Тридцать девять и девять (СИ) - Вестван Джим. Страница 2

Как же близко это было к тому, что чувствовал Даня! Ему казалось: он навсегда потерял своего отца. Своего доброго и умного, своего честного папу. Отец сказал, что едет в командировку, а сам поселился в гостинице, чтобы целоваться с этой гадкой тварью! Данил никогда не видел, чтобы папа так целовал маму. О, теперь Данил понимает! Его отец не только целуется с этой гадиной. В свои двенадцать лет Даня прекрасно просвещен, чтобы догадаться, чем еще он с ней занимается. Но когда Данил пытался себе это представить, он чувствовал, что может потерять сознание.

Каким же все-таки Даня был дураком! Отец же не любит его маму. Его самую красивую на свете, самую добрую маму! Он любит эту отвратительную тетку с красными когтями. Он променял на нее свою жену и его, своего сына, а Данил еще так беспрекословно его всегда слушался, так старался сделать все, лишь бы папочка был доволен!

Все еще всхлипывая, Данил добежал до подъезда и вскочил в лифт. Сейчас! Сейчас она обо всем узнает.

Людмила открыла дверь. На пороге стоял ее зареванный, опухший Даня.

— Что случилось, сыночек?

— Мамочка! — он бросился к ней на шею.

— Ну, что за горе, расскажи мне!

Мама обнимала его и гладила по спине. Данил крепко прижимался к ней, уткнувшись в плечо. Какая она замечательная, какая родная…

— Мама, меня выгнали со сборов! — соврал он и заревел с новой силой.

— О-ой, ну, это не такая уж трагедия! — улыбнулась Люда.

«Конечно, — думал Даня, — если бы меня выгнали со сборов, если бы я сломал себе шею или попал под машину, все это было бы ерундой по сравнению с тем, что случилось на самом деле…»

***

Войдя в свой интуристовский «люкс», Валерка просто рухнул на кровать, закрыв глаза, пытаясь хоть немного успокоиться и спрогнозировать дальнейшее поведение Данила. Наверняка его впечатлительный нытик прибежит сейчас к Людке и все ей выложит. Глупо было рассчитывать на то, что сын не понял, что к чему.

Валерка много раз представлял себе, что было бы, если б жена о его похождениях узнала. Он ставил себя на ее место — картина получалась невеселая. Но то, что случилось, превзошло все его самые мрачные предположения — об этом узнал Даня. Не просто узнал — он застал его. Как же это низко! Низко и позорно. Что ж, пускай он ей расскажет. Валерка придет утром и все объяснит. Он подождет, пока они немного успокоятся и смогут его выслушать. Он сможет объяснить Данилу. Он выложит всю правду, он расскажет все так, как есть на самом деле, и сын поймет его. И обязательно простит, ведь у него такой смышленый, такой веселый и великодушный мальчик…

Валерка ведь вовсе не был бабником. Он изменял своей жене потому, что так поступали все. Все необходимые ему люди. Он вполне мог бы без этого обойтись, но тогда он существенно проиграл бы в глазах своего окружения.

Ему просто необходимо было пожить в этой гостинице — здесь остановился человек, на чье покровительство Валерка очень рассчитывал. С ним были связаны все Валеркины планы на будущее, и у него все прекрасно получалось! Ведь спортивный комитет — давно уже не его уровень, он переходит на серьезную партийную должность.

Его мало беспокоило то, что рядом с отрывающимся в служебной поездке московским гостем нужно было строить из себя разбитного повесу, услужливого, беззаботного и распутного парня. Игра стоила свеч — так ему казалось. Так ему казалось до сегодняшнего вечера, до того момента, когда он увидел эти испуганные, растерянные серые глаза.

Порог своей квартиры Валерка переступал с чувством человека, бросающегося под поезд. Люда стояла в коридоре и застегивала перед зеркалом свой легкий плащ. Он был просто потрясен, когда жена повернулась и, весело улыбнувшись, сказала:

— Что-то вы все возвращаетесь раньше времени. Тебя тоже выгнали?

— Откуда?..

— Да так… Приготовь себе поесть сам, я опаздываю.

— А что, Даня тоже дома? — спросил растерявшийся Валерка.

— Да. Знаешь, его вчера со сборов отчислили, и он страшно переживает. Сидит в своей комнате и не выходит. Ну пока! — она чмокнула его в губы и вышла за дверь.

Неужели Даня ничего ей не сказал? А может, и правда не понял? Вот это было бы неплохо! Валерке в любом случае нужно с ним поговорить…

Даня подумал, что отец уже зашел на кухню, и, решив быстро выскочить из квартиры, столкнулся с ним в коридоре нос к носу. Специально, что ли, папочка его караулил?!

— Данил, — начал Валерка, но, подняв на сына глаза, забыл все, что приготовился сказать.

Эта гримаса не может принадлежать его мальчику… Эти злые сощуренные глаза и презрительно искривленные губы — не его, не Данила. Валерка никогда не видел такого вызывающего лица. Он поднял руку и хотел взять сына за плечо, но Даня мгновенно отскочил, пробежал вдоль стены, хватая на ходу свои ботинки, и, вылетев из квартиры, громко захлопнул дверь.

Обувался Даня уже в подъезде, стоя перед закрытыми дверями лифта.

***

Данил очень жалел маму. Он постоянно крутился возле нее, подробно рассказывая о своих делах и стараясь во всем ей помогать. Его прилипчивость часто выводила Люду из себя, и она куда-нибудь его отправляла.

«Бедная, — думал Даня, — и не подозревает, с кем находится в одной квартире». Хорошо, отец хотя бы уже не целует ее в щеку при Дане. Но Данил не может видеть, как мама, уходя, чмокает мужа в губы. Он накрывает голову подушкой, чтобы только не слышать, как за ними закрывается дверь спальни. Когда отец выходит из-за стола, Даня сам хватает его тарелку и начинает мыть, чтобы мама только не прикасалась к ней своими руками.

Данил постепенно свыкся с мыслью, что нельзя упускать случая выразить свое презрение отцу. Даня не станет хуже учиться и не бросит плавание: этим он покажет, что переживает из-за всего случившегося. Он просто будет напоминать постоянно папочке о том, что ничего не забыл.

И у Данила отлично получалось. Он доводил Валерку до тихого бешенства своими бесконечными намеками. Если Валерка спрашивал, например, положила ли Люда сахар в его чай, и она отвечала, что нет, Данил непременно говорил: «Мама, ну как ты могла забыть про папу? Он ведь всегда про тебя помнит. Правда, папа?», или: «Не кричи на папу, ему же обидно, ведь он тебя любит. Скажи?»

Людмила видела, что с Данилом нечто происходит, однако находила этому прекрасное объяснение. Ей ведь столько раз говорили знакомые о том, какими несносными бывают подростки, но она почему-то не верила, что с ее Даней тоже такое случится.

Валерка уже был на грани нервного срыва, когда, сидя вдвоем с Данилом на кухне, старался сына отвлечь, поговорить о чем-нибудь постороннем, а Даня с надменным лицом лишь сочувственно вздыхал, не считая нужным на отца даже взглянуть. И тогда Валерка не сдержался:

— Ну, расскажи ей! — крикнул он Данилу. — Расскажи и прекрати эту комедию!

— Я? А причем тут я? — равнодушно ответил Даня и, спокойно поднявшись из-за стола, снова ушел к себе.

И что Данил хотел этим сказать? Чтобы Валерка сам во всем признался? Да он давно готов и поговорит с Людмилой завтра же днем, пока Даня будет в школе!

Валерка действительно все рассказал. На следующий день он пришел в обед очень рано, чтобы у Люды было время его выслушать, и, объявив, что готов к любому ее решению, выложил все подробности произошедшего в «Интуристе» инцидента. Валерка ничего не скрывал, честно описывая себя расчетливым монстром, готовым на любую низость ради собственной выгоды. И когда ему уже нечего было добавить, когда он просто обреченно опустился перед сидящей на кровати Людой на колени, он был совершенно сражен тем, что услыхал в ответ.

— Валера, не валяй дурака, сядь на диван, — спокойно и задумчиво сказала ему жена. — Если ты думаешь, что удивил меня своими подвигами, ты ошибаешься, для меня это давно уже не новость. Как будто я не знаю, чем вы там в своих командировках занимаетесь. Плохо, конечно, что Даня узнал… Надо как-то ему объяснить.

У Валерки путались мысли. Он ее не удивил? Она все знала? И ничего не говорила, даже ни на что не намекнула… Он не мог понять этого совершенно, однако главное, что она теперь в курсе дела и на Валеркиной стороне. Она придумает, как помочь ему, она обязательно это сделает.