Поэты 1790–1810-х годов - Воейков Александр Федорович. Страница 109

244. КОНЧИНА ШИЛЛЕРА

Там увидимся мы опять, или — никогда…

Траг<едия> «Разбойники»
Зри! — там звезда лучезарна
          В синем эфире,
Светлой протягшись чертою,
          Тихо померкла.
Рок то; звезда, путь оконча,
          В бездне затмилась:
Смертный великий [253] со славой
          В вечность отходит.
Слышишь?.. — Чу! — стонет медяный
          Колокол смерти;
Стонет и своды земные
          Бой потрясает.
В мирной ограде покоя
          Гений рыдает;
Долу повержен, дымится
          Пламенник жизни.
Ветви навислыя ивы
          Кроют могилу;
Листвия с шумом колеблют
          Ветры пустынны.
Лира поэта при корне
          Древа безмолвна,
Острый кинжал Мельпоменин
          В прахе сверкает.
Муза печальна, трепеща,
          Урну объемлет;
Слезы по бледным ланитам
          Градом катятся.
Кто извлекает стенанья
          Девы парнасской?
Кто сей, над коим тоскует
          Дщерь Мнемозины?..
Ужасы хладныя смерти,
          Как вы коснулись?
Горе! — певец Мельпоменин —
          Шиллер — во гробе?..
Шиллер — пред кем цепенели
          Оркуса силы,
Стиксовы воды мутились,
          Фурии млели.
Скоро, ах! скоро умолкнет
          Звон похоронной;
Камень надгробной истлеет,
          Ива завянет.
Где же певец Мельпоменин?
          Где его память?
Слава великих — кончина;
          Память — творенья.
Гений, как в тверди светило,
          Век не мерцая,
Греет, живит, восхищает
          Взоры вселенной.
Яркий светильник не скроют
          Мраки туманны;
Ночью луна свет приимет:
          Узрят в ней солнце.
<1805>

245. СЧАСТИЕ

«Наставь меня, мудрец, как счастие найти?
         Тебе, я думаю, оно известно?»
                   — Ближайших три к нему пути:
Будь подл, но это, знай, и трудно, и бесчестно;
Будь честен, но тогда возненавидит всяк;
              Всего же легче: будь дурак.
<1807>

246. ЛЕТНЯЯ НОЧЬ

Когда мерцание серебряной луны
              Леса дремучи освещает
И сыплет кроткие лучи на купины,
              Когда свой запах разливает
Душиста липа вкруг синеющих лесов
              И землю, от жаров унылу,
Свежит дыхание весенних ветерков, —
              Тогда, восклоньшись на могилу
Родных моих, друзей, мерцания луны
              Я в горести не примечаю
              И запах лип не обоняю,
Не слышу ветерков приятныя весны.
              Увы! я с милыми расстался,
Все чувства рок во мне несчастьем притупил;
              Ах! некогда и я пленялся
Луною в летню ночь, и я дышать любил,
              Под свесом липы благовонной,
Прохладным воздухом, — но без друзей и ты,
              Природа! вид прияла томной,
И ты утратила свой блеск и красоты.
<1809>

П. И. ШАЛИКОВ

Поэты 1790–1810-х годов - i_010.png
На обороте. П. И. Шаликов. Рисунок итальянским карандашом неизвестного художника (ПД).

Петр Иванович Шаликов родился в 1768 году (по другим сведениям, в 1767-м), был сыном небогатого грузинского князя, получил домашнее воспитание, затем служил кавалерийским офицером, участвовал в турецкой и польской войне, в частности во взятии Очакова. Вышел в отставку премьер-майором гусарского полка в 1799 году и поселился в Москве. Первые стихотворения Шаликова появились в 1796 году в журнале «Приятное и полезное препровождение времени» и в «Аонидах». Тогда же, по-видимому, состоялось знакомство его с И. И. Дмитриевым и Н. М. Карамзиным, которых Шаликов почитал всю жизнь как своих учителей. Литературную известность принесли Шаликову два томика изящно изданных книжек «Плоды свободных чувствований» и продолжение их — «Цветы граций», в которых сентиментальные прозаические миниатюры перемежались о чувствительными стихами, — все это было вполне на уровне своего времени, хотя и не обнаруживало в авторе особенного таланта или оригинальности. Насмешки, которым стал подвергаться Шаликов о начала своего творчества и которые сопровождали его потом всю жизнь, только отчасти были связаны непосредственно с его литературными трудами, — гораздо большую роль сыграли здесь личные качества Шаликова и принадлежность его к осмеиваемому направлению (сентиментализму), в котором он, как малоталантливый человек, представлял собой весьма удобную мишень для нападений противников.

Наделенный характерной внешностью (худощавый, с большим носом, черными бакенбардами, в зеленых очках), Шаликов подчеркивал свою оригинальность эксцентричностью одежды, витиеватой речью и неестественной манерой держаться — он все время разыгрывал роль «вдохновенного поэта». Кроме того, он обладал самолюбивым, раздражительным и отнюдь не добрым характером, чем и наживал себе множество врагов, был, по свидетельству П. А. Вяземского, «вызываем на поединки» и навлекал на себя злые эпиграммы [254].

В творчестве своем — и в прозе, и в стихах — Шаликов старался подражать Карамзину. Карамзин, как известно, всю жизнь покровительствовал Шаликову, находил в нем «что-то тепленькое», называл «добрым» и защищал от насмешек И. И. Дмитриева [255]. И. И. Дмитриев, хотя и написал известную пародию на Шаликова [256], поддержал в 1806 году его первый журнал «Московский зритель», который просуществовал всего год. В 1808 году Шаликов снова принялся за журнал, назвав его «Аглая» и подчеркнув тем самым преемственность от известного альманаха Карамзина. Кроме самого издателя в нем участвовали Ф. Глинка, А. А. Волков, М. Н. Макаров, И. М. Долгоруков, А. Ф. Мерзляков, В. В. Измайлов, В. Л. Пушкин и др. Литературная позиция Шаликова в 1808–1812 годы была достаточно определенной: он горячий защитник Карамзина и активный противник «старого слога». О его методах борьбы П. И. Голенищев-Кутузов писал графу А. К. Разумовскому 4 декабря 1811 года: «Некто князь Шаликов здесь на нашего Каченовского за критики на слезливцев письменно угрожает Каченовского прибить до полусмерти, почему бедный Каченовский принужден был просить защиты у полиции… Князь Шаликов, как всей публике здесь известно, есть человек буйный, необузданный, без правил и без нравственности» [257].