100 грамм смерти (СИ) - Слуницкая Мария. Страница 31

— Думай быстрее. Времени в обрез.

— Я могу сдать тебя Дину. И вместо одной казни проведут две. Ты умрёшь, а я останусь с ним.

— Наверное… Но он может и передумать. А так — предала и сбежала. Ненависть обеспечена.

Не знаю, сколько ещё я смогу изображать равнодушие и сохранять хладнокровие. Давай же, Тина. Живой предатель всегда ненавистнее мёртвого.

— Ладно. — всё-таки сдаётся она. — Но поторопись… Долго ждать не буду. А уж если Дин проснётся, выгораживать не стану.

— Не переживай, мы сейчас же уйдём.

Я вхожу в свою комнату за курткой и заодно вытаскиваю из-под подушки оберег, который лежал там всё это время. Собираюсь влезть в тайник за дневником, когда на пороге вырастает Тина. Ничего не выйдет. Под её пристальным взглядом покидаю комнату, прихватив фонарь, и торопливо спускаюсь по лестнице.

Меня ждёт подвал. Меня ждёт Фолк. Меня ждёт предательство.

***

Дверь приходится закрыть, так что на сей раз здесь очень темно — хоть глаз выколи.

Лестница кажется бесконечно длинной. И чем ниже я спускаюсь, тем больше себя презираю. Останавливаюсь и дышу рвано. Вдох. Выдох. Иду дальше, цепляясь за холодные стены. Ключ словно врос в ладонь.

По-моему, я переступила ту самую черту, после которой назад уже не вернуться. Последняя ступенька обрывается неожиданно, и я спотыкаюсь на ровной поверхности пола. Прохожу немного вперёд и останавливаюсь, там, где как я помню должна быть камера.

— Фолк… — шепчу я, но в ответ не слышу ничего. Только вода стекает с потолка и капля за каплей разбивается от бетонный пол.

— Наконец-то! Я весь извёлся… — доносится откуда-то сбоку. — Что там с падальщиками?

— Сейчас…

Достаю фонарь из-за пояса брюк и, включив, направляю на Фолка, но он выставляет руку вперёд:

— Убери, пожалуйста, слепит… — Поднимаю фонарик вверх. Теперь свет лишь отбрасывает блики на наши лица, но зато мы можем видеть друг друга. — Так какие новости?

— Я достала ключ!

— Как это тебе удалось? — изумляется Фолк и подаётся вперёд.

— Не важно.

Молю эйдоса, чтобы на этот раз он не сумел влезть ко мне в голову. Это моё. Личное. И останется только со мной.

Фолк изучает меня. Сканирует. Считывает, как эйдос когда-то. Только вместо результатов внешности его интересуют показатели души. Взгляд останавливается на моих губах.

Хочешь знать, что я ими вытворяла, Фолк? Ты действительно этого хочешь? — едва не выпаливаю я.

Но Фолк и так всё понимает. Он слишком проницательный. Всегда был.

— Что ты наделала?!

— Спасла тебе жизнь! — вросший в ладонь ключ становится влажным и скользким от пота, и я чуть не роняю его.

— И чего он тебе стоил?

Одной ночи любви и горы вранья.

— Ничего такого, о чём бы мне пришлось жалеть! — осторожничаю я.

— Ну-ну… — бормочет он. — Я тебе уже сказал, зря стараешься. Можешь открыть дверь, но я никуда не пойду…

— Фолк, я сама ухожу. Ты можешь остаться на собственную казнь, но я буду рада, если ты пойдёшь со мной, потому что одна я вряд ли выживу.

— Ты что-то узнала? Неужели всё так ужасно?

— Много чего. Но главное — Дин всерьёз решил уничтожить весь город. Но давай не сейчас… Тина может передумать в любой момент.

— А она здесь при чём?

— Она дала нам возможность уйти.

Ну почему, почему пальцы не слушаются, а замок такой неподатливый? И почему слёзы текут, хотя я стараюсь изо всех сил не плакать?

— Как щедро с её стороны.

— Да… Отпустить соперницу иногда лучше, чем убить.

Наконец-то ключ вошёл в замочную скважину. Поворачиваю его дважды и дверь камеры со скрипом отворяется.

— Добро пожаловать на волю! — приветствую я.

Дышать становится легче, потому что именно сейчас приходит настоящее осознание — я спасла жизнь Фолку. Он был не прав, сказав, что смерть не измерить в граммах. Измерить и ещё как. Для меня смерть Магнуса весит значительно меньше.

Утирая нос рукавом, я поднимаюсь по ступенькам. У подвальной двери останавливаюсь и аккуратно выглядываю наружу. Никого. Только утро уже хозяйничает вовсю, народ вот-вот встанет. Нам надо поторопиться.

— Уйдём через задний ход. — Шепчу я.

Без приключений мы добираемся до задних дверей. На небольшом столике лежит бесхозный нож и Фолк тут же его прикарманивает.

Выходим на улицу. Опять никого. Перед нами раскинулось поле, а дальше, за ним — серыми квадратами — развалины, где я гуляла не так давно, придумывая план по спасению Фолка. Прошло всего несколько дней, а трава уже пожелтела и деревья похудели, сбросив последнюю листву.

Осень торопится разукрасить мир своими красками, а там, глядишь, и зима наступит. Что мы будем делать? Где найдём приют?

— Фолк.

— Да?

— Я совершенно не знаю, куда нам идти.

— Не бойся. Я знаю. Нам туда! — он кивает в сторону гор, застывших в утренней дымке на горизонте.

Глава 22. Туманные горы

Верхушки гор скрыты густым туманом, словно кто-то невидимый укутал их кусками гигантской ваты. В прошлый раз мы с Фолком прошли по подножию, теперь наш путь лежит наверх.

— Там всегда такой туман? — спрашиваю, переводя дух.

— Практически… Эти люди потому и выбрали горы своим пристанищем. Падальщики туда не суются…

— Но ведь их оружие — это нюх…

— Можно ли учуять ловушку в тумане? — Фолк невесело улыбается. — Конечно, они пытались и не один раз, но эта игра не стоила свеч.

Я стараюсь расспросить Фолка как можно подробнее, потому что скоро нам станет не до разговоров — нужно будет беречь дыхание. По его словам, наверху дышится тяжелее из-за разряженного воздуха. Так называемая горная болезнь для новичков настоящее испытание. Правда, новые люди для диких дело тоже редкое.

— В этом плане Магнус более продвинутый… Новые люди на Либерти были для него глотком свежего воздуха… — Фолк осекается и умолкает на секунду, но потом всё-таки продолжает: — здесь всё по-другому. Да ты и сама скоро увидишь. Тяжело представить более унылое место на земле.

— Думаю, здесь всё же лучше, чем в Кульпе. По крайней мере, люди здесь свободны.

— Ты все ещё ничего не поняла, да? — Фолк качает головой. — Для большинства свобода — всего лишь красивое слово, которое означает, что терять уже нечего, разве что свою жизнь.

— Мы стоим с тобой на краю мира и философствуем о вещах, которые даже потрогать не можем…

— В том-то и суть…

— И всё-таки, — не отстаю я, — что свобода значит для тебя?..

— Выбор. Когда ты можешь уйти, если пожелаешь, но остаёшься, потому что так решил ты сам. А ещё — говорить, что думаешь. И знать, что тебя услышат. А здесь… здесь нигде нет свободы. Ни по ту сторону от Стены, ни по эту. Возможно, где-то ещё…

— О чём это ты?

Я едва не соскальзываю вниз, резко повернув голову. Фолк сначала долго смотрит мне в глаза, затем, вздохнув, всё-таки рассказывает:

— Я тут кое-что выяснил… Если пересечь горы и всё время идти туда, где садится солнце, попадёшь в Белый Город.

— И что там?

— Мир без эйдосов, где все люди равны и у каждого есть права. Правитель у них избирается народом.

— По-моему, это сказка! — сомневаюсь я. — Такого просто не бывает…

— Ну а я бы проверил.

— Серьёзно?

— Смотри… — он снимает ботинок, вытаскивает стельку и достаёт сложенный вчетверо листок. — Это было в дневнике Халле. Карта… — развернув, Фолк показывает её мне. — Она настоящая. Тут есть и горы, и Пустошь, и даже Либерти. Сама глянь…

Пристроившись у большого валуна, он разглаживает карту. Пожелтевший лист почти целый — только оборван по краям снизу — там, где за Дикими землями пролегает Пустыня.

— Ну надо же… И солнце над городом есть. — Я внимательно рассматриваю рисунок. — И подпись. Почерк точно его… Вон, завитушки такие же…

— Вот именно… Стал бы Халле хранить эту карту, если бы это были сказки?

Я размышляю. С одной стороны, карта — это зацепка. Может быть, что-то и есть.