Память гарпии (СИ) - Таргулян Ксения Оганесовна. Страница 79

— Я смогу провести в Элизиум пару теней незамеченными, — объявила Асфодель, подходя к колодцу.

Она улыбнулась фамильярам. Минос, как ребенок, потянулся к ней. Никтос, игравший внизу на фортепьяно, прервал мелодию на неустойчивой ноте, и повисла гнетущая тишина.

— Здесь мой дом, — прошелестел он. — Я предпочел бы остаться.

Асфодель нахмурилась, как обычно, не понимая чувства людей, но спорить не стала.

— В таком случае… — она окинула взглядом зал и вдруг подобрала что-то из-под ног. Раскрыла ладонь, демонстрируя Орфину семя с зацепкой — одно из тех, которыми она обращала призраков в древа. — Я могу забрать ее.

— Чего?

— Я ведь говорила, что даю своим цветам вечность, — она улыбнулась и покрутила семечко в пальцах. — Твоя подруга пережила удивительные метаморфозы, и я не знаю, какие всходы даст ее душа. Но могу сказать одно: она не канула в небытие; что-то от нее еще осталось. И в садах я дам ей прорасти.

— Но я же видел, как она… развеялась. Зачем ты?..

Орфин все же протянул руку и осторожно забрал семя. Попытался заглянуть в его скрытый мир, но не смог.

— Знаешь, это жестоко — давать ложную надежду.

Впрочем, не то чтоб он был удивлен холодной бесчувственностью Асфодели.

— Я никогда не лгу. В этом семени действительно заключена ее частичка. Семена работают подобно иглам — пригвождают толику памяти, так что ее нельзя развеять.

Орфина охватила еще большая горечь от того, что ему даже расстаться и отпустить Риту нормально не давали.

— И что взять с одной крупицы? Она развеялась! С фамильярами ведь такого не происходит!

— Ну, прости, что сообщила тебе. Думала, тебя это порадует. Что ж, — она потянулась, чтоб забрать семя с ладони Орфина, но он импульсивно закрыл кулак. — Не хочешь, чтоб она попала в Элизиум? Земля и вода, мне никогда не понять, что творится в ваших головах!

К своему стыду, Орфин и сам не знал, как толковать собственные чувства и мысли. Он не верил в благость Элизиума и то, что людей стоит помимо их воли навечно превращать в цветы — неважно, красивые или уродливые. Но если это единственная форма, в которой Рита могла теперь существовать?

Должно быть, это пустое упрямство, но он опустил руку с семенем в карман пальто. Асфодель пожала плечами. Слегка погладив Миноса по руке, она шагнула к колодцу, взошла на его борт и, окинув последним взглядом свои владения, исчезла вместе с быком в столбе белых цветочных лоз.

Несколько минут Орфин осоловело смотрел в пространство над колодцем, пытаясь осознать, что только что произошло. Мелодия, которую играл Никтос в своеобразной оркестровой яме, стала громче и драматичней. Наконец Орфин немного пришел в себя и приблизился к борту. На дне опустевшего колодна колыхались заросли белого тростника. На вершине каждого стебля сиял цветок изменчивого пламени, и от всех них поднимался запах чистейшей питательной мнемы. Прощальный подарок Асфодели — небольшая контрабанда гелиоса.

Орфин слабо усмехнулся такому прагматизму. Что ж, да, ему бесспорно понадобится немало энергии, чтоб выполнить данное Асфодели обещание.

Эпилог

От обители Асфодели осталось всего несколько разлапистых древ, которые формировали шаткую конструкцию с перемычками из серого кирпича. С вершины открывался хороший обзор на близлежащие острова.

Венчал новые Чертоги высокий шпиль, похожий на хребет, обмотанный сине-фиолетовой нервной тканью. В нем сплелся целый десяток древовидных душ и, как ни ужасно было пользоваться их положением, конфигурация выходила весьма удобная. Эти старые древа были обращены Асфоделью много лет назад, когда она только явилась в Пургу — ее первые детища. Они успели раскидать отростки по всему некропилагу. Поэтому через них Орфин — новый хозяин руин — мог связаться с любым из островов.

Сегодня, оглядывая окрестности с верхней платформы, он заметил печальное, но будничное пополнение на карте. Продолговатое плато возникло между двумя другими, добавив в больничный конгломерат несколько коек и узкий коридор.

Проведя ладонью по узловатой поверхности шпиля, Орфин обратился к нужному древу. Он давно знал их всех по именам, выучил истории их жизней и посмертий, имел к каждому свой подход. Страшно вспомнить, как в начале, только обретя этот дар, он с садизмом разрывал чужие мембраны памяти — настоящая карательная психиатрия.

Сейчас он мягко просил пленников перенестись в нужное воспоминание, а не пробивался туда силой. Нескольких узников цепня даже сумел освободить, но для большинства пока не удавалось подобрать правильные слова. Незнакомцы, годами запертые в камерах памяти, слишком привыкли к искаженному облику.

Обратившись к древу-картежнику, Орфин перенес сознание в кусты из костей, мышц и нервов, бурно разросшиеся по больнице. Новый призрак — высокий старик с короткими темно-седыми волосами — замер у своей койки, испуганно озираясь. Кажется, когда-то он был красив, но жизнь отпечаталась страданиями на лице и осанке.

Орфин обратился к нему бестелесным голосом цепня.

— Добро пожаловать, — бодро завел он привычную песню. — Вас приветствует радио «Орфей», и начнем с печального факта: вы мертвы, — фоном к его словам звучали меланхоличные аккорды Никтоса.

Памятуя собственный ужас неизвестности и то, как легко опытным призракам облапошить миноров, Орфин взял на себя посильную заботу о них. Конечно, он не мог всех встретить и утешить. Но старался хотя бы рассказать новичкам основы и свести их друг с другом. При всех ужасах Пурги безысходное одиночество на крохотном клочке земли оставалось одной из худших перспектив.

Можно сказать, Орфин выполнял функции простенького загробного интернета. Но кроме того он подыскивал компаньонов. Он всё еще надеялся, что кочевники однажды вернутся в Московский некропилаг, но… бездеятельно ждать их не мог. Запас гелиосов подходил к концу, и скоро ему понадобится надежный ловчий для охоты на память живых. С Никтосом синергия не складывалась, ведь его волновало только фортепьяно.

Вдруг, глядя сквозь цепень больничного плато, Орфин заметил в небе крылатую фигуру и оборвал лекцию на полуслове.

— К вам гость, которому нельзя доверять, — сообщил он удрученно.

Призрак тоже заметил приближение золотого недоразумения.

— Но это же… ангел!

— Ага, как же. Это только видимость, не верьте ему. И главное, не отдавайте память — это вас погубит. Попросите время, чтоб…

Он не успел договорить. Лукреций, имевший теперь облик золотокрылого Аполлона, грациозно приземлился между коек. Прошедшая битва потрепала пастора, и он растерял запас мнемы, отчего стал размером с обыкновенного человека. Но крылья, которые ему все же удалось прирастить, компенсировали это с лихвой. Он выглядел посланцем небес и явно внушал куда больше доверия, чем искаженный демонический голос, звучащий из уродливых кусков плоти.

— Прими мой свет, о искатель покоя, — завел шарманку Лукреций, сложив ладони перед грудью и слегка кланяясь призраку.

Оставшись без старой церкви, пастор теперь растил новую секту. Он собирал мнему даже без ловчего, просто сладкими речами убеждая неопытных мертвецов пожертвовать память «ради Вознесения». Орфин надеялся однажды собрать команду и разобраться с этим проходимцем.

Вот и теперь он рассказывал эту сказку. Вмешиваться не имело смысла: это только навредит добыче Лукреция. Тот ведь мог и силой выбивать пожертвования, если видел, что красноречием ничего не добьется. Оставалось наблюдать и надеяться.

— Я смогу доставить тебя в рай, — благостно улыбнулся Лукреций, — если цепи памяти перестанут удерживать тебя в этом печальном уделе. Откажись от болезненных воспоминаний, передай их мне, и мы свободно полетим.

Мужчина сидел на больничной койке, и ветер трепал отвороты его рубашки.

— Мне нужно обдумать всё это, — сказал он мягко. — Вы можете вернуться за мной позже?

— О, разумеется.

Вскоре лже-ангел улетел, и призрак тихо обратился к цепню.