разграбление.
Вотчинники выделяли не так много бойцов. Обычно сын боярский вёл пяток гридней и столько же холопов боевых. Те, что побогаче, выставляли один-два десятка, а такие как Порей сотню и даже больше. Сказки о Новосильском караване полном злата, серебра и уклада будоражили и молодые умы, и почтенных глав родов. Поэтому споры затянулись до поздней ночи. Обговаривали, где сторговать жито и сено, как верно расставить сторожи. Особенно жаркие споры разгорелись, кто и как будет ставить воевод и сотенных голов. Обычно вопросы по родовитости разрешали князья, но тут их не было. Во всяком случае таких, которых бы послушали.
Этот город был ненавистен ему с самого детства. Победы над пизанским флотом, а затем и над нашим , при Курцоле, возвысили Геную над прочими итальянскими городами. Республика кичилась своим могуществом, и это проявлялось даже в мелочах. От Порто-Антико до дворца Сан-Джорджо, превращённого сейчас в тюрьму двести шагов. Восемьдесят лет назад его построили из камней посольства Венеции в Константинополе. Благодарность Михаила VIII Палеолога за помощь в борьбе против Латинской империи и Венеции. Какое унижение… Прямо за ненавистной стеной мучаются его друзья, а хороший знакомый отца, знаменитый путешественник Марко, оставил в сырых казематах своё здоровье. И самое смешное, что он прямо сейчас идёт к родственникам того самого человека, который её построил. Марчелло здорово рисковал, прибыв инкогнито, но что поделаешь. Деньги такая субстанция, которой не ведомы чувства и границы.
Он постучал молотком в решётку мрачного трёхэтажного дома, расположенного на площади Карикаменто, как раз напротив тюрьмы. Никакой реакции. Повторил ещё раз, на этот раз ударив куда сильней.
— Эй, как ты смеешь?! — слуга хотел добавить слово покрепче, но... Незнакомец одет богато, а пару наёмников за спиной с холодными взглядами убийц и внушительными копьями, напрочь отбивали желание грубить. Недовольная гримаса слуги мгновенно сменилось, когда прислужник незнакомца кинул венецианский дукат и прошептал на ухо несколько слов.
Бокканегру редко встречались в семейном гнезде. Симоно большую часть времени пропадал в магистратуре, а Эджидио последнее время рыскал по Средиземноморью в поисках нанимателей на военные галеры семьи. Хороший домашний ужин. Телятина с изысканным соусом, сардины и сладкое сицилийское вино с козьим сыром. Что ещё нужно для тёплой встречи?
В двери постучали.
— Антонио! Ну что тебе, прохвост? — недовольно отозвался глава дома. Он только подцепил на вилку жирную рыбку и уже собирался отправить её в рот.
— Простите, мой господин, — отозвался согнувшийся в поклоне слуга. — Лишь чрезвычайные обстоятельства заставили меня нарушить ваш покой. Слуга положил свиток с печатью и тихонько добавил, — мне кажется это какой-то венецианец, знатный.
— Кто?! — Симоно подавился и закашлялся. Сграбастал свиток, он сорвал печать и буквально впился взглядом в письмо.
— Неожиданные вести, брат? — Эджидио лапал за зад молодую служанку и что-то шептал ей на ушко.
Симоно поднял лицо и пристально посмотрел на брата:
— Весьма. Интересно, а когда ты успел помириться с нашими врагами?
— Симоно, тебе вино в голову ударило? Что ты, чёрт побери такое несёшь!
— Не знаю, как ты объяснишь что у наших ворот Марчелло Морозини! И он просит встречи с тобой! — Симоно повысил голос до крика.
— Что?! — взревел Эджидио и выхватил меч.
— Успокойся, успокойся, братец. Этого действительно не может быть. Марчелло не самоубийца, и не дурак. Происки мои врагов, что же ещё.
— Хотят дискредитировать перед выборами? — Симоно кивнул в ответ брату. — Только прикажи и я доставлю этого лжеца в тюрьму. Если уж он сам явился под её стены.
— Всегда успеем. Предлагаю взлянуть этого человека и спросить где он взял фамильные печать Морозини. Ты не возражаешь, если я буду присутствовать?
— У меня от тебя нет секретов.
— Нисколько в этом не сомневался, брат, — Симоно хлопнул его по плечу. — Все вон! Антонио, веди нашего гостя, но, через черный ход.
Слуга кивнул и скрылся за ширмой. Спустя несколько минут Симоно увидел гостя.
Узкое волевое лицо, вьющиеся черные волосы, красная куртка, имеющая разрезы на боках и золотую шнуровку на груди, из-под глубокого выреза ворота проглядывала синяя шелковая рубашка.
— Так это и правда ты?!
— А ты ждал кого-то другого, Симоно. Сколько же мы с тобой не виделись, двадцать лет?
— Двадцать три… Как ты осмелился появитьсся в этом доме!
Собеседник пожал плечами и ухмыльнулся:
— Я, знаешь ли, не горел желанием, но обстоятельства не оставили мне выбора.
— Даже так? Хм. Слушаю.
Марчелло достал отделанный золотыми и серебряными нитями тубус с печатью и, развернувшись к Эджидио, с легким полупоклоном передал.
— Это ему. Не тебе.
Симоно пристально посмотрел на Марчелло.
— Что здесь происходит?
— Я всего лишь посланник.
— Посланник. Так я тебе и поверил.
— Симоно, мне нет смысла тебя обманывать, — Марчелло подошёл ближе и посмотрел будущему первому дожу Генуи прямо в глаза. — Не в этот раз. Ты не возражаешь, если я перекушу. У вас такие паршивые забегаловки в порту, что я не рискнул пить даже воду. Там всё пропахло дерьмом и рыбьими потрохами. Как вы живёте рядом с такой помойкой?
Симоно хотел возразить, но остановился.
— И что же случилось, что знатный нобиль стал курьером? Луна свалилась на Землю или тебя сам Папа Римский попросил об этой услуге?
— Не угадал. Всего лишь лесной барон из Ругии.
— Чтобы какой-то бедный барон заставил тебя ко мне явиться? Не смеши мои сандалии.
— Положим барон не бедный. К тому же это не совсем барон, скорей отпрыск короля, утративший права на землю. Знаешь, Симоно, я не совсем разбираюсь в хитростях наследования ругов и к тому же он меня лично ни о чём не просил. Скажу больше, я его в глаза не видел. Видишь ли этот барон спас моего младшего сына от разбойников и отправил его в Тану, чтобы он передал через купцов письма нашим братьям. Ох, совсем запамятовал, — Марчелло ударил себя по голове. — Барон передал вам богатые дары. Хотя, признаться, мы долго думали передавать ли вам некоторые из них. Вели позвать моих слуг…