Боюсь тебя любить (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна "Весна". Страница 36
…ополаскиваю лицо холодной водой, поправляя намотанное на голову полотенце.
Несмотря на теплую весну, в отеле холодно. Отопление уже вырубили, а двадцатиградусную жару на улице включить забыли.
Забираюсь под одеяло прямо в халате. Пишу Соньке сообщение с кратким описанием всего здесь происходящего и убираю мобильник под подушку.
На часах около десяти вечера, меня так вымотала эта неделя, но, как бы я ни хотела, уснуть раньше просто не выходит.
Ворочаюсь с боку на бок, пока не раздается громкий стук в дверь.
Высовываю голову из своего убежища и зажигаю ночник, что стоит на тумбочке у кровати.
– Ну кто там еще?
Сдавливаю пальцами виски.
Когда открываю, вижу перед собой Костю.
– Ты что тут делаешь?
Ерохин без приветствия вламывается в мой номер, быстро осматриваясь.
– Собирай вещи, мы улетаем, – заявляет, стоя ко мне спиной.
– Я тебе уже сказала… – вздыхаю, чтобы не сорваться и не наорать на него.
– Давай обойдемся без скандала, – поворачивается.
– Я и не собиралась. Просто услышь меня и отстань с этим туром. Не до этого сейчас…
Ерохин закатывает глаза и делает шаг в мою сторону. В голове что-то щелкает, и я начинаю пятиться назад, пока не нарываюсь спиной на стенку.
– Правда? Я хоть сейчас могу разорвать с тобой контракт. Подать в суд, отсудить миллионы и забрать твое имя. Потому что по тем бумагам, что ты подписала три года назад, а буквально в декабре прошлого продлила, после нашего с тобой сотрудничества все, что мы с тобой наработали в тандеме, остается мне, как стороне, материально вложившейся в твое продвижение.
– Ты не посмеешь…
– Тата, собирай чемодан, мы улетаем.
– Я не могу, пойми меня…
– А ты пойми меня. Если твой вояка придет в себя, я не зверь, дам пару выходных. Но сейчас ты должна взять себя в руки и поехать со мной в аэропорт.
Сглатываю, пряча руки в карманы махрового халата. Это похоже на розыгрыш… Что вообще происходит?
Как он может после всего? Я принесла ему миллионы, а он хочет отобрать мое имя?
– Я жду в холле. Собирайся. И еще, забудь свою поганую привычку не отвечать на мои звонки.
Костя уходит, больше не обронив ни слова. Хлопает дверью, оставляя меня наедине со своими мыслями.
– Я снова вляпалась, – сползаю по стеночке на пол, закрывая лицо ладонями.
Если не вернусь в Москву, он же действительно выполнит свою угрозу. Это с виду Ерохин тихий и правильный, но я уже не раз слышала о нем такие вещи… что сомневаться в его словах будет глупостью. Только вот раньше мне все это было фиолетово. А жаль…
Вытряхиваю из шкафа шмотки и, не складывая, забиваю ими чемодан. Натягиваю джинсы и длинный свитер.
Ерохин уже успел сообщить на рецепции о моем выезде и даже заказать такси.
– Садись, – дружелюбно открывает дверь, забирая из моих рук чемодан.
Жесткий график. Концерты, концерты. Автограф-сессии и прилипчивые вопросы о Ваньке. Откуда они все это знают?
Вот и закончилась вторая неделя моего маленького ада. Ваня так и не пришел в себя. Приходится звонить его бабушке, которая говорит со мной сквозь зубы. Но я ей благодарна хотя бы за то, что берет трубку и отвечает на мои не меняющиеся все это время вопросы.
Игнорирую очередной журналистский выкрик о состоянии Ивана и том, в каких мы состоим отношениях, незаметно посматривая на Ерохина.
Неужели это он все слил? Такой повод… столько разговоров. Рейтинг упоминания моей персоны подскочил до небес. Всем интересно, что происходит за ширмой, то есть в личной жизни.
– Давайте на этом закончим, – улыбаюсь и, поднявшись со стула, ухожу из конференц-зала отеля, где был организован этот маленький допрос. Назвать это как-то иначе язык не поворачивается.
Костя улыбается, как обожравшийся сметаной кот, и остается там еще на пару минут. Толкает какую-то свою речь.
Пока поднимаюсь в номер, звонит телефон.
Честно, в последнее время я пугаюсь звонков. Вдруг они сообщат мне что-то ужасное. То, чего я не готова услышать. Никто не готов.
– Да, – нерешительно бормочу в трубку.
– Наталья? Это Петров, врач из…
– Я помню.
– Токман пришел в себя.
53
Я вылетаю первым же рейсом.
На больничный этаж заваливаюсь в кожаной куртке, без бахил и халата. Слишком спешу.
Толкаю дверь в палату и первое, что слышу, – заливистый женский смех.
Как я и думала, вездесущая Анечка уже просиживает свой халат у Ванькиной койки.
Именно она стала той, кого он увидел, когда очнулся. Ее. Не меня.
Натянуто улыбаюсь.
– Наталья, добрый день, – ловлю на себе ее прищур.
– Здравствуйте. Мне кажется, вас там звали, – киваю на дверь, желая только одного, чтобы она поскорее свалила.
– Ой, что-то я засиделась. Иван, было приятно пообщаться.
Она улыбается ему. Из кожи вон просто лезет.
Наблюдаю как она удаляется, а у самой скоро пена изо рта пойдет. Как же она меня бесит.
Стягиваю с плеч куртку, почему-то она резко начинает сковывать движения, стоит мне посмотреть Ивану в глаза…
Он находится в полусидячем положении. На той же самой кровати. Только теперь его тело не увешано трубками.
– Привет, – присаживаюсь на стул рядом.
Ваня кивает. У него такой взгляд… другой. Он и выглядит иначе, словно все черты лица изменились. Стали острее.
– Я так рада, что ты пришел в себя. Теперь у нас точно все будет хорошо, – смахиваю со щеки слезу. – Прости меня, слышишь? Я не думала, что делаю. Прости…
Ваня отводит взгляд, мне же так хочется поймать его на себе. Сердце сжимается от этой отстраненности, будто кто-то провел между нами черту.
Хотя мы сами ее нарисовали. Жирным маркером.
– Ты ни в чем не виновата.
– Я так за тебя боялась, – сжимаю его руку, но не чувствую никакой ответной реакции. Не сиди я на стуле, точно бы грохнулась на пол, потому что дрожат колени. Я вся дрожу. Паника нарастает.
Это молчание убивает. Оно распарывает вены острым лезвием, лишая права на жизнь.
Уверена, что в его голове уже родилась мысль. Он четко знает, что мне скажет. Знает, но продолжает молчать, словно собирается с духом.
– Мне предложили другую работу. Не в Москве.
Чувствую, как он сжимает мои пальцы. Крепко.
– Хорошо. Это же хорошо?
Ваня наконец смотрит в мои глаза. Проводит большим пальцем по тыльной стороне ладони, а у меня внутренности леденеют. Я чувствую эту надвигающуюся неизбежность.
Все ясно без слов.
– Ты не можешь… – шепчу.
Кто бы что ни думал, но я не дура. Все я понимаю. И то, что он собирается мне сказать… Одна лишь мысль о расставании разрушает все мое существо. Стирает в мелкую крошку.
– Я могу, Наташа. Последний год был…
– Счастливым?
Знаю, что выгляжу ненормальной, которая цепляется за тонкую соломинку, что вот-вот надломится.
– Так больше не может продолжаться. Кто-то уже должен решиться разорвать этот порочный круг.
– Все будет иначе, слышишь? Теперь все будет по-другому. Хочешь, я откажусь от всех контрактов? Буду ждать тебя дома, готовить ужины… рожу ребеночка…
– Не нужно ничем жертвовать ради меня.
Токман разрывает наш контакт. Убирает свою руку. Становится холодно, невыносимо холодно. Будто он не руку убрал, а сердце мое выдрал, со всеми артериями.
– Проще все сломать, да? Разрушить? Я думала, ты умер. Я несколько часов считала тебя мертвым. А потом почти месяц не знала, придешь ли в себя… Как ты можешь? После всего?
– Все и так сломано, Тат. Мне жаль…
– Значит, ты решил?
– Я решил. Поверь, у меня было много времени до того, как я оказался в этой палате, – обводит помещение взглядом. – Это не спонтанная прихоть, это взвешенное решение. И я очень хочу, чтобы ты приняла его без грязи. К тому же это не последний мой контракт... Разве ты хочешь снова жить в страхе? Раз за разом?