Жрица Анубиса (СИ) - Хохлова Жанна. Страница 70

Ораторы и воины подталкивали простой народ к телегам, гружённым хлебом, щедро раздавая его в честь праздника. Люди искренне радовались, прославляя Великую Девятку и царицу, желая ей многих лет.

Линда откинула полог носилок, что скрывал жрецов и Имхотепа, и с интересом взирала на то, как египтяне распевали священные песни, радуясь празднику и простой пище.

— Нынче Хатшепсут вдвойне щедра, сын порадовал её, помирившись с матерью, — Имхотеп сложил руки в молитвенном жесте, на пару мгновений прикрыв глаза, видимо, мысленно благодаря одного из многочисленных богов за такое событие.

— Ещё бы Нефрура понесла… хотя у четы и есть старший сын — Тутмос, но говорят, что он слаб телом, — произнося это будто бы для самого себя, Амун не взглянул ни на кого из присутствующих.

— Исида подарит, дай Инпу, — беззаботно проговорил Камазу, пребывая в хорошем расположении духа.

Целитель немного помрачнел.

— К нам иногда приходят северные люди, их тело покрыто шкурами животных, ведь там, где они живут, очень холодно, они стремятся сюда, чтобы посмотреть на великие пирамиды и убедиться в величии земли, которая на устах у всех народов, они умны и очень быстро учатся, так вот они говорят, что у них на соитие родственников наложено строжайшее табу, — как бы невзначай бросил Имхотеп.

— Грех «близкой крови», — понимающе и скорее из вежливости произнёс Камазу.

— Про Тутмоса верно говорят, но мне теперь ничего неизвестно о состоянии его здоровья, больше знает Косей, — последнее было произнесено грустным тревожным тоном.

«Нефрура — единокровная сестра, наверняка замечал, будучи врачом, расстройства здоровья, в том числе и психического, как последствия инцеста», — подумала Линда, для себя отметив пытливый ум древнеегипетского целителя. — «А о мальчике искренне беспокоится, да, похоже, жрец Амон-Ра очень близко подобрался к царской семье, раз Имхотепа отстранили от лечения их отпрыска».

Амун кивнул, соглашаясь с целителем и с другом. Дальнейшее развитие разговора никто не поддержал, и оставшуюся часть пути они проехали молча, прислушиваясь к звукам улицы.

Путь квартета был завершён после того, как их возницы остановились и опустили носилки на мощённую грубым камнем мостовую перед главным дворцом Мемфиса. Линда аккуратно поднялась со своего места и, откинув занавеску, отделяющую спокойствие, царившее среди них, от общего буйства веселья на улице, грациозно вышла.

В нескольких метрах от них высился дворец великой Хатшепсут, три этажа которого потрясали воображение древних людей высотой. Меловой изукрас внешних стен ослепительно контрастировал с разноцветными росписями внутри с преобладанием голубых оттенков.

Линда немного замешкалась, отстав от своих спутников, когда, подняв голову, чтобы полюбоваться величественностью дворца, заметила, что на балконе стояли две фигуры, молча рассматривавшие массу целомудренно одетых в белое и вычурно украшенных золотыми бирюльками людей, стекающихся на праздник восхода звезды Нила. Тёмное небо затянулось молочной дымкой, скрывшей от исследовательницы ту яркую бездну ночи, что открылась ей с помощью Великого Тёмного.

Они вошли в огороженный высокими стенами внутренний просторный двор, со множеством деревьев, расположенных по его периметру, через белые ворота, украшенные гигантскими рисунками богов Ра и Осириса. Впереди виднелись высокие двери, возле которых, красиво изгибаясь, танцевали едва одетые девушки в чёрных париках. Их пах прикрывали узкие повязки из золотых нитей, а единственным украшением на теле были браслеты, туго опоясывающие их худые плечи. Они водили пышными бёдрами из стороны в сторону и заманчиво улыбались людям, миновавшим их, изящно указывая руками входить во врата в то место, где и должен был состояться пир в честь восхода долгожданной звезды, нёсшей людям древности благополучие или упадок. Сами же девушки считались бы красавицами и во времена Линды: высокие, с фигурными бёдрами, маленькой грудью и с бесконечно длинными ногами.

— Бахити! — нетерпеливо поторопил её Камазу, заворожённую зрелищем.

Они спешно прошли через ряды огромных ротонд, которые в силах объять только несколько человек. Четвёрка отделилась от толпы и отошла чуть поодаль к темнокожему мужчине, тело которого было задрапировано в тончайший красный шёлк.

«Один из гарема царицы, удостоенный чести и приближенный к ней, евнух», — определила Портер и пробежалась по золотым кольцам в носу и ухе слуги.

Мужчина низко поклонился, приветствуя их, и устремился по полутёмному коридору, едва освещённому масляными лампами, расставленными в небольших выступах лазурно-голубых стен. Четвёрка едва поспевала за его быстрым и почти бесшумным передвижением.

Затем он остановился, обернувшись, и вновь поклонился им, указав рукой вглубь помещения, прямо на стену, где, на первый взгляд, не должно было быть прохода, по крайней мере, если верить беглому осмотру, он не угадывался.

Они проследовали за евнухом, и тот, уперев ладони в холодный камень, сделал небольшое усилие, нажав на умело вытесанные паззлы, из которых состояла эта стена дворца. В стене что-то хрустнуло, и с тяжёлым ленивым кряхтением, скрипнув и зашуршав своим весом, открылась тонкая дверь в, казалось бы, цельной стене.

«Что мы ещё не знаем о великом Египте?» — с восхищением задала мысленный вопрос Линда.

Её раздирало странное противоречие: вот она рискует, возможно, жизнью или невозвращением в своё время — и то, и другое должно вызывать в ней максимум негатива, но, как учёная, она была настолько благодарна всему происходящему, что, казалось, подмечала любую мелочь и тут же невольно сравнивала её с имеющимися в арсенале египтологов знаниями. Линда могла погибнуть в любой момент, но это не страшило её, её пугало только то, что Инпу не сможет исполнить своё обещание.

Они вошли через тесный проход, и дверца закрылась за ними. Далее следовал узкий коридор, преодолев который, мужчины и она оказались в большой комнате с множеством масляных ламп и ярко возожжённых светильников на тонких высоких ножках. Тяжёлый запах благовоний стелился по низу, окутывая стопы еле заметной дымкой, и дурманящим голову потоком поднимался вверх, приятно щекоча обонятельные рецепторы. По периметру располагались медные листы, начищенные до блеска, до того самого состояния, что в нём виделось отражение всего, что располагалось в комнате, хоть и тусклое, но всё же девушка угадала свой силуэт, стыдливо кутавшийся в несколько слоёв тонких одежд. Девушка подумала, что, скорее всего, медные зеркала использовались не только для украшения комнаты, что в них можно видеть реакцию и эмоции другого человека, прямо не смотря на него. Линда ощутила себя в одном из храмов, посвящённых богам Древнего Египта. Несомненно, так и было, ведь здесь царила сама дочь Ра — царица египетская.

Венчал это пространное помещение с медными зеркалами балкон, с которого, словно с неба на землю, спустилась по лестнице высокая стройная женщина с тёмно-оливковой кожей и карими глазами, густо подведёнными чёрной краской. У неё был непропорционально вытянутый в высоту череп, что как раз и могло говорить о грехе «близкой крови». Женщина прикрывала его высокой накладкой в виде раскинутых крыльев коршуна. Она неторопливо и с горделиво выпрямленной, словно по линейке, спиной подошла к своему слуге и четвёрке, что тот сопроводил на тайную встречу с правительницей.

— Мааткара!* — с придыханием произнёс Имхотеп и хлопнулся перед подошедшей царицей на колени.

Это сделали все остальные. Повторила и Линда, с досадой подумав о том, как её коленки отомстят ей за это в будущем. Если оно наступит. От этих мыслей стало тревожно, а девушке действительность вновь показалась вяжущим сном.

— Госпожа неба, Благословенная Анат**, великая Мааткара, фараон неба и земли Та-Кемет***, повелительница всех душ Верхнего и Нижнего Нила, царица Хатшепсут, — подобострастно представил её евнух.

Повисло долгое мгновение ожидания. Все должны были прочувствовать величие этой женщины. Линда видела барельефы с этой дамой в музее. Но как же они отличались от действительности, ведь ни на одном из её портретов не была изображена её «выдающаяся» голова. Она и впрямь была значительной политической фигурой того времени, мудро правя вместе со своим старшим сыном, а некоторые исторические источники говорили, что и вместо него. От женщины веяло безусловной властью. Девушка заметила, как подрагивали стопы у взрослых мужчин.