Тридцать девять и девять (СИ) - Вестван Джим. Страница 62

Она и не предполагала тогда, до какой степени во все это втянулась. Каким кошмаром было одергивать себя каждый раз, когда находился очередной повод заскочить на минутку в родильное отделение, и помимо воли улавливать все доносящиеся оттуда слухи, и коллекционировать любые о нем подробности. А дома не выдерживать и пяти минут беззаботного общения с драгоценным супругом, язвить по поводу каждой сказанной Мишей фразы и беситься от его избитых штабных шуточек. Она и Андрея-то к родителям практически переселила, чтоб хоть на ребенке не срываться.

А потом случилось разбирательство с обиженными акушерками. Ленку пригласили на собрание у главного врача как заведующую смежным отделением, чтобы рассмотреть официально написанную на него жалобу. Эти две надменные тетки не сомневались, что авторитетная Стельникова сумеет поставить на место зарвавшегося выскочку, неизвестно за какие заслуги назначенного сразу заведующим родильным отделением. Он сидел с таким скучающим, сонным видом, будто история эта его никак не касалась, и, похоже, вообще не понимал, насколько серьезными были изложенные теми безмозглыми курицами обвинения. И Ленку просто прорвало от накопившихся, переполнивших ее эмоций. Она сама в себе не подозревала такого красноречия, когда, бросившись на его защиту, просто с грязью интриганок смешала, припомнив им все случаи неудачного вмешательства, которые происходили до появления нового заведующего.

Он зашел к ней в тот день сам. Впервые, сразу после окончания собрания. Чтобы выразить свое восхищение и благодарность. Словами! Не кивком, не движением бровей и даже не царственным жестом. А самыми настоящими человеческими фразами, которые она до сих пор помнит дословно.

С тех пор, помимо возобновленных сеансов интимного общения, они стали иногда разговаривать, и Ленка вязла все больше, увлекаясь уже и его образованностью, и остроумием, и удивительным для такого молодого возраста скептическим отношением к жизни. Она снова рассказывала себе, что ничего ненормального не происходит, она просто компенсирует недостающие ей впечатления и лишь пользу собственной семье приносит, вновь став спокойной, веселой и общительной личностью.

До следующего случая, когда поймала его красноречивый взгляд через свою голову на заходящую к нему в кабинет новенькую медсестричку. Он оценивающе посмотрел на юную красотку, потом, вздохнув, на пачку сигарет в своей руке, потом на Ленку… И так отчетливо она ощутила его душевные муки по поводу очередности предстоящих действий. Он же вообще Ленку не слушал — он решал, что сделать ему в первую очередь: оприходовать в кабинете медсестру, покурить на лестнице или все-таки проявить вежливость, дослушав нудный Ленкин рассказ о необычном случае из ее практики, когда один находчивый папаша в условиях Севастополя провернул успешный опыт наемного материнства. Победили тогда сигареты. Скорчив скучающую гримасу, он покивал, выражая желание закончить разговор, и вразвалку ушел на лестничную площадку, а Ленка снова поклялась себе, что перестанет так унижаться перед этим самодовольным мужланом, не способным на человеческие чувства.

Она снова пыталась с собой бороться, и снова мучилась и давилась слезами, пока он не явился выяснить, почему она больше не приходит, чтобы его повоспитывать. Он и в мыслях не держал, что своим поведением как-то ее задевает. И какой был смысл с ним об этом говорить? Она опять была в его власти, счастливая от их близости, пока не накапливались обиды, и тогда опять все по замкнутому кругу. Как сегодня, когда она узнала, что одна из этих шустрых медсестер к нему переехала, заменив собой предыдущую, уставшую от вечного ожидания чуда. А что здесь непонятного? Кто-то же должен сторожить служебную квартиру, в которой он иногда появляется, чтобы сменить одежду, например. А чистая одежда должна откуда-то появляться, и пыль на полках кем-то должна быть убрана. Уж не хочет ли Елена Яковлевна этим заняться, став еще и бесплатной домработницей для молодого перспективного доктора?

А ведь она бы на это согласилась. Она же и в самом деле все достоинство в своем сумасшествии давно растеряла. Вот только никто ей этого не предлагал, и она драит полы собственной квартиры, исходя бессмысленной яростью, и снова клянется себе, что уж на этот раз точно со своим безволием покончит окончательно! И так сильно старается сама себе поверить…

***

Все как по нотам прошло у Черновых. Точно по прописанному романтичной Кирочкой сценарию. Ну а почему Данилу было ее не порадовать, изобразив все, что в таких случаях положено: подобострастие перед благодушным отцом семейства, восхищение приготовленными блюдами и изысканные манеры по ухаживанию за милыми дамами. Видел бы его Арсен во время этого торжественного обеда — помер бы со смеху! «Разрешите порекомендовать вам этот бефстроганов, Данил, он приготовлен по рецепту Кирочкиной бабушки, а она была поваром у самого Панцержанского!» — сражала его подробностями будущая теща. Бефстроганов у Панцержанского! Это ж произнести еще нужно… «Да что вы говорите?! — восторгался Давыдов, даже не пытаясь припомнить, на каком курсе слыхал эту чудесную фамилию. — Конечно, как можно отказаться? Я уверен, что в вашем исполнении он ничуть не хуже оригинала!» И прочая дребедень, которую он мужественно выдержал в течение нескольких часов светского раута после официально сделанного предложения.

Ни со сроком подачи заявления, ни с датой свадьбы он спорить не стал — пускай насладятся сполна всеми радостями процесса, ради которого, по мнению едва ли не каждой порядочной барышни, стоит вообще на этот свет появиться. Наиболее всего Данила радовал факт наличия у него парадной формы, в которой, к высокому одобрению контр-адмирала, он и планировал отбыть свадебную церемонию. Если бы Кира взялась таскать его по салонам в поисках достойного, по ее мнению, костюма, Данил мог бы этого не перенести, уж он себя прекрасно знает. Чем меньше его личного участия, тем больше шансов пройти всю подготовку без неожиданностей. Своих родителей он решил принципиально держать от этого процесса подальше — им есть чем заниматься, кроме участия в сотворении прекрасной сказки для контр-адмиральской доченьки.

Довольный своим примерным поведением Данил как раз заходил в подъезд, когда Ленка спускалась по лестнице, снова отправляясь, видимо, на ночную смену.

— О, это ты! — приостановилась Лена от неожиданности, наткнувшись на него, когда повернула с лестничного пролета. — Ты уже от Черновых?

— Да. Привет! — улыбнулся ей Давыдов. — Снова в ночь? Как только вас, докторов, мужья терпят! — решил он пошутить, но, видимо, снова неудачно, поскольку никакой ответной улыбки Ленка не изобразила, лишь встряхнув стильно уложенными волосами. — Отлично выглядишь, Ленчик, молодец! Картинка просто!

— Ой, да ладно…

— Нет, я серьезно! Я бы на месте Стельникова волновался — уведут ведь! — продолжал он ее развлекать, открывая свою дверь, и мимоходом взглянул на пакет у нее в руках. — У вас мероприятие какое-то намечается?

— Нет, это так… Ужинаем на работе с девчонками, когда время есть.

— Ни хрена себе вы жрете, девочки! — оценил Давыдов объем сложенных в пакет емкостей, и Ленка, вымучив ответную улыбку, выскочила наконец на улицу, благодаря бога за то, что в полумраке подъезда было не различить, как заливается она краской стыда.

Глава 13

Удивительно теплым был этот день для середины ноября. Солнечно и легкий ветерок — Данил всегда любил такую погоду и, выйдя из спортклуба на площадь Нахимова, решил немного прогуляться вдоль моря.

Сегодня суббота, он отлично потренировался в бассейне в компании неугомонного Магрипова, который, каждый раз проигрывая ему заплыв, остается уверенным, что это чистая случайность, и продолжает проставляться по итогам каждого из таких соревнований. Арсену некогда задерживаться, он отправился домой сразу после тренировки. Он обещал сыну съездить вместе на базу подводных лодок в Балаклаве, и Владик всю неделю только об этом и мечтал. А у Данила есть пока время, и почему бы, в самом деле, не пройтись по знакомым улицам, придумывая, что рассказывать Светке во время будущих с ней прогулок.