Плацдарм (СИ) - Звонарев Сергей. Страница 42

Рейхстаг и прилегающая к нему территория были обнесены забором, а возле КПП стоял совместный советско-американский патруль. Громов вдруг понял, почему американцы рассказали о планируемой операции — как бы иначе они смогли получить доступ в здание, находящееся под контролем советских войск?

Проехав КПП, машина остановилась. Громова встретил офицер американских ВВС, взял у него чемодан и повел к одноэтажному деревянному строению, протянувшемуся вдоль ограды и напоминавшему советские бараки, только более светлые и просторные. Офицер отпер дверь с номером «11», отдал Громову ключ и сообщил, что скоро за ним придут.

Оставшись один, Громов осмотрелся. Его комната была такой же, как и в Тюрингии, где они пытались разобраться в физике коридора между мирами. Профессор сделал вывод, что строительство временного жилья у американцев стандартизовано и поставлено на поток. Он едва успел разложить вещи, как снаружи послышались приближающиеся шаги, дверь открылась и на пороге появился улыбающийся Стоун.

— Дорогой профессор, приветствую вас в сердце поверженного доблестными советскими войсками Берлина! — несколько напыщенно заявил американец.

— Джек, рад вас видеть, — ответил Громов, пожимая ему руку, — надеюсь, поработаем вместе.

— Даже не сомневайтесь, — заверил Стоун, — как устроились?

Профессор обвел рукой комнату и улыбнулся:

— Все это мне уже знакомо.

— Вот и прекрасно! Давайте я введу вас в курс дела. Я, кстати, живу совсем рядом, в комнате номер «13».

Громов усмехнулся.

— Несчастливое число?

— Да! Никто не хотел в нее заселяться, пришлось взять самому… Бремя руководителя.

Бараки выстроили напротив главного входа в рейхстаг, метрах в пятидесяти от него, так что далеко идти не пришлось. Громов был здесь впервые после окончания войны. Массивные стены здания, испещренные следами пуль и осколков, производили мрачное впечатление. Но гораздо сильнее профессора поразили надписи, оставленные красноармейцами — казалось, здесь представлена вся страна: имена, фамилии, названия боевых частей, города, из которых начинался тяжелый путь до Берлина. Живая история смотрела на них прямо со стен.

— Впечатляет, да? — сказал Стоун, — думаю, мы все это сохраним при ремонте. — Но купол, боюсь, в аварийном состоянии, придется его разобрать.

Внутри было множество рабочих — выносили мусор, тянули электрические кабели от генераторов, тарахтевших снаружи, из многочисленных комнат доносился стук молотков и визг пил.

— Работа у вас кипит, — заметил Громов.

— Времени мало, — откликнулся Стоун, — мы не можем терять ни одного часа.

Через пока еще темный коридор, на потолке которого уже монтировали освещение, они прошли к залу заседаний. Запах гари полностью еще не выветрился, но сгоревшее в боях убранство зала и рухнувшие обломки конструкций уже убрали. По проекту огромное помещение освещалось дневным светом через почти прозрачный купол. Сейчас под куполом, частично обрушившимся, стало еще светлее. «Во всем есть свои плюсы и минусы», — заметил Стоун по этому поводу.

— А вот и она, полюбуйтесь. — Стоун показал на установку, собранную возле массивных колонн на том месте, где раньше заседал президиум.

Подойдя ближе, профессор почувствовал себя в своей стихии. Компоненты установки были ему знакомы еще по работе в Тюрингии: трансформаторы, соленоиды, линейный ускоритель, источники высоковольтного напряжения. За пультом управления сидели двое инженеров.

— Внимание, обратный отсчет, — объявил один из них.

— Установка уже работает? — спросил Громов.

Тот усмехнулся.

— В этом есть определенная сложность, как легко догадаться. Если мы пробьем коридор прямо здесь, то, боюсь, в параллельном мире это заметят. Так что здесь мы просто проверяем работу всех систем.

— А если запустить ночью, когда в зале заседаний никого нет?

Стоун кивнул.

— Риск все равно остается — дежурные, охранники, мало ли кто там может быть. Но вы правы — хотя бы один раз мы должны это сделать, чтобы проверить работу установки.

Громов повернулся и в упор посмотрел на Стоуна.

— Так у вас есть работающая установка, или нет?

Тот усмехнулся.

— Есть. В тихом месте, где можно протыкать пространство не боясь, что вас заметят. Там мы отработаем схему. А потом применим ее здесь.

— Тогда почему мы сразу не поехали туда?

— Потому что я хочу вам показать еще кое-что. Идемте.

Они вышли из зала заседаний. Проведя профессора по коридору, Стоун привел его в одну из комнат, примыкавшую к залу, показал темный полукруг на стене.

— Что это? — спросил Громов.

— Это след с той стороны. Мы насчитали их уже не меньше десятка. А один из охранников утверждает, что видел, как в воздухе ненадолго появилось отверстие, за которым был человек. А потом и отверстие, и человек исчезли. Представляете, какие чудеса? — с иронией добавил он.

— Мы глядим на них, а они на нас, — тихо сказал Громов.

— Именно так, — ответил Стоун.

— Вы сказали, не меньше десятка? Но зачем им это?

— Думаю, они не могут поверить, что проиграли войну. Они смотрят на разрушенный рейхстаг в разных местах. Они надеются — может, просто в одной из комнат случился пожар. Может, даже в зале для заседаний — ведь однажды это уже случилось, не так ли? Но, думаю, им придется признать горькую правду.

Громов кивнул.

— А теперь поедем в Большой Тиргартен, — сказал Стоун.

— В парк? — уточнил профессор. — Зачем?

— Потому что именно там у нас работающая установка. Вы все увидите собственными глазами.

Через пять минут они уже были в машине.

Глава 20.КРУГ СУЖАЕТСЯ

Спустя примерно неделю после их совместной со Штирнером работы в Монино Саша почувствовал, что она входит в решающую стадию. Установка по генерации плазмы, собираемая на выделенной площадке ремонтного цеха, постепенно обретала рабочий вид. Штирнер уже провел пробную откачку воздуха вакуумной камеры, по результатам которой заявил, что еще немного, и они достигнут нужного давления, чтобы подать разряд и зажечь плазму. Пока же, заявил Штирнер, с поверхности внутренних стенок испаряется слишком много грязи, так что надо подождать, пока вся она уйдет.

Саша сильно вымотался за эту неделю, потому что он работал гораздо больше официально положенного времени. Как и все остальные советские работники, он уходил из ремонтного цеха за час до того, как заканчивали работу немцы. Однако потом приходилось возвращаться, чтобы помочь специалистам из Физического института Академии Наук разобраться в том, что именно делает Штирнер, и о чем он умалчивает. Саша выслушивал вопросы коллег, на некоторые он мог ответить, а другие запоминал, чтобы на следующий день между делом спросить у Штирнера. Причем спрашивать надо было так, чтобы не вызвать подозрений. Перед сном Саша штудировал статьи и монографии по физике плазмы, пытаясь понять, какое именно ее свойство нужно Штирнеру, чтобы пробить барьер между мирами.

В понедельник Штирнер заявил Саше, что ему нужен токарный станок, чтобы сделать несколько важных деталей для вакуумной камеры. На вопрос, какие именно, немец ответил, что для генерации разряда потребуется катод нестандартной формы. «А почему нельзя обойтись стандартным?» — спросил Саша. Штирнер пустился в многословные объяснения, нарисовал схему распределения потенциала. Саша, однако, почувствовал — немец явно что-то недоговаривает. Чтобы не вызвать подозрений, Саша не стал настаивать и пообещал поговорить насчет станка.

— Хочу тебя предупредить, — сказал Владимир, когда Саша доложил о просьбе немца, — думаю, кроме деталей для камеры он хочет сделать и оружие. Нож или заточку.

— Для чего? — спросил Саша.

Владимир хмыкнул.

— Чтобы пустить в дело в нужный момент — перед тем, как пробить барьер между мирами, например.

Саша кивнул.

— Да, такая опасность есть.

Владимир, размышляя о ситуации, прошелся по комнате.