Режиссер Советского Союза - Тенгриханов Александр. Страница 36

Чую, что Леша наболтал лишнего. Причем очень много.

– Мещерский, ты, часом, не американский шпион? Такие вещи советский комсомолец просто не может знать. Уж поверь моему опыту. Я-то с киношной братией полжизни общаюсь. С иностранцами тоже.

– Я с созвездия Тау Кита, Екатерина Алексеевна, – заявляю с самым серьезным видом, хотя понимаю, что иду по грани. – Но это все шутки. На самом деле, понять происходящее может любой погруженный в тему человек. Здесь главное – сопоставить факты и сделать верные выводы. Не хвалюсь, но я это умею. Просто нашим режиссерам всего этого не надо, их и так неплохо кормят. Ну, разве что выиграли какой-то второстепенный фестивальный приз и еще больше поверили в свою гениальность. Родина не оставит заслуженного человека без наград. А на Западе кино – это бизнес и элемент продвижения своих интересов. Но во главе всего стоят деньги. В нашей стране все сложнее. Советский кинематограф несет более воспитательный и просветительский посыл. И это хорошо для нашего общества, но не интересно на Западе. Подходы просто совершенно иные. Хотя наша публика вполне себе неплохо реагирует на западное кино, пусть и весьма простенькое. Вот такой парадокс.

– Вот поэтому мы сейчас и снимаем строго фестивальное кино. И продать его вряд ли получится, – продолжаю я свою речь.

– Я уже перестала удивляться, Алексей. Но давай по нынешнему фильму. Почему он фестивальный?

– Потому что там будет весь европейский и частично американский бомонд. Это владельцы киностудий, ведущие продюсеры и режиссеры. Профессионалы своего дела сразу распознают необычный подход и сюжет. Еще и музыка у нас отличная. Вот ее точно запомнят. Мне даже не нужна «Пальмовая ветвь», хватит любого второсортного приза и возможности пообщаться с Лаурентисом или Билли Уайлдером. Да без разницы с кем. Главное – найти человека, кто сможет потянуть смету или купить мои идеи.

– В смысле купить идеи? Почему не сами фильмы? Ты меня совсем запутал. Давай-ка по порядку, – недоуменно произнесла министр.

– Мы там никому не нужны. Все поделено и куплено много лет назад. Единственная возможность влезть в европейскую киноиндустрию – это совместный проект. При этом наша сторона должна предложить буржуям нечто настолько необычное, чтобы они гарантированно заинтересовались. С кассовых сборов мы будем получать часть прибыли, только необходимо не продешевить и заключить грамотный контракт. И еще будет польза для нашей пропаганды – мол, мы продвигаем советские культурные ценности, которые пользуются спросом у европейцев. С американцами сложнее, но, думаю, я смогу с ними договориться. Их кино сейчас переживает определенный упадок. В первую очередь идейного характера. Денег у Голливуда выше крыши, но очень мало хороших фильмов. Если правильно договориться, то можно не только зарабатывать валюту, но и получить политические выгоды. Только это уже не моя компетенция, а ваша. Но интересных идей у меня хватает. Как их правильно продавать – это уже другой вопрос.

Я здесь блефовал просто внаглую. Но, видать, попал в цель. Глаза Фурцевой на миг затуманились, а вот далее полыхнули чем-то недобрым. И эти немигающие буркалы буквально пронзили меня насквозь. Через некоторое время министр привела эмоции в порядок и даже мило улыбнулась.

– Иди, Алексей Мещерский. Я буду думать и сообщу тебе свое решение через несколько дней.

А мне все равно, просто надоело. Поэтому выдал Фурцевой часть своего плана. Вот что они со мной сделают? Обвинят в каком-нибудь заговоре? Ну, лишат возможности снимать кино. Так я займусь литературой или музыкой. В голове хватает вещей, которые могут быть интересны советскому зрителю. Только большую их часть я хотел впарить европейцам и прочим пиндосам. Ладно, дождусь решения министра и буду отталкиваться от этого. Не тридцать седьмой год, поэтому есть варианты, кроме отправки на лесоповал. Кино я все равно сниму, и пользу своей стране буду приносить, пусть даже из-за рубежа. Но пока об эмиграции не думаю. Да и не хочу я никуда уезжать.

* * *

– Леша, как можно не учитывать такие серьезные вещи?

Серова сегодня просто светится от радости. По ее словам, роль в моем фильме вдохнула в нее новую жизнь. Главное – чтобы она перестала поддерживать свой эмоциональный настрой с помощью армянских виноделов. Отдельный разговор с ней по этому поводу я провел, хотя вначале натолкнулся чуть ли не на истерику. Но на меня подобные приемы не действуют. Поэтому решили, что во время съемок фильма Валентина Васильевна не пьет. Надо бы еще узнать, что у нее там с сыном. Слышал от местных сплетниц, что она сильно переживает из-за сложностей в семье.

А на площадке она реально сильна. Нет, с Пельтцер они совершенно разные. Но Серова создала нужный мне образ матери главной героини. Были небольшие недопонимания и конфликты, но это нормально.

И вот я пришел к ней за советом. Одному балбесу нужно наладить отношения с местной партийной организацией, которая может просто сломать его карьеру.

– Езжай к Барабановой и поговори откровенно. Мария дама принципиальная, но добрая и отходчивая. Для нее партийная деятельность крайне важна, поэтому она могла обидеться. Зачем тебе ссориться с парторгом киностудии? Не одна карьера была сломана из-за того, что наш брат неверно оценивал политическую обстановку.

Далее мы перешли на обычный треп. Обсудили кино, знакомых и много всего. Я же вижу, что примадонна мучается от одиночества и отсутствия нормального общения. Пусть лучше со мной обсуждает интриги и прочую грязь театра, чем коньяк пьет.

– Разрешите, Мария Павловна, – захожу в кабинет Барабановой.

Вот никак не могу перестать воспринимать ее как партийного деятеля, а не старушку из сказки. Хотя сейчас она гораздо моложе и точно не добрая бабушка. Комната вождя нашей парторганизации обставлена по всем канонам нынешнего времени. На стене портрет генсека, на специальной подставке бюст Ленина. Шкаф с какой-то литературой и плакаты на стенах.

– Проходите, товарищ Мещерский, – официально обращается ко мне парторг. – С чем пожаловали?

– Да вот, Мария Павловна. Хотел разрешить создавшиеся недоразумения, – кладу на стол недавно появившуюся «Аленку». – Может, чаем угостите? А то замерз, пока от метро шел.

Хорошая она на самом деле женщина. Гоняем с ней чаи, а я получаю ликбез на многие непонятные для выходца из XXI века темы. Про мои мелкие грешки, связанные с неявкой на собрания, она сразу забыла. Я включил максимум обаяния и честно объяснил ситуацию.

– Прошу понять, но просто забылся из-за сроков сдачи картины. Не успеваю, оттого нервничаю и начинаю откровенно путаться.

– Есть такое дело, Алексей. Сигналы на тебя поступали, что ведешь ты себя излишне высокомерно, хамовато и барственно. Не учитываешь мнение товарищей. Зазнался ты, если называть вещи своими именами. А ведь раньше ты таким не был. Люди, которые тебя знают, говорят, что тебе голову вскружил успех фильма в Италии. А что нам ждать дальше? Перестанешь считать простых советских людей достойными твоего внимания?

Мадам права. Если убрать в сторону идеологический вопрос, где я наделал ошибок по незнанию, то кругом клин. Я же в своем времени работал в двух четко выстроенных корпорациях по методикам классического капитализма. Пусть дикого, сейчас это неважно. Отличаются они в первую очередь условиями жесткой конкуренции работников. Мне бы даже в голову не пришло, что какая-то пешка будет качать права. Вот тебе дверь, пендель и вали на все четыре стороны. И попробуй, найди такую же приличную работу. Жестко, но действенно.

Здесь же ситуация иная. Это я многих считаю бездельниками или паразитами. А люди просто уважают себя и знают, что за ними стоит вся государственная машина в виде всяких охран труда с профсоюзами. Или как оно здесь называется. Я же пру, как лось во время гона, забыв про личные контакты. Они же просто необходимы. Нет, на той же площадке я могу поругаться с актером, и это нормально. Вы бы видели, какую сцену мне однажды закатила Серова. Только это творческий процесс, где люди искусства находятся в образе и быстро отходят.