Город Мертвых Талантов (СИ) - Ворон Белла. Страница 4

Перед ней стоял пухлый человечек крошечного роста в потертом камзоле и коротких красных шароварах. На голове драная бандана с черепами, в ухе здоровенная серьга. Левый глаз прячется под черной повязкой, правый смотрит пристально и хитро. Карлик-пират. Ряженый. Здесь таких полно.

— Здрасьте! — невольно вырвалось у Саши.

— Принцесса в изгнании! Прекрасное сумрачное дитя! — завел пират противным, заискивающим голоском.

“Сейчас начнет нудеть, чтобы сфотографироваться.” — с тоскливой досадой подумала Саша. — “Нашел к кому прицепиться! Странно. Обычно ряженые меня не замечают”.

— Нет у меня денег. — оборвала она человечка.

— Разве я просил у вас денег, принцесса?

— Не просили, так попросите. — отрезала Саша и пошла дальше, чуть быстрее, чем обычно.

Человечек семенил рядом, стараясь попадать с ней в ногу. Получалось у него плохо, хоть он и старался изо всех сил.

— Сдались мне ваши деньги! Зачем я буду просить у вас то, что вам нужнее, чем мне?

Саша насторожилась, но решила не вступать в дискуссию. Она прибавила шагу, надеясь, что назойливый спутник сам оторвется. Но тот, пыхтя и потея, шел с ней ноздря в ноздрю. Пойти еще быстрее означало побежать, а это было бы уж совсем несуразно — удирать среди бела дня от ряженого карлика. Она остановилась.

— Чего вам надо?

Вышло грубо, но карлик не обиделся.

— Мне-то ничего, — ухмыльнулся он, — а вам письмецо просили передать. Интересное.

Из-за грязного обшлага он извлек бумажку, сунул Саше в руку и сказал нормальным, ничуть не писклявым голосом:

— Долго не раздумывай — опоздаешь.

Подмигнул, отвесил шутовской поклон и пошел себе вразвалочку дальше.

Саша, ничего не понимая, смотрела ему вслед.

“Псих.” — решила она и развернула бумажку. Сердце замерло.

“Твоя мать жива. В Самородье знают, что с ней случилось. Торопись.”

— Что?!

Саша рванулась за пиратом, но того и след простыл. Она заметалась, как потерявшийся щенок. Приставала к ряженым — не видел ли кто пирата, метр с кепкой, черный камзол, штаны красные? Вопрос жизни и смерти!

Ей сочувствовали, но помочь не могли. Крошку-пирата здесь не встречали. Винни-пух — пожалуйста, вон он гуляет. Есть арап Петра Великого — студент Университета Дружбы Народов, стройный красавчик цвета чернослива. Он в камзоле, да.

Барышни в растрепанных париках и пышных юбках с грязными подолами припомнили одного пирата. Под два метра ростом. Еще попугай у него на плече сидел. Так они оба уже с месяц как не показываются.

И Саша поняла — все, удрал. Скинул камзол, смешался с толпой и нырнул в метро “Смоленская”. А красными штанами здесь никого не удивишь. Она рухнула на ближайшую скамейку и снова развернула драгоценную записку.

“ Твоя мать жива.”

Она знала, всегда знала!

“Самородье…” Никогда не слышала. Город? Деревня?

“ Торопись.”

Дрожащими пальцами, промахиваясь мимо букв и чертыхаясь, Саша терзала поисковик. Хм… Самородье. Звучит жутковато. “Уникальное место… художники… музеи… фестивали…” Двести километров! Даль какая. Автобус от метро до конечной остановки. И на пароме через реку.

“Еду. Прямо сейчас!” — Саша вскочила со скамейки и радостная мешанина красок, звуков и запахов вдруг обрушилась на нее. Исчез колпак, а она и не заметила. Пират утащил, или потеряла, пока носилась взад-вперед? Не все ли равно!

Она с изумлением обнаружила, что серая муть вокруг нее — настоящие люди, живые, разноцветные! А сколько звуков! Она давно привыкла к невнятному “бу-бу-бу”, а сейчас различает даже цоканье коготков крошечной собачки! Потянула носом, вдохнула ароматы нагретой солнцем брусчатки, деревянной скамейки, умирающих листьев, пыли, духов, пирогов с капустой… Ей стало жарко. Она расстегнула куртку, смахнула капюшон, растрепала волосы. Ощущение праздника поднималось в ней, она и забыла, как это бывает. Но что-то упорно мутило радость. Ну конечно, Светлана! А вдруг это она подослала пирата?

“Чего же она ждет?” — мучительно размышляла Саша — “Что я прибегу домой размахивая запиской? Вот вам и пожалуйста, рецидив: “Дорогой, случилось то, чего мы так боялись!” Нет уж, не надейся.

Тайком показать записку папе? Не выйдет. К нему не пробиться. Светлана как Цербер сторожит его сон наяву. Поехать в Самородье? Душа рвется туда, но вдруг в этом и заключается коварный план?

“Я помчусь, как дура, а она — в полицию: “Девочка не в себе, сбежала, пропала, помогите!” И намекнет, где меня искать. Приеду, а меня там уже ждут. Как бы я не поступила, эта ведьма окажется на шаг впереди.”

Так что же — домой? Туда, где пахнет Светланиным кремом для рук и психбольницей?

Саша ссутулилась, рука привычным движением потянулась к капюшону. Она обежала глазами пестрый Арбат, вдохнула чудесный, свободный воздух — немыслимо потерять все это снова! Ей так хотелось верить записке, она так тосковала по маме! Она отдернула руку.

“Поеду. Даже если это ловушка. Это мой единственный шанс!”

Сунулась в рюкзак. Яблоко, телефон, зарядка, паспорт, бутылка воды, сто рублей с мелочью. Поголодать немножко — ерунда, дело привычное. А вот на сто рублей далеко не уедешь. Придется вернуться и забрать из тайника деньги, отчаянно рискуя столкнуться со Светланой.

“Не раздумывай долго…” И не буду. Рюкзак на плечи и бегом!

***

На чердаке их старинного дома, в углу, под грудой пыльного хлама спрятана железная коробка из-под печенья. В ней скопленные деньги, и небольшой альбом. Она рисует маму. Боится забыть и рисует. Но никто не должен об этом знать, особенно Светлана. Вот и приходится прятать альбом — нет уверенности, что мадам не роется в рюкзаке. А лезть на чердак ей и в голову не придет.

Маскируясь за пышными кустами, молясь, чтобы Светлане не взбрело в голову именно сейчас куда-нибудь отправиться, Саша прокралась в подъезд. Тихо-тихо, пригибаясь и не дыша, миновала свою лестничную клетку, взлетела на пятый этаж, открыла решетчатую дверку. Еще семь ступенек, железная дверь и ключ на притолоке. Она вдохнула тяжелый, неподвижный чердачный дух.

Вот он, ее тайничок. Целый год она откладывала все, что выдавалось ей на мелкие расходы и не зря старалась. На дорогу хватит. А дальше она не загадывала. Альбом тоже надо прихватить, у нее ведь нет ни одной маминой фотографии. Рисунки, конечно, не бог весть что, но все же лучше, чем ничего. Сунула альбом в рюкзак, деньги в карман. Все! Теперь бы выбраться.

“ Никого на лестнице, никого.” — приговаривала про себя Саша, преодолевая опасный отрезок пути. Черт, шнурок развязался, хлопает по ступенькам. Некогда, потом.

“ Фухх! Повезло. Свобода!” — теперь за угол, за куст, перевязать шнурки покрепче, но только быстро, быстро!

— Сваливаешь? — раздалось за спиной. Саша подскочила как кот, застигнутый за кражей сосисок.

Перед ней стоял руки в боки ее сосед Петька, вредный, противный мальчишка лет двенадцати. Вечно он болтался под ногами, размахивая своим дурацким самокатом и валяя дурака изо всех сил. Учебой это дитя было явно не перегружено, родители им особо не интересовались. Сашу он подбешивал.

— С чего ты взял? — злобно огрызнулась она.

— С рюкзаком. Лохматая. Бегом. — лаконично пояснил Петька.

— Ишь ты, не дурак. Не говори никому, что меня видел. — и она занялась вторым ботинком.

— Тыща.

— Что?

— Давай тыщу рублей и я тебя не видел.

— Я сейчас пинка тебе дам, а не тыщу рублей! — пообещала Саша, делая страшные глаза.

— А я Светке твоей расскажу.

“Вот гаденыш!”

— Знаешь, что бывает с шантажистами?

— Что?

— Погугли. Или в книжке прочитай. Лучше в книжке.

Саша отряхнула коленки, подтянула покороче лямки рюкзака и перепрыгнула оградку палисадника. Шантажист за ней.

— В какой книжке? У меня таких книжек нету! — крикнул он ей вслед.

— Отстань, мне некогда! — Саше вдруг стало жаль мальчишку. Но она одернула себя, не может она сейчас позволить себе жалость!

— В библиотеку сходи, — бросила на ходу. — Вон в том доме, за угол завернешь. — и прибавила шагу.