Тайна острова Химер - Жамэ Николь. Страница 40

Когда у Лукаса во второй раз заглох мотор, она откровенно рассмеялась, видя, что ему с трудом удается сохранять хладнокровие.

— Нервничаешь?

— А кто во всем виноват? — процедил он сквозь зубы.

Промолчав, Мари нежно дотронулась до его руки.

Пока они ехали по дороге, ведущей к замку, Лукас, казалось, был погружен в тяжкие раздумья. Мари сделала ему замечание и сразу пожалела об этом, настолько живы были подозрения, которые он испытывал в отношении Эдварда. Ему не давало покоя его «ниспосланное провидением» появление на озере. К тому же под водой произошло нечто, вызвавшее эти подозрения.

— Когда я проник в разрушенную лачугу и нашел тебя, твой дядя был уже там, копошился возле тебя. Могу поклясться, что видел, как он что-то от тебя отодвигал. Ты не помнишь? Что случилось до того, как ты потеряла сознание?

Мари прикрыла глаза. Последнее, что она помнила, — балка, неожиданно свалившаяся на нее, а после, до того как захлебнулась, отчаянные попытки дотянуться до наконечника детендера, что ей почти удалось. И тогда ей казалось, что он двигался, отдалялся от нее.

— А что, если отодвигала его та штуковина с зелеными глазами?

Лукас саркастически засмеялся:

— А почему бы не чудище Лох-Несси?

Мари задумчиво посмотрела на него. Не имел ли он в виду, что Эдвард умышленно сбросил на нее балку? А потом отодвигал детендер и, увидев Лукаса, сделал вид, будто очутился там, чтобы спасти ее?

Лукас утвердительно кивнул.

— Не могу в этом поклясться, но Эдвард — один из Салливанов, и он заинтересован в гибели лишней наследницы.

— Это не выдерживает никакой критики, — раздраженно возразила Мари. — Тем более что они с Луизой все сделали, чтобы я унаследовала свою долю и свои права! Больше того, он не мог убить свою собственную дочь: в ночь убийства Алисы он был с гостями на дегустации в винокурне!

— А я напоминаю, что у него нет алиби в ночь убийства Келли и близнеца. И не удивлюсь, если Фрэнк и Эдвард действуют сообща…

Мари промолчала. Об этой гипотезе она не подумала. То ли ей не хватало сообразительности, то ли она попала под влияние своей новой семьи. Разбираясь в собственных сомнениях, она сознавала, что ее убежденность была прямо противоположна рассуждениям Лукаса. Что бы он ни утверждал, его подозрения в отношении Эдварда ее беспокоили.

Она прямо-таки предчувствовала, что есть нечто, упорно от нее ускользающее.

Когда они подъехали к замку, то сразу увидели Элен, одиноко стоящую перед розарием. Она что-то кидала в цветущие кусты. Любопытно, что Лукас продолжал вести машину, не обращая внимания на мать.

— Ты не остановишься? Ты ее не видел?

Он резко затормозил и бросил взгляд в сторону матери. Лицо его было бесстрастным, он, судя по всему, не собирался выйти из машины и подойти к ней. Мари вздохнула — ей понятно было его неприязненное отношение к Элен, которая скрыла от него его прошлое.

— У нее наверняка были причины молчать о том, что было. Не зная, нельзя судить. А теперь она безнадежно больна, ты не можешь относиться к ней как к чужой…

Не сказав ни слова, Лукас отвернулся. Больше опечаленная, чем раздосадованная, Мари вышла из машины и направилась к свекрови.

Приблизившись, она смешалась, увидев, как Элен размеренными движениями продолжала бросать на кусты хлебные крошки.

Заинтригованная Мари какое-то время наблюдала за ее действиями, затем осторожно взяла ее за руку.

— Элен! Ваш сын здесь, пойдемте…

— Мой сын?

Лицо ее просветлело, но счастливая улыбка исчезла, когда она заметила Лукаса, наконец решившегося выйти из машины. Он позволил ей обнять себя и нежно погладить свое лицо, однако сохранил безразличие, несмотря на адресованные ему ласковые слова:

— Мой мальчик, мой милый мальчик, мой мальчик…

Он почти раздраженно повел головой и поспешил усадить мать на заднее сиденье. Мари удержалась от упреков, вспомнив, как сердилась на свою мать за то, что та лгала ей по поводу ее рождения.

В зеркало заднего вида она с любопытством посмотрела на розарий, подумав при этом о новой странности в поведении Элен.

Волоча плохо гнущуюся ногу, явно уставший, Эдвард прошел через холл к своей комнате и приостановился, услышав голос ПМ — тот по телефону в вестибюле справлялся о времени отплытия паромов. Эдвард направился к нему.

— Ну как? Похоже, вы не нашли того, кого искали?

ПМ натянуто улыбнулся, безуспешно пытаясь скрыть свое паническое состояние. Дрожащей рукой он положил трубку и попытался побыстрее уйти, бормоча сбивчивые извинения: у него, мол, совсем нет времени на разговоры. Но Эдвард взял его за руку и попросил уделить ему несколько минут.

— Одна из силосных башен винокурни оказалась открытой, и необходимо срочно проверить все механизмы, а для этого нужны рабочие руки, поэтому я мобилизовал всех смельчаков. Уверен, вы не откажетесь мне помочь.

ПМ побледнел.

— Только механизмы? А башни опорожнять вы не будете?

— Почему же? Непременно, — заверил Эдвард. — В первую очередь… Что-то не так? Вам нехорошо?

ПМ, казалось, был на грани обморока.

— Нет… словом… мне нужно… Могу я с вами проговорить? Здесь, сейчас, конфиденциально?

Приведя ПМ в свою комнату, Эдвард предложил ему сесть и с любопытством смотрел на него. Не зная, с чего начать, чтобы признаться в неумышленном убийстве, француз совсем запутался во фразах.

Учтиво дожидаясь, когда он выпутается, Эдвард выбирал во что переодеться. Он извинился, вышел в ванную комнату, но оставил дверь приоткрытой, добавив, что так удобнее для ПМ, которому, может быть, легче будет собраться с духом для, очевидно, щекотливого признания.

Оставшись один, Пьер-Мари начал кружить по комнате, проворачивая в голове самые разные фразы, потом вдруг решился:

— Умоляю, обещайте мне сохранить в тайне то, что я вам доверю.

— Вы сомневаетесь в моем честном слове, дорогой друг? — отозвался из ванной Эдвард.

— Что вы! Нисколько, нисколько…

ПМ чувствовал себя так, словно балансировал на доске, нависшей над кишащим акулами морем. По ту сторону двери Эдвард цинично улыбался, и улыбка эта была пострашнее акульих челюстей. Чтобы осужденный прыгнул, он кольнул его кинжалом.

— Полагаю, вы хотите поговорить о Райане? — Стоя перед зеркалом, Эдвард начал раздеваться. — Вы хотя бы обнаружили его след? — продолжил он.

— Э… э… да, но… Это не так просто… Это… Как бы сказать?..

— Невероятно? Неправдоподобно? — развлекался Эдвард, который как раз в этот момент вытворял нечто поразительное.

Запустив пальцы в свои жесткие волосы, он снял с себя скальп. Его шевелюра сползла вперед, затем рассчитанным движением он снял маску с лица, и в зеркале отразилось совсем другое лицо — лицо Райана.

А в комнате ПМ все силился поведать, как он был вынужден убить того, к кому сейчас обращался…

— Он набросился на меня! Это была законная самооборона, он хотел меня убить, клянусь, это сумасшедший, если бы вы только знали его!

ПМ изощрялся в деталях, приукрашивал, нес отсебятину, оправдывался, не ведая привкуса, который придавали повествованию его измышления.

Райан чуть было не прыснул, но сдержался и принялся вытирать пот с лица и смазывать кремом и опрыскивать пульверизатором внутреннюю часть маски. Он с ликованием вынудил своего брата сказать, где тот спрятал его собственное тело.

— Как раз в одной из башен! — жалобно признался ПМ и рухнул на стул. — Надо непременно отменить эту чистку, я не хочу окончить свои дни в тюрьме! — Он вдруг взорвался: — И все из-за вас!

Райан собрался было опять натянуть маску, но остановился.

— Из-за меня?

— Если бы вы не всучили мне оружие, ничего бы не было!

— Да, но вы описали брата таким чудовищем…

Последний взмах расчески — и внешность изменена. Он осмотрел себя, поправил воротничок, приоткрыл его настолько, чтобы видна была тонкая цепочка с маленьким золотым ключиком. Удовлетворенный Райан слегка ссутулился, и… из ванной комнаты вышел Эдвард Салливан.