Миндаль - Вон Пхен Вон Пхен. Страница 13

— Вы хотите сказать, что мне нужно бросить школу?

Доктор покачал головой.

— Никто не вправе требовать от тебя такого. Я имею в виду, что, пока ты школьник, с тобой и дальше будут так обращаться. Сможешь ли ты это вынести?

— Мне без разницы. Вы же знаете про мою особенность? Мама, наверное, рассказывала.

— Мама бы не желала, чтоб с тобой так обращались.

— Мама хотела, чтобы я жил нормальной жизнью. Хотя я и не всегда понимал, что под этим подразумевается.

— Ну, можно сказать, что это значит жить как все.

— Как все… — невнятно хмыкнул я. Не знаю, может, это действительно правильно — быть похожим на других. Обычная рутина, без взлетов и падений. Как все ходить в школу. Как все окончить ее. Если повезет — поступить в университет. Как-нибудь устроиться на нормальную работу, найти девушку по душе, жениться на ней, обзавестись семьей, детьми… В таком ключе. Вполне в духе маминого совета «не высовывайся», только другими словами.

— Конечно, все родители поначалу возлагают на своих детей большие надежды. Но если надежды не оправдываются, они просто хотят, чтоб у детей было все как у всех, заурядно. Полагая, что этого добиться проще. Но я так тебе скажу: заурядность — это такое качество, овладеть которым сложнее всего.

Если подумать, то бабуля, получается, тоже ведь хотела, чтобы мама жила обычной жизнью. А мама так не смогла. Как и говорил доктор, заурядность — это сложное понятие. Слова «нормальный», «обычный» — мы не придаем им значения, они легко слетают у нас с языка, и мы воспринимаем их как само собой разумеющееся. Но для скольких людей на самом деле подходит та пологая прямолинейность, которую подразумевает это слово?

Для меня же это было еще труднее, потому что «нормальности» у меня не было с самого рождения. И это вовсе не значило, что я обладал какими-то особо выдающимися способностями. Нет, я был просто странным парнем, болтающимся где-то посередке, ни туда ни сюда. Поэтому я решил сделать еще одну попытку. Попытку стать «нормальным».

— Я продолжу ходить в школу. — К такому выводу я пришел в тот день.

Доктор Сим кивнул.

— Вопрос только как. Могу дать тебе совет: чем чаще ты пользуешься головой, тем лучше она работает. Используешь ее для плохого — будет лучше получаться плохое. Используешь для хорошего — лучше получится хорошее. Я слышал, что у тебя определенные части мозга неразвиты. Но если упражняться, до некоторой степени ситуацию можно изменить.

— Я много упражняюсь. Например, вот так.

Я поднял уголки рта вверх, изображая улыбку. Хотя и знал, что это не очень похоже на то, как улыбаются другие люди.

— Ты маме все-таки рассказал бы…

— О чем?

— Что старшеклассником стал, что в школу ходишь. Это бы ее обрадовало.

— Зачем? Она же все равно ничего не понимает.

Доктор Сим больше ни слова не произнес. А что тут скажешь? Даже мне было понятно, что возразить тут нечего.

Струи дождя длинными ручейками стекали по оконному стеклу. Весенние ливни… Мама всегда их любила. Она говорила, что ей нравится запах дождя. Но сейчас она не могла ни услышать его шум, ни ощутить запах. И что в нем такого особенного? Как ни крути, это же просто влага, которая испаряется на сухом асфальте. От которой еще и рыбой тянет… Я осторожно присел рядом с мамой, потрогал за руку. Ее кожа загрубела, и я протер ей щеки и тыльную сторону кистей розовой водой. Потом вышел из палаты и сел в лифт, чтобы спуститься в буфет. Когда двери лифта раскрылись, я увидел человека, благодаря которому в моей жизни появилось чудовище. Именно он свел меня с ним.

Мужчина возле лифта был средних лет, с серебристой сединой, на нем был очень тщательно подобранный костюм, вот только плечи были понуро опущены, а в глазах стояли слезы. Если бы не выражение лица, его можно было бы назвать красивым. Но вид у него был осунувшийся и мрачный.

Едва он меня увидел, как тут же стремительно отвел глаза. У меня появилось какое-то предчувствие, что нам с ним еще суждено встретиться. Я понимаю, что слово «предчувствие» со мной не очень сочетается. Строго говоря, это предчувствие и не было чем-то, что я почувствовал или ощутил.

Впрочем, если задуматься, по большому счету предчувствие — это вовсе не то, что внезапно ощущаешь. Просто ты, сам того не замечая, тщательно, слой за слоем накапливаешь в голове свой повседневный опыт, раскладывая его на исходные условия и полученный результат. И когда оказываешься в какой-то аналогичной ситуации, подсознательно схожий результат и предполагаешь.

То есть в действительности «предчувствие» — это по сути просто база данных, набор причинно-следственных связей, типа «положил фрукты в блендер — на выходе будет сок». Вот так же и с этим мужчиной: он взглянул на меня, и результатом стало «предчувствие».

После этого я часто натыкался на него: в больничном буфете или в коридорах. Я чувствовал, что на меня кто-то смотрит, оборачивался и всегда ловил его взгляд. Он то ли просто изучал меня, то ли хотел что-то сказать. Поэтому, когда однажды он сам зашел ко мне в лавку, я поприветствовал его как ни в чем не бывало:

— Добро пожаловать!

Мужчина слегка кивнул мне и медленно двинулся вдоль книжных стеллажей. В каждом его шаге ощущалась тяжесть. Он прошел мимо раздела философии, остановился в уголке с художественной литературой, снял с полки том и направился к кассе.

Хотя на его лицо и была натянута улыбка, он старался не смотреть мне в глаза. Мама как-то говорила, что это может быть признаком беспокойства.

— Миллион вон.

— Не думал, что это так дорого. — Мужчина полистал книгу. — Она и вправду такая ценная? Это ведь не первое издание. Да даже если и первое, то это все равно не оригинал, а перевод.

— И тем не менее — миллион вон.

Это был роман «Демиан» [23], любимая мамина книга. Книга, которая всегда стояла у нее на полке еще со школьных времен. Книга, благодаря которой мама и загорелась страстью к писательству. Книга не на продажу. Как же так получилось, что он выбрал именно ее? Мужчина глубоко вздохнул. Было видно, что он не брился уже несколько дней, отчего на лице проступила щетина.

— Видимо, мне нужно сначала представиться. Меня зовут Юн Квон Хо, я профессор, преподаю теорию менеджмента в университете. Можно посмотреть в интернете, там будут ссылки. Я говорю это не для хвастовства, а том смысле, что можно проверить, кто я такой, и удостоверить личность.

— Мы уже встречались, я видел вас в больнице.

— Спасибо, что узнал. — Черты его лица немного смягчились. — Я разговаривал с твоим опекуном, доктором Симом. Он рассказал, какая с тобой история приключилась и что ты — ребенок особенный. В общем, доктор посоветовал мне поговорить с тобой напрямую, вот потому я и пришел. Собственно, я к тебе с просьбой.

— Какой?

Он помедлил с ответом.

— Даже не знаю, с чего начать…

— Вы сказали, у вас есть просьба. Можете начать с нее.

Профессор усмехнулся:

— Как меня и предупреждали, ты весьма прямодушный, говоришь без обиняков. Я знаю, что твоя мама в больнице. Моя жена — тоже. Она скоро умрет, судя по всему на днях… — На этих словах он весь сгорбился, съежился, но потом пришел в себя, отдышался и заговорил снова: — У меня к тебе будут две просьбы. Во-первых, я был бы очень признателен, если бы ты вместе со мной сходил проведать мою жену. А во-вторых… — Он снова глубоко вздохнул. — Не мог бы ты выдать себя за нашего сына? Это будет нетрудно, ведь вы с ним очень похожи. Тебе нужно будет просто сказать ей пару слов, и все.

Просьба была необычной. Такую нечасто услышишь. Поэтому я спросил, для чего все это надо. Он встал, сделал круг по лавке. Похоже, он был из того типа людей, которым всегда нужно время, чтобы подобрать слова.

— Тринадцать лет назад у нас пропал сын. — Он наконец начал свой рассказ. — Мы были богаты. Я, отучившись за рубежом, вернулся в Корею и стал профессором в весьма молодом возрасте. У жены тоже была блестящая карьера. Мы оба считали, что жизнь удалась. Но после утраты ребенка все пошло кувырком. Что мы только ни делали, чтоб его найти, — все было бесполезно. Между нами начались раздоры, потом жена слегла. Это было очень непростое время для меня. Даже сам не знаю, почему я тебе это все говорю.