Жрица Анубиса (СИ) - Хохлова Жанна. Страница 68

— А что же Амун? — спросила девушка, резко меняя тему разговора. — Ты доверяешь ему?

Камазу без промедления кивнул.

— Амун — жрец в храме Гора, прибыл в гости, поговорить… — мужчина довольно улыбнулся, явно представляя себе вечера в тёплой компании с бутылочкой вина, невольно улыбнулась и Линда, он, заметив это, кашлянул, вновь становясь серьёзным, добавил, — словом, ему можно доверять.

Девушка оглянулась на мужчину, на плече которого сидел сокол, пристально присматривающийся к окружающим. Тот неотрывно смотрел на неё, словно стремился разгадать загадку.

— В дорогу! — прикрикнул Камазу, затем цокнул языком.

Верблюд присел перед девушкой, и она смогла забраться на него с восторгом и замирающим сердцем. Она ахнула, когда верблюд поднялся во весь рост. Линда с пылающим лицом вновь обернулась на храм, словно оазис, раскинувшийся в пустыне. Великий Тёмный установил правила, которые сохраняли какую-то «нормальность» в привычном для неё понимании, или ей грезится так? И так ли уж жестока смерть, если она дарует верным вечное пребывание в полях Иалу? Она злилась на саму себя, потому что вдруг поняла, что у неё нет ненависти к Инпу. Так ли страшна смерть, если её лик подобен его? У неё осталось лишь бесконечное чувство вины на саму себя из-за сына. Не уберегла… Просмотрела… Могла бы раньше заметить симптомы… Могла ли? Ведь Генри «сгорел» почти мгновенно…

«А Инпу помнит его последние слова, до сих пор помнит и до сих пор скорбит… Вместе со мною… Люди умирают каждую секунду, неужели всех помнит и всё его печалит?» — Бахити отвернулась от здания, накрыла голову и половину лица платком — так, чтобы нос и рот были защищены от песка, затем устремила свой взор вперёд, а верблюды тем временем тронулись, и караван начал свой мерный, неспешный путь по сухому морю навстречу попутному лёгкому ветру под синим небом Древнего Египта, в вышине которого неспешно парил сокол Амуна.

К ночи уставшие путники спешились, устроив привал в небольшой деревеньке, что попалась им на пути. Сопровождающие слуги шустро носились взад-вперёд, обустраивая себя и служителей бога Инпу на ночлег, Камазу и Амун, разжёгши костёр, приготовили в небольшом чане воду для ароматного чая каркадэ, шустро деля лепёшки между собой, перекидываясь сочными фруктами.

Линда села на предложенное ей место на сухом толстом бревне, заботливо застеленном тканым цветным полотном. Она задумчиво смотрела на то, как вода вскипела, а чай разлили по глиняным кружкам. Девушка слегка поёжилась от ставшего прохладным воздуха и подняла голову вверх. Небо заволокло призрачной дымкой, и те звёзды, что они видели вместе с Инпу, когда Хаос, не пережёвывая, выплюнул их в прошлое Маат, теперь как будто стыдливо кутались в неё.

Девушка вздрогнула, когда на её плечи опустилась накидка из шерсти овцы, а рядом опустился Амун. Его лицо было открыто. Темнокожий, с ясными голубыми глазами, мужчина производил впечатление нездешности и сильно напомнил ей коллегу. Они молча сидели рядом, а через какое-то время он сходил к костру и принёс ароматно пахнущий чай в глиняной кружке, подавая ей одну из них. Линда покрутила чашку в руках. Ладони мгновенно согрелись, а по воздуху потянулся «дух» напитка, отдавая тепло и запах окружающим. Девушка вдруг подумала о том, что она не мёрзла в присутствии Анубиса, это открытие поразило её.

— Шерсть несчастного животного считается нечистой, но без неё никак, по ночам пустыня может быть убийственно холодна, — он словно бы оправдался за свою заботу о ней. — Камазу представил нас, но мы не познакомились.

— Я знаю, ты — Амун, жрец храма бога Гора, — рядом послышался всполох крыльев и заскреблись коготки, Линда обернулась, приметив совсем рядом на ветке сухого дерева силуэт сокола, внимательно наблюдавшего за хозяином и ею, в случае опасности для него, она не сомневалась, хищная птица не оставила бы ей ни единого шанса выжить.

— Я знаю, ты — Бахити, белая жрица, оракул и благословение Камазу, — он усмехнулся, и девушка поняла, что Амун не так прост и не принимает на веру всё, что известно о ней жрецу Инпу. — Ты появилась в храме совсем недавно и уже снискала славу и доверие моего друга… — его цепкий, внимательный взгляд скользил по её лицу, пытаясь понять, что же кроется за её внешней красотой.

Линда приподняла уголки губ, наметив улыбку.

— Понимаю твои опасения… — прежде чем продолжить, она задумалась, — я одна пришла к храму в сопровождении чёрного волка, возродила все религиозные и не только чаяния Камазу, а теперь еду в Мемфис, в столицу, к самой царице, и это путешествие одно из самых небезопасных, возможно, в один конец, можно самой голову сложить, думаешь, я смогу навредить жрецу Великого Тёмного? — иронично приподняла бровь девушка.

Он опустил взгляд в песок, чуть улыбнувшись, — Портер поставила его на место, но сделала это без умысла обидеть или как-то зло задеть.

— Он видит в тебе жрицу, Бахити, я же вижу богиню… — его внимательный взгляд встретился с её, на секунду растерянным.

— Вот уж воистину, — с ироничной улыбкой подумала про себя Линда, ожидая завершения фразы Амуна, и он продолжил:

— Как и всякую женщину, — девушка еле удержалась от хохота, гадая, прошла ли некую проверку на тщеславие от жреца Гора.

— Так странно слышать такое после знакомства с беременной из пустыни, — медленно произнесла она, веселье мигом улетучилось, а её скулы плотно сомкнулись.

Амун кивнул, соглашаясь с Бахити, принимая её сарказм.

— Вера египтян возносит женщину на один уровень с мужчиной. Первым царём наших благословенных земель был Осирис, и правил он вместе со своей супругой Исидой на равных. Вот поэтому я сравниваю любую женщину с богиней. И любой, кто верует в богов, согласился бы со мной. А вот тот, кто сделал ужасное с ожидающей дитя, вряд ли придерживается религиозных догматов и вряд ли он человек при этом, — мужчин сокрушённо вздохнул.

— А как же рабство? — вырвалось у Линды, она не хотела задавать этот вопрос, ведь в его время несвобода могла восприниматься иначе, чем в её.

— Египтяне свободны, — произнёс он и улыбнулся, потом добавил, видя её неверие, — разве раб мог построить величественные пирамиды, и для царей ли они, если самыми пиками упираются в благодатные небеса?

Девушка задумалась над его словами и отвела от мужчины взгляд, сделав глоток крепкого кислого напитка, который одновременно взбодрил дух и утолил жажду. Лепёшку она есть не стала, решив, что перекусит завтра утром. Разговор как-то сошёл на нет, и она ушла в хижину. Кое-как устроившись на простой циновке и закрывшись овечьей рогожей, девушка прикрыла глаза и подумала о превратностях своей судьбы. Мысль кружила над ней, как над Амуном его сокол, оберегая или готовя к чему-то страшному. Но и награда за преодоление препятствий немалая — возвращение сына. Возможно ли? А немёртвое тело умершего, которое они нашли в храме Инпу? Тоже невозможно, но оно есть, она видела его, она знает, что это тело не умерло, а значит, возможно всё. Слишком много вопросов, на которые нет ответов. С этими мыслями она задремала, беспокойно уснув, и несколько раз за ночь просыпалась: вначале от лая собак, затем от дыхания пустыни, показавшейся ей живой, временами ворчавшей барханами, плакавшей ветром, тихо смеявшейся перекатами песка.

Утро принесло облегчение, больше от того, что можно было уже как-то действовать, хотя бы ехать. Камазу был крайне доволен, несмотря на то, что знал, с какой целью состоится их визит. Караван шёл споро, и вскоре они достигли окраин Мемфиса. Линда это сразу поняла по огромному количеству нищих, что встали возле дороги с протянутыми, грязными руками, оборванные, едва одетые, громко вопящие о своём несчастье. Впереди как контраст — блестящие золотые шпили стел, посвящённых великим победам фараонов, и ослепительные от отражённого в них солнца верхушки пирамид. А между ними пустыня как разделяющая черта. Без нюансов, без цветовых переходов, без тысячи граней. Роскошь и убожество, нарочитое изобилие и крайняя нужда. И середины нет.