Слово Ветра (СИ) - Гордеева Алиса. Страница 13

— Как это?

— Сымитируем поцелуй? — подмигивает Владик. — Нам не впервой!

— Не впервой, — нерешительно киваю, мыслями уносясь во времена своей юности. Тогда, в одиннадцатом классе, мы тоже играли с Осиным в любовь, чтобы от меня отстали, перестали перемывать кости и распускать слухи. Помню, скольких усилий мне стоил тот поцелуй с Владом у ворот лицея. Как слёзы обжигали кожу, а сердце ныло от саднящей боли… Но тогда этот шаг был оправдан гнилыми сплетнями и беспрерывными плевками в мою сторону от поклонниц Булатова и его прихвостней. А сейчас?

— Зачем? — шепчу, теряясь в разодранных чувствах. Я и сама не знаю чего хочу: чтобы Сава видел меня счастливой с другим, или понял наконец, что, кроме него, моё проклятое сердце никого не способно полюбить.

В памяти всплывает ещё один поцелуй с Осиным, на сей раз в особняке Чертова… Я пыталась… Честно… Но какой смысл себя обманывать?

— Ну смотри, — Влад слишком лихо вживается в роль, губами задевая мочку моего уха. — Если этот внедорожник стоит тут просто так, то и после нашего поцелуя, он никуда не денется. А если это Ветров…

— Нет, — горло дерёт от слёз. Я целую неделю запрещала себе вспоминать о Саве… И что теперь? Мне снова больно!

— Там не он. Мне показалось, — уговариваю саму себя поверить в то, что говорю, но Влад словно не слышит. Его губы, влажные от дождя, соприкасаются с моими, насквозь солёными. Осин нежно целует меня, жадными пальцами зарываясь в моих мокрых волосах. Я не хочу отвечать. Не могу. Не должна. Но и оттолкнуть Влада не успеваю.

Вой мотора оглушает. Холодные брызги с ошмётками грязи разлетаются во все стороны. А после наступает тишина, окутанная нестихающим стуком дождя и наших глупых сердец. Я не знаю, кому и что мы доказали, но чувствую, что своей притворной нежностью только что раззадорили страшного зверя…

— Осин, мы ошиблись, — интуиция вопит, что этот лживый поцелуй нам обоим выйдет боком.

— А по-моему, мы только что поставили в точку в твоей больной любви к Ветру, — Влад отстраняется и смотрит куда угодно, только не на меня. Игры играми… но порой они ранят не меньше реальной жизни.

Мы возвращаемся домой по темноте. Больше не держимся за руки и молчим. Продрогшие и насквозь сырые разбредаемся каждый по своим делам: я мыть посуду, Осин — складывать кровать для дочери. Мы тонем в пучине недосказанности и гнетущей неловкости. А я впервые сомневаюсь, что выбрала для себя верный путь… Но всё меняется, когда на пороге нашей с Владом жизни появляется Маруся.

Маленькое солнышко с пронзительным, не по-детски взрослым взглядом и обезоруживающей улыбкой. Она стесняется. Всего боится. Много плачет и шарахается от каждого звука. В свои четыре с хвостиком уже никому не верит и понятия не имеет, что в жизни существует любовь. Она не знает, как себя вести, и затравленным зверьком озирается по сторонам. А мы проваливаемся в эту малышку с головой. Наш мир, окутанный болью и бесконечными страданиями, вмиг обретает смысл. Каждую секунду, каждое мгновение мы только и думаем, что о Руське. Крохотными шажочками пытаемся протиснуться сквозь её броню. Успокоить. Забрать себе её страхи. Окутать лаской и согреть заботой, как пуховым одеялом. И кажется, нам удаётся… Всё чаще вместо слёз мы замечаем на лице Маруси улыбку. Всё смелее становятся её шаги в новом доме. Всё ближе, она подпускает нас к своему сердцу.

Не знаю, сколько проходит дней. Мы теряемся во времени и пространстве. Но чувствую, как все трое мы становимся сильнее и ближе друг к другу. Маруся уже не боится брать меня за руку и позволяет петь колыбельные перед сном. Она называет Влада папой и сквозь толстенные линзы очков заворожённо смотрит, как я варю по утрам овсянку. И пускай, Руся во многом отстаёт от сверстников и порой не может связать воедино и пары слов, мы всё лучше и лучше начинаем понимать друг друга. И наверно, любить…

Влад находит хорошего психолога и логопеда. Каждое утро мы возим Марусю на занятия, а после гуляем в парках и пробуем на вкус простые вещи: подставляем ладошки под брызги фонтана, хлебом кормим голубей, запускаем в небо мыльные пузыри и до самого вечера катаемся на троллейбусе, просто потому, что Марусе это очень нравится. Я научилась заплетать её непослушные кудряшки по утрам, Влад из мыльной пены в ванной лепить снеговиков. И только одно «но» изредка омрачает наши будни: со дня на день нам предстоит переехать к Чертову.

Наш последний день лета начинается, как обычно: ранний подъём, детский смех, оладушки на столе. Те самые, по рецепту Галины Семёновны… Быстрые сборы и пять остановок на троллейбусе. Впереди у Маруси непростой день: помимо занятий с логопедом, нам предстоит неприятная процедура у офтальмолога. Но Руся об этом не думает. Маленькими пальчиками выводит узоры на пыльном стекле и что-то напевает себе под нос. Сегодня в троллейбусе она впервые села ко мне колени, а ещё назвала по имени… «Нана» слетело с её детских губ так трогательно и неожиданно, что я не смогла сдержать слёз. Ещё до того, как малышка переехала к нам, мы с Осиным решили, что у неё не должно быть иллюзий: я не её мама. И если у Маруси когда-нибудь возникнет желание меня так назвать, то пусть это будет только её решение и её выбор.

— Ты говорил с Чертòвым? — пока Руся разглядывает город через окно троллейбуса, отвлекаюсь на Осина. Влад обещал обсудить с дедом отсрочку нашего переезда в столицу.

— Он согласился подождать до конца недели. Край в воскресенье мы должны быть у него.

— Сегодня уже среда, — бросаю отчаянно и отворачиваюсь к окну: я не хочу лишний раз показывать Владу, как сильно меня страшит переезд.

— А завтра уже осень, — Осин сжимает мою ладонь, безмолвно обещая быть рядом, а потом переводит разговор в более радужное русло: — А что если нам отметить это событие прогулкой в парке. Что думаешь, Маруся? Мы заслужили по огромной порции эскимо и сладкой ваты?

На веснушчатом личике крохи мелькает улыбка.

— Тогда решено! Сейчас дуем в больницу, а после на аттракционы. Разбавим серые будни яркими красками!

Наша прогулка и правда удаётся на славу. Мы катаемся на колесе обозрения и детском подобии американских горок, кружимся на карусели и до отвала наедаемся мороженым. А когда силы окончательно нас покидают, собираемся домой. Вот только у выхода из парка Маруся замирает у киоска со сладкой ватой, а Владик, не раздумывая, покупает две порции: мне и дочке. Мы находим свободную скамейку и, устроившись поудобнее, начинаем отрывать липкое лакомство с палочки и маленькими кусочками складывать то в рот. Маруся копирует каждое моё движение: старается есть аккуратно и забавно прикрывает глаза, когда сахар тает на языке. А у Осина сдаёт терпение…

— Нет, — наигранно возмущается он. — Ну кто так ест? А, девочки? В чём кайф?

— А как надо? – не сговариваясь, устремляем любопытные взгляды на Влада.

— Давай покажу! — он качает головой и выхватывает из моих рук сахарное облако, за всё это время почти не уменьшившееся в размере. А потом начинает ловить вату ртом. Жадно. Смачно причмокивая. Та тает на его губах. Липкими разводами оседает на пальцах и щеках. Но Влад ничего не замечает. Он как ребёнок радуется моменту, а ещё наслаждается Маруськиным смехом. Звонким, как колокольчик. И настолько желанным, что глаза снова начинает пощипывать от слёз.

Но счастье — вещь чересчур скоротечная. Не успеешь им надышаться, как оно исчезает, оставляя после себя лишь обрывки воспоминаний.

Звонок мобильного равнодушной трелью стирает улыбки с наших лиц.

— Упс! — бормочет Осин. — И как быть? — Влад разводит липкими руками в стороны и с немой мольбой во взгляде смотрит на меня. — Марьяш, ответишь?

Покачав головой, достаю телефон из кармана мужских джинсов, и чуть не роняю гаджет, когда на экране замечаю надпись «Сол Моррис».

— Откуда у тебя его номер? — сотовый обжигает пальцы рук похлеще раскалённых углей, но Осин лишь сжимает челюсть и молчит.

— Откуда, Влад? — мой голос срывается в жалобный писк, а телефон, как назло, продолжает пиликать.