Поэты 1790–1810-х годов - Воейков Александр Федорович. Страница 107
239. ЗЯБЛИК
Зяблик, летая,
Вольность хвалил;
Чижичек в клетке
Слушал его.
«Милая вольность! —
Зяблик сказал. —
Ты мне дороже
В свете всего!
Там я летаю,
Где захочу;
Нет мне преграды
Вечно нигде.
В роще, долине,
В темном лесу,
Лишь пожелаю,
Быть я могу.
Здесь я с подружкой
Милой резвлюсь,
Там, с нею сидя,
Песни пою.
Всё мне к веселью
Служит везде,
Всё мое счастье,
Вольность, в тебе!
Чижичек! полно
В клетке сидеть,
Станем со мною
Вместе летать!»
Только лишь зяблик
Речь окончил,
Видит мой зяблик —
Коршун летит.
«Где мне укрыться?..» —
Чуть он успел
В страхе ужасном
Только сказать,
Коршун стрелою
Вмиг налетел,
Вмиг вольнодумца
В когти схватил.
Чижичек вздрогнул,
Сел в уголок
И потихоньку
Так говорил:
«Мне здесь и в клетке
Жить хорошо,
Только б хозяин
Добренький был».
240. НА КОНЧИНУ ИВАНА ПЕТРОВИЧА ПНИНА
Дивиться ль, смерть, твоей нам злобе?
Ты не жалеешь никого;
Ты вздумала — и Пнин во гробе,
И мы не зрим уже его!
Но тщетно ты его сразила:
Он будет жить в сердцах друзей!
Ничто твоя над теми сила,
Любим кто в жизни был своей.
В сем мире всё превратно, тленно
И всё к ничтожеству идет;
Лишь имя добрых незабвенно:
Оно из века в век пройдет!
Друзья! мы друга не забудем
В отмщение тиранке злой,
Мы помнить вечно, вечно будем,
Как Пнин пленял своей душой!
Как он приятной остротою
Любезен в обществе бывал
И как с сердечной простотою
Свои нам мысли открывал.
Мы будем помнить, что старался
Он просвещенье ускорить [249]
И что нимало не боялся
В твореньях правду говорить.
Мы будем помнить — и слезами
Его могилу окропим
И истинными похвалами
В потомство память предадим…
Блажен, кто в жизни сей умеет
Привлечь к себе любовь сердец!
Блажен! — надежду он имеет
Обресть бессмертия венец!
241. УЯЗВЛЕННЫЙ КУПИДОН
Феокритова идиллия
Однажды Купидона
Ужалила пчела
За то, что покушался
Из улья мед унесть.
Малютка испугался,
Что пальчик весь распух;
Он землю бьет с досады
И к матери бежит.
«Ах! маменька! взгляните,—
В слезах он говорит, —
Как маленькая, злая
Крылатая змея
Мне палец укусила!
Я, право, чуть стерпел».
Венера, улыбнувшись,
Такой дала ответ:
«Амур! ты сам походишь
На дерзкую пчелу:
Хоть мал, но производишь
Ужасную ты боль».
242. К ТАНИРЕ
Элегия
Танира милая! расстался я с тобою!
В ужасной горести, с мучительной тоскою
Смотрю я на сии, мне чуждые места;
Скитаюсь в них один, как бедный сирота.
Проходит целый день в стенаниях напрасных;
Иду рассеять грусть, и грусть всегда со мной!
О друг моей души! я счастлив лишь с тобой,
С тобой спокойствие и радость обретаю!
Теперь об них, теперь совсем и не мечтаю;
И что приятного тоска произведет?
Одно печальное на мысль ко мне идет.
Вчера испуган был я страшною мечтою:
Ты мне представилась отчаянно больною…
И бледность на челе, и смерть уже в глазах!
Малютки близ тебя, недвижимы, в слезах,
Взирали на твое ужасное страданье,
Касались рук твоих, и жалость и терзанье
Одним безмолвием старались изъявить…
И ты их не могла, мой друг, благословить!
Я слышал голос твой пронзительной, унылой…
Казалось мне, что ты уже с последней силой
«Прости» сказала мне… Я вздрогнул и вскричал,
Хотел бежать, хотел, но сил не обретал.
О друг мой! не ропщи, что стал я малодушен!
Ты знаешь, я бывал всегда, судьбе послушен,
Ее жестокости с терпением сносил,
Я чувствовал в себе еще довольно сил
И впредь без ропота быть властным над собою;
Но мыслил ли когда расстаться я с тобою?
Одно отчаянье теперь владеет мной.
О вы, которые разлуки сей виной!
Вы смерти моея безвременной хотите!
Скорей с Танирою меня соедините!
Тогда мы счастие и радости найдем,
В могилу вместе мы с улыбкою сойдем!