100 грамм смерти (СИ) - Слуницкая Мария. Страница 6
— А Дин?
— А что Дин? — ощетинивается Фолк. — Я его в свои планы не посвящал…
— Неужели он был бы против моего спасения?
— Дин, может и нет, а Вот Илва — точно. Она знает, что ты имеешь на него влияние.
Я ёжусь. Похоже, террариум на острове никуда не делся, а только разросся.
— Интересно, хоть кто-нибудь будет рад моему возвращению?
— Зря ты так. Конечно, будут. Аниса. Шпанс… — перечисляет Фолк. Да тот же Тьер сразу согласился помочь, стоило только упомянуть про тебя. Ну и… твой Дин, уверен, будет просто счастлив. А ещё ты не видела, как сильно переживал Крэм, когда ты пропала… Да он был убит горем!
При упоминании маленького друга на душе теплеет. Только ради него одного стоит вернуться.
— Но главное совсем не это. Илва и Дин готовятся нанести удар по Олимпу. Они собираются воплотить план Магнуса в жизнь. И единственный, кто может повлиять на Дина — ты.
Ну вот всё и встаёт на свои места. Теперь я знаю, почему была спасена. В этой жизни никто ничего не делает просто так. Пора бы привыкнуть.
— А с чего ты взял, что мне есть до этого дело? — произношу с издёвкой.
Фолк смотрит непонимающе, и я мысленно праздную победу — мне нравится видеть его растерянным, хотя это и сущая мелочь, но до чего ж приятно!
— Ты ж первая кричала на каждом углу, что мы не должны уподобляться им…
— Вот промашка вышла, да? Что делать будешь? Сдашь меня обратно в Кульпу? — я улыбаюсь, но в моей улыбке ни тени смеха. — Выходит, зря ты меня спасал… Не повезло.
Теперь брови Фолка привычно хмурятся, а глаза темнеют, словно небо неожиданно затянуло тучами.
— Что за бред ты несёшь?..
— Ну а разве не для этого ты меня вытащил? Хочешь, чтобы я поговорила с Дином, только я не собираюсь, ясно?!
— Значит теперь тебе всё равно?..
— Вот только не надо меня стыдить! — закипаю от злости. — Ты не понимаешь…
— Ну конечно. Куда мне…
— Кульпа меняет человека до неузнаваемости, переламывает его, будто травинку. Ты ничего не знаешь! Тебя не пытали, не допрашивали, не клеймили, не топили в бочке с водой. И по твоей вине никто не умирал… — срывающимся голосом произношу я. — Никто не умирал…
Фолк тянется ко мне через стол и утирает непрошенные слёзы. Надо же, я даже не поняла, что плачу.
— У каждого имеются свои скелеты, Карамелька. — Наконец выдаёт он. — И у каждого свой размер шкафа, где они хранятся. — Фолк поднимает взгляд, в котором я замечаю каплю боли. Впрочем, она сразу же растворяется в пасмурном небе его глаз. — Поверь, мой настолько огромен, что в нём можно заблудиться…
От его слов мне становится не по себе.
— О чём это ты?
— Давай-ка лучше спать…
Фолк поднимается со стула и быстро выходит из кухни. Вкус моей мнимой победы начинает горчить, словно я глотнула настойки полыни.
Я тоже поднимаюсь и бреду за Фолком. Он настоял, чтобы мы спали в одной комнате и безропотно уступил кровать, а сам устроился на маленьком диванчике. Переодеваюсь в мешковатую футболку, которая больше походит на платье, и ложусь в постель. Глаза слипаются, так что стоит опустить голову на подушку, я тут же засыпаю.
***
Всё, что происходило со мной дальше, помню, как в тумане. Единственное, чего мне хотелось — это спать. Желательно вечно. Силы оставили меня, будто отвечающая за руки и ноги пружина сломалась, превратив тело в безжизненный манекен. Было нестерпимо жарко и одновременно холодно. Смутно помню, как Фолк кормил меня с ложечки, поил каким-то таблетками, протирал лицо холодным мокрым полотенцем, даже помогал добраться до туалета. Но всё это словно во сне, словно не со мной, словно я наблюдала за нами со стороны.
Но теперь всё иначе. Постепенно сознание возвращается, хотя я так и не могу себя заставить проснуться до конца, но уже воспринимаю окружающий мир и реальность.
— Эй, соня, вставай…
Сквозь приятную дрёму настойчиво пробивается чей-то голос. С трудом разлепляю веки и с усилием моргаю. Ощущение, что в глаза насыпали горы песка. Повернув голову, замечаю Фолка, присевшего на край моей кровати.
— Сколько я проспала?
— Несколько дней…
— Несколько дней?! Но как же… — я оглядываюсь по сторонам. Спальню освещает лишь одинокий торшер, верным стражем застывший слева от меня.
— Да это на самом деле не удивительно. Я до сих пор не понимаю, как ты выдержала дорогу сюда. Наверное, адреналин помог… Но стоило тебе почувствовать себя в относительной безопасности, организм просто отрубился… У тебя был жар. Я раздобыл в аптечке лекарства. Решил, что антибиотики не будут лишними. В общем, не зря мы остановились тут. Хотя сегодня придётся уйти. Я выбирался вчера на разведку. Сейчас более-менее тихо. Наверное, они решили, что мы уже убрались из города. Но патрули, конечно, никуда не делись, но их хотя бы стало меньше.
При мысли о том, что Фолк выходил на улицу, меня пробирает дрожь. Ненавижу себя за слабость, но не могу не спросить:
— А мы не можем задержаться здесь ещё?
— Боюсь, что нет. Так что поднимайся! Пока поедим, как раз наступит ночь.
С трудом подавив зевок, выбираюсь из нагретой кровати. Вот бы понежиться ещё немного…
— Отвернись… — прошу я. — Мне нужно одеться.
— Не волнуйся, твоей чести ничто не угрожает. — обещает Фолк. — Пойду, проверю завтрак. Или ужин.
Как только он исчезает за дверью, я молнией сбрасываю с себя свою импровизированную «ночнушку» и отправляюсь в душ, где провожу намного больше времени, чем мне требуется — что поделать, если душ превратился для меня в неслыханную роскошь?
Спустя полчаса надеваю брюки с футболкой и вхожу на кухню. Фолк уже накрыл на стол и дожидается меня.
— Садись… — он кивает на рядом стоящий стул, но я обхожу стол и сажусь с другой стороны. — Что, теперь и я твой враг?
Фолк глядит с прищуром. Оценивает.
— Нет. Совсем нет… Просто мне нужно время, чтобы всё обдумать и взвесить.
— Твоё право…
Молча мы доедаем суп и сыр. Я смотрю в тарелку, в которой размазаны остатки овощного супа и не могу понять, что же со мной творится. Я вроде как выяснила, что Дин не виноват в моих бедах, но тяжесть на душе так и осталась — давит, точно тонны невидимого груза.
Фолк уже расправился со своей порцией и выжидательно смотрит на меня, но я медлю и никак не закончу трапезу, потому что до дрожи боюсь выходить на улицу, вот и тяну время.
Конечно, он это понимает, но ничего не говорит. Ждёт терпеливо, давая возможность собраться с духом. Когда я всё-таки отодвигаю тарелку, Фолк убирает со стола, как заправский хозяин, и расставляет чистую посуду по своим местам, потом оглядывает кухню критическим взглядом и остаётся довольным результатами своих трудов. Знал бы он, что под ванной на втором этаже остались лежать мои лохмотья…
В спальне Фолк тоже мало-мальски наводит порядок, чтобы не сразу бросалось в глаза, что здесь побывали гости: поправляет подушки на диване, чуть сдвигает журнальный столик, как он стоял в самом начале и сметает крошки на пол.
— Сойдёт… Придётся тебе надеть мою куртку.
— Зачем?.. На улице тепло…
— Не хочу, чтобы кто-то увидел это. — Он берёт меня за руку и переворачивает запястьем вверх. — Незачем нам привлекать к тебе лишнее внимание.
Уродливый шрам, доставшийся в память о Кульпе. Я и забыла о нём. Выдёргиваю руку и натягиваю куртку Фолка на себя. Опять чужое тепло. Чужой аромат. Чужая жизнь.
Словно меня совсем нет, словно я призрак.
***
Покидать жилище страшно до жути. Здесь я чувствовала себя в относительной безопасности, хотя и осознавала, что фантомы могут ворваться к нам в любую секунду. И всё-таки крыша над головой, кровать и горячая еда способны любому подарить мнимый покой. Теперь же нам предстоит столкнуться с действительностью лицом к лицу. Никаких заборов и крепких стен со ставнями.
Едва удерживаюсь оттого, чтобы не умолять Фолка остаться здесь ещё. Хотя бы на день. На одной чаше весов — безопасный день, а на другой — мои жалкие причитания. К тому же, что изменится завтра? Страх не растворится, не исчезнет, не улетучится… Поэтому я молча следую за Фолком, стиснув зубы.