Посмотри, наш сад погибает - Черкасова Ульяна. Страница 10

Велга отпрянула.

– Что это?

– Кра! – воскликнула птица.

– Кажется, это грач, – пробормотала Велга. – Он уже сегодня садился на подоконник в ложнице матери. Почему он вообще не спит ночью?

– Ох, – нянюшка схватилась за сердце, и в бледном свете месяца было видно её вытянувшееся от испуга лицо. – Дурная это примета, когда грачи прилетают раз за разом. Значит, род обнищает…

– Типун тебе на язык, Бажена! – вспылила Велга. – Это всего лишь глупая птица. Пошла прочь! – она замахнулась рукой.

Он не улетел. Не вздрогнул даже. Грач соскочил с подоконника на пол, и тело его вдруг раздулось, побелело. Перья зашуршали. Кости затрещали. Велга замерла, не в силах закричать. Бажена завизжала, бросилась к двери, но не успела добежать. Рукой, точно чернилами запятнанной перьями, дверь перед ней захлопнул обнажённый мужчина. Чёрные спутанные волосы, худощавое жилистое тело. Смуглая медная кожа.

– Не стоит, нянюшка, – мягко попросил он. – Не кричи, если не хочешь, чтобы я сделал тебе и господице больно.

* * *

Ребёнок должен был попасть в покои матери. Где они? Первая дверь? Вторая? Вспоминай.

Белый из сеней свернул на женскую половину. В конце коридора из-за закрытой двери виднелся свет. Там!

Он приготовил нож. Напряглись мышцы. Он продумал каждый удар. Представил, сколько там будет людей, сколько ударов нужно нанести. Кого убрать первым? Мать, ребёнок, рабыня. Одна? Две? Скольких нужно убить? Как быстро получится? Если они закричат, достать девчонку будет уже сложнее. Значит, лучше сначала заняться ей и вернуться за мальчишкой.

И Белый прошёл дальше. Дверь была приоткрыта. Внутри никого, дальше ещё одна дверь – в ложницу Велги. Он потянулся к ручке.

– Не кричи, – послышался голос с той стороны, – если не хочешь, чтобы я сделал тебе и господице больно.

Ладонь так и застыла у самой ручки. Пальцы дрогнули. Знакомый голос. Насмешливый, весёлый. Всё для него игра, всё шутка.

Девчонка попискивала тихо, сдавленно. Верно, ей закрыли рот. Старушка, её няня, сдавленно рыдала. Их было трое. Трое. Леший их всех побери!

– Тебе придётся пойти со мной. – За дверью раздались шаги, стукнула крышка сундука. – Не возражаешь, если одолжу одежду? Хех, тесновато, но что поделать? Хороший платочек. Мне идёт, что думаешь? – Грач говорил с привычной ему издёвкой, а у Белого свело зубы.

Грач смеялся над Велгой и её старой няней, а выходило, что над ним, Белым.

– Госпожа, – неслышно выдохнул Белый. – Госпожа, помоги.

Что делал здесь Грач? Почему он пришёл? Почему забрал чужой заказ?

– Не бойся, господица. Просто веди себя тихо, и всё будет хорошо. Нужно идти как можно быстрее.

В груди заворочалась ярость, оплетая холодным чешуйчатым хвостом.

– Одевайся, господица Велга, – слышался голос за дверью. – А ты, бабуся, ложись. Не возражаешь, я завяжу тебе рот, чтобы не кричала? Не обижайся, бабуся, но мне не нужно, чтобы кто-то заметил нас с красавицей Велгой. И да, руки с ногами я тоже тебе завяжу. Вот так, молодец, бабуся. Нам надо уйти по-тихому, господица Велга. И ещё захватить по дороге твоего братика. Вот если твоя мать не будет такой сговорчивой и разумной, как бабуся…

Чешуйки на рукояти ножа были шершавыми. Белый поглаживал их, собираясь с мыслями. Грач не убил Велгу сразу. Значит, кто-то нанял его, чтобы вывести наследников Буривоя живыми. Нельзя отнимать заказ у одного из Воронов – это прогневает госпожу. Нельзя Ворону обидеть Ворона – это прогневает матушку. Белый не желал гневить ни одну из них. Но и уйти, не выполнив договор, он не мог: на запястье горели два знака, и с каждым днём всё сильнее будут кровоточить раны. И ничто не заживит их, кроме выполненной сделки. Значит, Грач не должен ни о чём узнать.

И Белый медленно попятился, закрыл за собой дверь, посмотрел налево. Свет в покоях госпожи Буривой погас.

* * *

Велга не могла произнести ни звука. Грач одел её, точно куклу, в старый нянюшкин наряд, замотал голову платом. Он и сам оделся в одежду Бажены. Она была ему мала, трещала по швам. Он бы выглядел смешно, если бы не был так ужасен.

Чёрные волосы, смуглая кожа. Тёмные глаза сверкали золотом. Чародей. Оборотень. Бес, истинный бес. Говорили, внутри чародеев жили бесы. Их можно было увидеть, если проткнуть чародея насквозь. Или в глазах. И теперь эти бесовские глаза смотрели прямо на Велгу. И бесы рычали, выли, звали её, а она не могла отвернуться. Стояла не шелохнувшись, прижав руки к груди. Она оглохла и онемела.

Связанная нянюшка тихо хныкала и мычала на постели. Рот ей заткнули. Она пыталась вырваться, помочь, а сама Велга не могла даже пошевелиться, хотя руки и ноги её оставались свободны.

– Пошли, – велел Грач.

Но Велга не поняла сказанного. Слова пролетали мимо, будто не имели никакого смысла.

И Грач сердито зарычал, подхватив её под руки и протащил к двери.

– Отлично. Оставайся такой же тихой и уйдёшь живой.

Живой? Он, кажется, пообещал, что не убьёт её, но голос Грача звучал словно из-под толщи воды, и Велга никак не могла разобрать слов.

У него не было оружия. Чародею оно и не нужно. Лицо он замотал платком, так же замотал лицо Велге, чтобы никто её не узнал.

– Будь умницей и не шуми, – прошептал ей Грач, прижал указательный палец к её губам. – Ты же умница? – он наклонился так близко, что его губы почти коснулись её. Она чувствовала его дыхание на своём лице. – Ты же умница?

Велга закивала, не соображая, какой ей задали вопрос. Если она позовёт на помощь, прибегут гридни отца. Если она позовёт на помощь, успеет ли чародей её проклясть?

Но он сказал… да, он сказал, что не хотел её убивать.

Точно тряпичную куклу, он протащил Велгу к выходу, приоткрыл дверь. Почему никто не проснулся? Почему никто не пришёл на помощь?

От её покоев до материнских немыслимо долго и немыслимо близко. Велга нужна ему живой, Кастусь тоже, а вот мать нет. Он убьёт мать, если та закричит. Он убьёт матушку. Он убьёт…

От стука сердца можно было оглохнуть.

Он убьёт…

Шаг…

В одной руке незнакомца вспыхнули искры, другой он обхватил Велгу за талию.

Она нужна ему живой. Она нужна ему живой.

До ложницы матери осталось всего несколько шагов. Рука, рождающая огненные искры, уже потянулась к ручке двери.

Он убьёт…

Другой рукой Грач погладил Велгу по голове.

– Веди себя тихо, и я тебя не трону, – прошептал он.

Шаг.

– Вот и умница… – он отпустил её руку, потянулся к двери в покои матери.

Убьёт…

– Нет.

Велга бросилась вперёд.

Вниз, по лестнице для слуг. Быстро-быстро. Сверху хлопнула дверь. Грач погнался следом! Нога соскользнула со ступеньки. Велга упала, ударилась задом, вскрикнула, схватилась за поручень, снова вскочила и кинулась дальше. Сверху затопали.

Она толкнула дверь, ворвалась в клеть. Велга хотела закричать, но не смогла. Крик застрял у неё в груди. И она ударила на бегу в закрытую дверь, за которой спали кухонные, пробежала дальше, не смея остановиться. Кто запер дверь в клеть?

Драгоценное время было потеряно, чтобы поднять засов. Велга вырвалась во двор, туда, где горел костёр скренорцев, и споткнулась, чуть не упала прямо в огонь.

Вокруг лежали люди. Повсюду на земле. Не пьяные, не спящие. Мёртвые. Велга сомневалась только мгновение. Она хотела сомневаться. Но у костра стоял Инглайв, а рядом с ним ещё пятеро скренорцев. В повозках лежали шестеро человек, не шевелились. Тоже скренорцы. Их знаки. Их лица. Она видела их на свадьбе. Они улыбались ей. А теперь лежали с распахнутыми ртами, с закрытыми глазами.

– Ты рано, – задумчиво сказал Инглайв, щурясь.

Он разглядывал Велгу сквозь пламя костра, что горел между ними.

Он говорил по-ратиславски так чисто. Слишком чисто для скренорца. У тех на языке звучал металл и холодный северный ветер. У Инглайва речь была ладная. Лёгкая. Мягкая. Так говорили ратиславцы.