Тридцать девять и девять (СИ) - Вестван Джим. Страница 3
И Людмила действительно попыталась. Она предприняла отчаянную попытку спасти положение, оборвав на полуслове очередной ехидный выпад Данила:
— Хватит! — резко произнесла Люда. — Хватит издеваться над отцом! Мне прекрасно известно про тот случай в гостинице, и это тебя совсем не касается. Ты сыт, одет, обут и, кажется, не обделен вниманием. Мы с отцом взрослые люди и сами сумеем разобраться!
…Данил не мог поверить, что его мама такое говорит. Так, значит, ей все известно? И она этого человека не убила и не выгнала из дома? Она даже на него не накричала! Она целовала его и спала с ним в одной кровати, она готовила ему еду и стирала белье. А Данил ее так жалел! Нет, лучше бы она этого не говорила… Вот, оказывается, какая отличная, какая счастливая у Данила семья!
Людмила ждала реакции сына, но тот молчал, остановив на ней удивленный, потерянный взгляд.
друг Даня резко опустил глаза:
— Ничего себе. Действительно, да… — он встал и медленно пошел к двери, думая о том, что у него вполне хватит сил на двоих родителей.
Людмила поняла, что проиграла. Она посмотрела на мужа — Валерка положил голову на сложенные на столе руки. Он тоже это понял. Нет больше их веселого болтливого пай-мальчика, их послушного Данечки, вечно вертящегося под ногами и задающего тысячи наивных вопросов…
***
Данил и в самом деле смог порядком отравить жизнь своих родителей. Если он находился дома, то держал их в постоянном напряжении. Он привык к тому, что не может обратиться ни к отцу, ни к матери без снисходительной гримасы на лице. Это уже доставляло ему немалое удовольствие: он видел, как их это задевает, и старался еще больше.
Раньше Валерка всегда удивлялся, почему сын ничего у него не просит. Он часто сам предлагал Данилу что-нибудь. Например, он говорил: «Хочешь, съездим в магазин и купим магнитофон с наушниками?» Но Даня отвечал, что ему не нужно и он вполне обойдется их аппаратурой. Когда Валерка дарил ему дорогие вещи, Даня говорил: «Ты что, пап, это же куча денег! Купил бы маме что-нибудь лучше. Спасибо, конечно!»
Теперь ситуация резко поменялась на совершенно противоположную. Данил очень часто объявлял, что у него закончились деньги, и Валерка сразу же давал ему еще. Это превращалось в бестолковую гонку, как будто кто-то из них должен был сдаться: либо Данил — поблагодарить отца и ограничить свои запросы, либо Валерка — отказать ему, демонстрируя, что исчерпал свои возможности. Но Валерка не сдавался. Однажды его малолетний сыночек, кажется, превзошел самого себя. Прихлебывая чай из своей пол-литровой чашечки, он невинным голосом вдруг заявил:
— Папа, мне нужна цепочка на шею.
— Какая еще цепочка?
— Золотая, — спокойно ответил Даня.
— А больше ничего не нужно? Перстень с изумрудом, например?
— Нет, пап, перстень пока не нужен. Я потеряю его в бассейне.
На следующий день Валерка швырнул ему на кровать небольшую коробку.
— О, отлично! — сказал Данил, открывая ее. — Ну, не совсем то, конечно… Но тоже сойдет, ладно.
Валерка был в бешенстве после каждой подобной выходки, но это дурацкое соревнование продолжалось. Ему казалось, Данил уже мог открыть собственный небольшой магазинчик спортивных товаров и торговать купленными за валюту плавками, резиновыми шапочками, очками и полотенцами, спортивными тапочками и майками всех ведущих фирм. Валерка давно поражался, как все это помещается в его маленький шкаф, и был крайне удивлен, обнаружив там военный порядок и много свободного места.
Этот феномен вскоре нашел объяснение. Зайдя однажды в бассейн, Валерка понял, что на свои кровные деньги снабдил фирменными вещичками чуть ли не весь состав тренирующихся с Данилом товарищей. Его добрый малый просто раздаривал все это богатство, даже не считая нужным ставить Валерку в известность. И это помимо того, что Валерка давно уже привык к виду несравненного Леши Лагунова, вообще не снимающего с себя вещи Данила.
Поразительно, но на беседовавшем с Валеркой тренере Данила тоже была майка, недавно купленная по просьбе ненасытного Данечки. Валерка прекрасно видел, как злорадствует его сыночек, сидящий на скамейке с равнодушным видом. Милый Даня делал из тренера идиота как раз в тот момент, когда тот расхваливал его на все лады. Все-таки у Валерки замечательный ребенок! Редко кому удается воспитать такого изощренного интригана.
Одно было хорошо во всей этой истории: Людка с Валеркой стали необычайно дружной, сплоченной общим несчастьем парой. Они жаловались друг другу на судьбу и не находили другого выхода, кроме как с честью выдерживать все муки, справедливо посланные им свыше. Они испытывали огромное облегчение, когда Данил уезжал на сборы или соревнования. Обстановка в доме сразу же разряжалась, и им казалось: наступали самые счастливые дни их семейной жизни.
***
Данил тоже любил эти поездки. Ему очень нравилось жить без своих драгоценных родителей в комнате с развеселыми сверстниками. Конечно, стараниями своего состоятельного папы он давно был приучен ни в чем себе не отказывать. У Данила всегда была куча денег, небрежно распиханных по всем карманам.
В то же время он мог остаться вообще без копейки, проиграв все деньги в игровых автоматах, и ни капли об этом не сожалеть. Он легко мог отказаться от порции мороженого в пользу уже управившегося товарища, с завистью смотревшего на его еще не тронутое лакомство. Данил мог элементарно расстаться с любой своей тряпкой, если ему казалось, что кто-то завидует, глядя, как он ее напяливает.
Ему не доставляла неудобств необходимость жить иногда в довольно обшарпанных помещениях, ночевать на вокзалах и питаться в столовых. От него никто и никогда не слышал жалоб. Претензии у Данила периодически возникали только относительно выбора соседа по комнате.
Ну не мог он выносить рядом с собой представителей народной глубинки, неизвестно как затесавшихся в спортивные интернаты. Они способны были говорить либо о плавании, либо о непомерно высоких ценах на Бессарабском рынке, широко используя при этом свой типичный сельский говор, который всегда резал ухо Данилу и страшно его раздражал. А еще они частенько писали письма своим многочисленным родственникам, и Данил всегда удивлялся, что можно описывать на пяти страницах школьной тетрадки. И наконец то, что окончательно доводило Давыдова до бешенства — их неизменные чемоданчики, битком набитые провизией. Данилу казалось: выезжая на спортивные сборы, они готовятся либо к голодной зимовке, либо к ядерной войне, предвидя свою длительную изоляцию в каких-нибудь катакомбах.
С этой проблемой Данил справлялся быстро, и такие ребята надолго в сборной не задерживались. Он против любого мог легко настроить всю команду: каждому хотелось стать приятелем веселого и щедрого Данила. Все симпатии были на его стороне, он умел расположить к себе кого бы то ни было. Данил разворачивал широкую травлю выбранного объекта, состоявшую из постоянных ядовитых уколов, подсыпания соли в чай или подсаживания в чемодан мыши, пойманной в гостиничном буфете. Осторожно прокравшись к крану, кто-нибудь из ребят быстро закрывал горячую воду, когда неприятный Данилу парень стоял под душем, а когда тот садился обедать, из-под него убирали стул.
Это превращалось в увлекательное развлечение для компании насмехающихся подростков и обычно заканчивалось быстро. Деревенский паренек собирал свои вещи и тихонечко убирался со сборов, чтобы больше никогда не появиться в бассейне, а Данил считался заводилой и лучшим исполнителем всевозможных подловатых штучек.
Данилу обычно не хотелось возвращаться в Киев. Нужно было возобновлять третирование своих родителей, а ему это занятие уже надоело. Однако, побыв несколько дней дома в их дружной компании, он снова втягивался в привычный режим нескончаемых издевательств.
***
К середине учебного года физические нагрузки достигли, кажется, предельных величин. Теперь Данилу надо было вставать в пять утра и идти на утреннюю тренировку. Он завтракал в бассейне и отправлялся в школу. Потом — опять в бассейн. Вечером он входил домой под звуки торжественной музыки в начале новостной программы «Время». Данил падал на свою кровать и несколько часов вообще не двигался. До лета он должен был выступить на нескольких крупных соревнованиях и выполнить норматив мастера спорта. Конечно, Данил стал хуже учиться. Не могло быть и речи о том, чтобы делать дома уроки. Отвечая, он мог полагаться лишь на свою прекрасную память и на подсказки сочувствующих отличников.