Русская басня - Степанов Николай Леонидович. Страница 68
КУПЕЦ МОШНИН
В Калуге был купец Мошнин,
Нет, именитый гражданин.
Торговлю отправлял он многие уж годы,
Не знал, что есть наклад, а только богател.
Чего он не имел?
Суконны фабрики, чугунные заводы,
С которых получал великие доходы;
Деревни сыновьям с чинами покупал,
И всякий перед ним поклоны в пояс клал.
Все деньги у него, как в банке, занимали.
Однако же они в долгах не пропадали;
Прикащики его отнюдь не воровали;
Возьмет ли откуп иль подряд,
Наверное найдет тут клад!
За то его и называли
В Калуге колдуном.
Жил очень хорошо, как чаша, полон дом!
Держал открытый стол, давал пиры и балы;
Обедать ездили к нему и генералы.
Приятель Мошнину купец был Бородин.
Вот как-то, подгуляв, один с ним на один
Тот искренне ему признался,
Что счастию его в торговле удивлялся.
Мошнин расхохотался
И наконец сказал: «Послушай, брат Семен,
Всегда тот счастлив, кто умен.
Знай, я, не испытавши броду,
Не суюсь в воду:
Есть разум у меня, и оттого богат;
Убытков не несу, зато я осторожен!»
Лет через шесть попал наш умник в магистрат—
Не в члены, а в тюрьму! За что ж? был много должен;
Остался только лишь на нем кафтан один,
И он почти мирским питался подаяньем.
В то время с ярманки приехал Бородин;
Идет к нему и с состраданьем,
С слезами говорит: «Что сделалось с тобой!»
«Судьба!» — тот отвечал. А вот какой судьбой
Мошнин-бедняжка разорился:
При откупах погорячился
И всех соперников своих он победил,
Да после миллион за это заплатил.
Должник его себя тут объявил банкрутом;
Прикащик сделался из честного вдруг плутом;
Один сынок деревню промотал;
Другой сто тысяч проиграл,
А кажется, он их как должно воспитал!
К тому ж за молодой второй своей женою
Заводы укрепил, хоть в ней нашел врага
И получил еще на старости рога.
Судьба! Судьба всему виною!
Вот так-то в счастии гордимся мы умом;
В несчастии вину всю на судьбу кладем.
СЛЕЗЫ КАЩЕЯ
Не знаю точно кто, а проповедник славный,
Платон, Леванда ли, иль кто-то с ними равный,
Однажды в пост великий говорил
О милостыне поученье
И слушателей всех привел во умиленье.
Кащей у кафедры стоял и слезы лил.
Знакомый у него спросил:
«Да что за удивленье!
Ты плачешь, кажется?» — «Как слез не проливать!
Я эту проповедь вовек не позабуду».
«Что ж? Станешь ли убогим подавать?»
«Нет, милостыню сам просить теперь я буду».
КАРЕТА И ЛОШАДИ
Ах! Если бы хотя под старость дал мне бог
Местечко где-нибудь такое,
Где б мог остаток дней я провести в покое,
Где б взятки брать иль красть я мог,—
Клянуся честию и совестью моею,
Уж дал бы знать себя! Что? Скажут, не умею?
Пустое! Выучусь, лишь только захочу,
Да многих, может быть, еще и поучу.
Взгляните: грамоте иные не умеют,
А как живут! Как богатеют!
Вот главное: иметь не надобно стыда.
Отставят? Отставляй, и это не беда:
Коль наживу полмиллиона,
В отставку сам тогда пойду без пенсиона.
Рассказывал один знакомый мне купец
(Не здешний и теперь едва ли не покойник),
Что в городе у них советник был делец,
Великий взяточник, невежда и законник:
Указ прибравши на указ,
Оправит всякого за денежки как раз.
Когда напишет сам экстракт, определенье,
Хоть юрисконсультам отдай на рассмотренье:
В законах пропуска, ей-богу, не найдут,
А дела не поймут!
Так спутает, так свяжет
И белым наконец вам черное покажет.
Кто больше даст ему, тот у него и прав;
А там в глаза ругай, он ничего не скажет,
Такой имел уж нрав!
Проситель подарил советнику карету;
Соперник же, узнав о том через людей,
Не знаю, по чьему совету,
Прислал к советнику четверку лошадей.
Он принял их, и я бы сделал то же.
Как четверня была кареты подороже,
То в пользу лошадей и сделан приговор.
Объявлено истцу с ответчиком решенье.
Вот вечером катит к советнику на двор
Бедняк, что потерял с каретою именье.
В сердцах кричит ему: «Бездельник! Шельма! Вор!
Ты обманул меня; отдай мою карету».
«Да, как не так!» — «И совести-то нету!
Отдай; в присутствии при всех я расскажу».
«Так что ж?» — «Свидетелей представлю, докажу;
К присяге ведь тебя притянем».
«Пожалуй, присягать мы станем».
«Ты взял карету, взял?» — «Ну что же, взял так взял!»
«А чалых четверню кто, кто к тебе прислал?»
«Соперник твой, на нем ищи своей потери:
Ведь чалые свезли карету со двора.
Однако ужинать пора.
Прощай, вот бог, вот двери!»
ДОГАДЛИВАЯ ЖЕНА
Предвидя свой конец, Петр-лавочник в грехах
Духовному отцу признался,
И смерти дожидался.
Жена стоит пред ним в слезах.
«Не плачь,— он ей сказал,— Дуняша!
Ты знаешь, сколько нам приносит лавка наша;
Беда, коль отойдет от нас теперь Кузьма;
Выдь замуж за него, людских речей не бойся...»
«Ох! батюшка, не беспокойся:
Я это думала давно уж и сама».