Боюсь тебя любить (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна "Весна". Страница 51

– Тебе, – рывком поднимаюсь с места, оставляя цветы лежать на диване.

Сам совершаю несколько шагов, впуская Свободу в зону моего личного пространства. Нет, ближе.

Словно невзначай провожу ладонью по ее спине, останавливая порыв где-то в области талии. На самом же деле я хотел к ней прикоснуться весь сегодняшний день. В ресторане она меня показательно проигнорила. Хотя в глубине души я ожидал куда более радушного приветствия.

– Едем? – чуть понижает голос и кладет руку на мое плечо.

– Пять минут, – подтягиваю ее ближе, делая глубокий вдох у виска. Какие-то новые, сладкие духи, такие же, как и она сама. Замечаю скользнувшие по тонкой шее мурашки и то, как приоткрылись пухлые губы. – Если ты будешь так реагировать, – шепотом, – мы никуда не уедем.

– Ванечка, ты обещал мне театр. И никаких рук… – мурлычет, скользя ладошками по моей груди, успевая расстегнуть верхнюю пуговицу пиджака.

– Не ври, последнего я точно не обещал.

– Точно, – у нее тихий голос. Соблазнительный. Она вся такая. На грани.

Еще немного, и меня точно переклинит окончательно, и тогда мы вряд ли куда-либо поедем. Максимум – это поднимемся наверх.

Сжимаю ее ладонь, что успела опуститься к ремню на моих брюках, и отвожу в сторону.

– Поехали, я обещал тебе культурный вечер. На пару часов приличия нас точно должно хватить.

– А если не хватит? – смотрит в глаза, чуть приподнявшись на носочки, удобно устраивая свои руки на моих плечах.

– Мы обязательно что-нибудь придумаем.

73

– Ловлю тебя на слове.

Татка отстраняется, перекидывает распущенные волосы на левое плечо и быстро застегивает пуговицы на моем пиджаке.

Помогаю ей надеть пальто и пропускаю вперед.

– Мы не опаздываем? – вытаскивает из маленькой сумки телефон.

– Нет. Я приехал раньше, чем обещал.

– Точно, – морщит нос, – еще только начало седьмого. Кстати, можно на моей машине, с водителем. Это удобнее.

– Третий лишний, – открываю ей дверь. – Сегодня обойдемся без посторонних.

Азарина ничего не отвечает. Некоторое время пути мы молчим, будто привыкаем друг к другу. К атмосфере, что пропитала каждый закуток салона машины и нас самих.

–  Ты с Громовым не общался, на днях?

– А что?

– Так, не бери в голову.

– Это ты так интересуешься, в курсе ли я о твоих бредовых идеях?

– Он тебе сказал? – Татка напрягается, злится. Пока ведет себя сдержанно, но рванет в любой момент.

– Намекнул. Прямо не говорил, – переключаю передачу, уже давно переведя коробку в ручной режим. – Мы созванивались утром, он собирается в Москву в этом месяце. Конференция какая-то врачебная, что ли. Привет от тебя передал.

– Гад! Что вы за друзья вообще такие? – закатывает глаза. – Хуже базарных баб.

– Так зачем тебе новые си…

– Молчи, Токман, лучше молчи.

– Ответь на вопрос.

– Хочется.

– Ну если хочется, то пожалуйста.

– И все?

– А что я еще должен сказать?

– Ну не знаю, поучить жизни. Ты же любишь.

– Тебе тридцатник скоро, какие поучения?

– Не скоро, – Татка демонстративно складывает руки на груди. – Фу таким быть, Ванечка.

– Вообще, когда мы успели с жарких объятий вернуться вот в это? – рассекаю ребром ладони воздух и внимательно смотрю на Азарину.

– Сразу после твоих фееричных рассуждений.

– Прошу прощения? – бросаю взгляд на ее грудь, наконец останавливая машину.

– Проси, – закусывает нижнюю губу, чуть подаваясь вперед. – Проси, Ванечка.

Тянусь к ней и подавляю в себе порыв усадить на свои колени. Лишь зарываюсь пальцами в густые волосы. Таткина идеальная укладка в момент становится не такой уж и идеальной.

– Я с ума схожу, – трогаю ее шею, – схожу по тебе с ума, – целую. Делаю то, о чем думал весь сегодняшний день и не только.

Ее ресницы подрагивают, а пальцы не перестают сжимать лацканы моего пиджака. Она держится за ткань, как за спасательный круг. Меня и самого ведет от этой близости. Становится все сложнее держать себя в руках.

Тата

Чувствую, как покрываюсь испариной. Жарко, так невыносимо жарко, но вместе с тем приятно.

Его близость порабощает. Я в настоящей ловушке, из которой нет выхода. Да я его и не ищу. Мне он не нужен, этот выход.

Трогаю Ванькино лицо, обхватываю его ладонями и смотрю в глаза. Там настоящий пожар. Пламя, что готово поглотить все, что встретится на его пути.

– Поехали отсюда, – его шепот, от которого я покрываюсь мурашками.

Отрицательно качаю головой. Это мазохизм и садизм в одном лице, но я по максимуму хочу насладиться этим ожиданием, когда считаешь минуты. Теряешь рассудок от мыслей, что крутятся в твоей голове. От чувств, что не могут найти выхода до определенного момента.

– Тогда пошли.

Ванька резко отстраняется и открывает дверь. Холодный воздух щекочет кожу, и дышать становится чуточку легче.

Не успеваю коснуться подошвой туфли асфальта, как Ваня берет меня под руку.

Следующие полчаса проходят в молчании. Мы не говорим. Только бросаем быстрые взгляды. Рассматриваем друг друга. Думаем. Сходим с ума.

В какой-то момент я чувствую, как Ванина рука сжимает мое колено. В зале темно, к счастью. Но неловкость зашкаливает.

Кожа, где он прикасается, горит огнем.

Нервно сглатываю. Не смотрю на него. Потому что, если повернусь, просто провалюсь в бездну и мне станет абсолютно все равно, что мы не одни.

Как он и говорил, нас хватает на первый акт. Со второго мы сбегаем. Так не по-светски, довольно шумно спускаемся по ступеням.

Едва оказываюсь на улице, лицо обдувает холодным ветром, волосы путаются, а Ванькины губы, вдруг становятся запретно близко.

– С приличной частью этого вечера покончено, – шепчет, буквально на секунду разрывая поцелуй, и довольно грубо толкает меня к машине.

Я впечатываюсь бедрами в холодный металл и начинаю мелко дрожать. Пальцы немеют от переизбытка впечатлений. Все и сразу.

– Мы же не сделаем это здесь? – осматриваюсь, но, честно говоря, мое внимание настолько рассеяно, что я все равно ничего не вижу.

Ванька останавливается. Отрывается буквально на миллиметры, а мне становится невыносимо холодно.

– Не здесь, – медленно кивает и смотрит мне в глаза. Гипнотизирует. Точно-точно.

Нащупываю позади себя ручку на двери машины, тяну на себя и практически проваливаюсь в образовавшуюся щель. Пока Токман обходит машину, перевожу дыхание.

Щеки горят. Сумасшедший день. Эмоции переполняют.

Меня закручивает в водоворот этой одержимости. Скользнув ладонью по лодыжке, снимаю туфли и подтягиваю колени к груди, упираясь пятками в сиденье.

Ванька внимательно следит за моими движениями, после несколько раз моргает, словно пытается избавиться от наваждения, и заводит машину.

Я знаю, что мы едем к нему. Знаю и очень сильно этого желаю.

Лестницы в подъезде кажутся нескончаемыми. Слишком долго, а лифт ползет слишком медленно.

Поцелуи становятся глубже, а сердце заходится в каком-то неисчислимом ритме ударов.

– Ноги, – Ванька прижимает меня к стене, и я проворно обвиваю его корпус ногами, скрещивая лодыжки за его спиной.

Створки лифта разъезжаются на нужном нам этаже. И это достаточно сложно – открыть дверь, не отрываясь друг от друга ни на секунду.

Темнота прихожей поглощает. Одежда теперь точно становится лишней. В нетерпении тянусь к пуговицам на Ванькином пиджаке и стягиваю плотный материал с плеч вместе с черным пальто.

Разгибаю колени, соприкасаясь туфлями с полом, издавая протяжный вздох. Ванька выбивает воздух из моих легких, довольно резко прижимая к стене.

Платье летит под ноги, туда же отправляется белье.

Завожу руки за голову, открывая ему полный доступ к моему телу.

Отпускаю себя.

74

– Доброе утро, – приоткрываю один глаз, медленно переворачиваясь набок.