Слово Ветра (СИ) - Гордеева Алиса. Страница 9

— Чуть не забыла. Иван Денисыч просил тебя предупредить: сегодня к обеду приедет Жанна.

— Жанна?

— Ага, — без особого энтузиазма кивает Галина Семёновна. — Поможет тебе собраться к ужину.

— А она кто? — не совсем понимаю, о какой помощи идёт речь.

— Она, Марьяша, из числа тех, кто на завтрак грызёт замороженную брокколи и запивает это дело двумя литрами родниковой воды.

— Страшная женщина, — с губ слетает смешок.

— Не то слово, – заходится в смехе старушка.

Мы ещё долго рассуждаем о пользе брокколи и воздействии вредных оладий на настроение человека. Много смеёмся и незаметно опустошаем поднос с выпечкой. Галина Семёновна рассказывает о себе, Чертове, порядках в этом доме. Мы говорим о Владе, Марусе, погоде, а я обещаю научиться варить варенье из чёрной смородины.

А потом приходит Жанна. Галина Семёновна не обманула! Статная, высокомерная, всем и вся недовольная, пиар-менеджер Чёртова напоминает высохший стручок гороха.

Её движения небрежные, а фразы — колкие. Я без перерыва слушаю, как запустила себя. Почти не спорю, когда весь мой гардероб летит в мусорное ведро. И как бы сильно мне ни хотелось заткнуть писклявый рот Жанны морковкой, я стойко терплю издевательства над собой. Хотя поход в спа и салон нижнего белья из списка пыток я, пожалуй, вычеркну.

Жанна так увлекается моим преобразованием, что совершенно теряет счёт времени. Именно поэтому мне приходится ехать на званый ужин в гордом одиночестве. Да ещё и таксист, как назло, попадает в пробку. Одно успокаивает — Сол Моррис тоже задерживается.

Поторапливаю водителя, а сама то и дело пишу Владу: где еду и как скоро буду на месте. Осин мгновенно отвечает и вкратце рассказывает, как прошёл его день. За перепиской не замечаю, что разряжается мобильный. Полностью. До чёрного экрана и неимоверного волнения: по закону подлости с первыми каплями дождя на лобовом в памяти размывается название ресторана. Благо, я успела запомнить этаж.

Минут через двадцать водитель тормозит возле шикарного офисного здания. Как ни задираю голову, сосчитать количество этажей никак не получается. Этакий гигант из стекла и бетона.

Стараюсь не думать о разыгравшемся дожде и неудобных босоножках цвета слоновой кости. Не замечая луж, бегу к входу. Мельком взглянув на своё отражение в зеркальных дверях, спешу к лифту. Здесь, в огромном холле, их несколько, но возле каждого толпится народ. Выбираю ближайший и, промокая с лица капли дождя, жду, когда глянцевые двери откроются. Передо мной в ожидании лифта томится парочка пенсионеров и элегантная брюнетка в вечернем платье, наверняка от какого-то именитого дизайнера. В одной руке она держит серебристый клатч, а второй цепляется за локоть не менее роскошного мужчины. Впрочем, со спины не разберёшь: кто его знает, что скрывается за дорогим костюмом и до блеска начищенными ботинками? Быть может, он уродлив на лицо или того хуже, отвратителен душой.

Гоню прочь ненужные мысли и, позабыв про идеальный макияж, нервно кусаю губы. Я ненавижу опаздывать. Поторапливаю мигающие цифры этажей и невольно подбираюсь ближе к дверям. Наверно, срабатывает стадный инстинкт: чем ниже лифт, тем нетерпеливее ожидание. Вот и пенсионеры подошли почти вплотную к дверям, и брюнетка переступает с ноги на ногу. И только её спутник стоит недвижимой скалой перед моим носом, излучая непоколебимую уверенность в себе и отравляя сознание обалденным ароматом туалетной воды. Не знаю, что это: сандал, пачули, жасмин — неважно. Дерзкий парфюм пропитан нежными нотками страсти и сладкими мечтами. Высокий, плечистый, сильный, брюнет и сам кажется воплощением девичьих грёз об идеальном мужчине.

— Ну наконец-то! Вася, не спи! Заходим-заходим! – сварливый голос пенсионерки возвращает меня в реальность.

Терпеливо пропускаю вперёд себя Василия с женой, восхищаюсь плавными движениями брюнетки, а потом и сама спешу занять своё место в лифте.

За моей спиной почти бесшумно закрываются двери, а нас пятерых медленно уносит вверх.

Пенсионеры по новой начинают о чём-то спорить, а мой взгляд невольно возвращается к брюнету, точнее, его плечам и горделивой осанке. Не знаю, что со мной не так, но я впервые в жизни так жадно, почти остервенело пожираю чужого мужика глазами. Заполняю лёгкие его дурманящим ароматом, мысленно рисую портрет незнакомца, представляю, как пропускаю сквозь пальцы его чёрные, непокорные волосы и немного завидую его девушке. Брюнетка словно чувствует неладное и всё ближе льнёт к своему спутнику. Смотрит на него с восхищением. Шепчет глупости. А у меня искры перед глазами. Чёртово дежавю.

Дом Осина. Лестница. Мне снова семнадцать, а рядом Булатов. Он улыбается. Тащит наверх и тычет носом во влюблённую парочку Ветра и Златы… Как же они похожи!

Голова, как тогда, идёт кру́гом. Да и тонкие шпильки не добавляют устойчивости. Я, не думая, протягиваю руку, чтобы найти опору и случайно задеваю брюнета. Не сильно. Едва уловимо. Но кончики пальцев тут же начинают гореть огнём, а с губ срывается неловкое «Простите».

А дальше — счёт на секунды. Мой голос достигает цели и, кажется, волосы на голове незнакомца встают дыбом. По крайней мере, всё тело мужчины напрягается до треска швов на дорогом костюме. Молодой человек мотает головой, а я только сейчас замечаю рисунок на его шее. Тот самый, который по памяти нарисую с закрытыми глазами. Тот, без прикосновений к которому уже пять лет тихо схожу с ума и беззвучно вою в подушку. Тот, который теперь, по всей видимости, принадлежит другой.

Испуганно пячусь. Я столько времени искала встречи с Савой, но сейчас совершенно к ней не готова. Да только двери лифта не спешат меня выпускать.

Перед глазами мутнеет от слёз, ладони сжаты в кулаки. Задыхаюсь от невозможности момента, от дикой обиды и чёртовой ревности, хочу орать от боли, что разрывает сердце, но главное — мечтаю испариться, стать невидимкой, исчезнуть с лица земли! Я не настолько сильная, чтобы с лёгкостью пережить ещё одну потерю, и слишком гордая, чтобы простить.

Но мои мечты тонким хрусталём разбиваются о гранитный пол. Ветров оборачивается. Резко. Внезапно. Безжалостно. Так, как умеет только он. Пронзая взглядом как разрядом тока в двести двадцать. Сдирая коросту с едва начавших затягиваться ран.

Сквозь слёзы алчно рассматриваю возмужавшие черты некогда родного лица. Все те же губы, которые когда-то бесстыдно целовала, волевой подбородок с небольшим шрамом от хоккейной клюшки, словно высеченные из камня скулы… Но всё отходит на задний план, стоит нашим взглядам схлестнуться в безмолвной дуэли. Это как смотреть на солнце в полдень: хочешь разглядеть свет, а перед глазами — сплошная темнота. Передо мной снова озлобленный беспризорник. Далёкий. Чужой. Ненавидящий меня всем своим сердцем, а я правда не понимаю, за что?

Лифт останавливается на семнадцатом. За спиной бесшумно разъезжаются двери. Активно работая локтями, пенсионеры спешат к выходу. Спутница Ветрова надувает губки и что-то отвечает беспокойным старикам, а потом дёргает Саву за рукав пиджака. Но Ветров не чувствует. Ни черта не чувствует. Это видно по его остекленелому взгляду. Такому чёрному и обезумевшему, что становится страшно.

— Девушка, вы не выходите? — протиснувшись между влюблёнными, ворчит пенсионерка, а я наконец отмираю.

Сквозь бешеную дрожь и спутанное сознание с трудом киваю. Торопливо разворачиваюсь и выскакиваю из лифта.

Я не хочу пустых оправданий. Не выдержу притворных улыбок. Да и сейчас понимаю, что никогда не смогу простить. Я все эти годы умирала от неизвестности и волнения, гадала, жив Ветров или нет, искала его, молила небеса, чтоб защитили… Теперь вижу: всё у него хорошо. Даже очень. Просто я была не нужна…

— Нана! — хриплым шёпотом Ветров безжалостно бьёт в спину. Четыре запретные буквы из прошлого, два ненавистных слога – они розгами проходятся по воспалённому сознанию и подгоняют бежать без оглядки.

Неважно, что это не мой этаж. Плевать, что где-то там, наверху, во мне нуждается Осин. Мой мир, такой хрупкий и шаткий, снова рухнул. И я сомневаюсь, что в этот раз устою на его обломках.