Посмотри, наш сад погибает - Черкасова Ульяна. Страница 51

– Господин, – сказал тот, что был побойчее, – а может, к другому месту.

– А что с этим не так?

– Так это… Щурово городище.

– Что?

– Щурово городище, – повторил ушкуйник и на мгновение убрал руку с весла, чтобы осенить себя священным знамением, коснулся лба, губ и груди. – Там когда-то Щур правил. И сейчас туда добрые люди не заходят.

– Хорошо, что мы не добрые, правда? – оскалился Белый. – Греби.

Уже совсем стемнело, и ветер рвал парус, когда они сошли на берег. Поднялись волны, лупили безжалостно, резко, всё норовя сбить с ног. Вчетвером мужчины вытащили ушкуй на берег, прямо к камню.

Блеснула молния, и вырезанный на камне ящер вильнул им хвостом. Белый смерил его холодным взглядом, вытащил нож, провёл по ладони.

На, ящер, пей. Пей и прими гостей.

– Что это? – рядом оказалась Галка.

Она прикрыла голову так, что даже лица её почти не было видно.

– Хозяин местных рек и водоёмов, – разглядывая закруглённый длинный хвост огромного ящера, ответил Белый. – Люди зовут его Щур. Верят, что он обитает в воде и нападает на рыбаков и торговые лодки.

– Ты его видел?

– Не хотел бы я его увидеть. Ему служат местные духи: водяные и русалки. Я слышал однажды, как они шептались…

– И что говорили?

Белый смерил сестру взглядом.

– Да какая разница? Просто не стоит его злить. И вообще не стоит связываться с ним.

Сзади возились гребцы. Они не посмели ни о чём спросить.

До того как пошёл дождь, они все вместе успели установить небольшой навес. Галка развела костерок. Он то и дело норовил потухнуть, и пришлось бежать в лес, собирать ещё не успевший промокнуть валежник. Этого хватило вскипятить воды и напиться кипятка, чтобы не замёрзнуть. Вадзим хотел сыграть, но, ко всеобщему облегчению, побоялся замочить гусли и, обкрутив плотнее в шкуры, спрятал их подальше от дождя.

Ушкуйники молчали. Если бы не дождь, так и вовсе бы отсели подальше. Галка тоже дулась и не хотела разговаривать. Сидела, упёршись локтями в колени, и постоянно чесала запястье. Договор жёг ей руку. Белый был привычнее к боли, почти не замечал её.

Свистел ветер, и деревья стонали. Каменный страж берега нависал над своими гостями и молча наблюдал. В лицо летели холодные брызги. Навес был не слишком надёжной защитой.

Словно из ниоткуда Вадзим достал баклажку и сделал глоток. Гусляр вздрогнул, потряс головой, точно мокрая псина.

– Будешь? – он протянул Белому баклажку.

– Что там?

– Горилка.

Горилка обожгла горло и заставила кровь бежать быстрее, стало так хорошо, что почти захотелось жить.

Вадзим горько вздохнул. Белый сделал ещё глоток. Вадзим вздохнул погромче.

– Держи, – Белый протянул обратно баклажку, но дело оказалось не в этом, и Вадзим снова вздохнул. – Что?

– Ты думаешь, Белый, мне охота вестником смерти служить? Я всегда мечтал быть сказителем, прославиться, петь людям песни, рассказывать сказки, выступать на княжеских пирах, да только…

Он махнул рукой и тяжело вздохнул. Черноволосый, мохнатый, словно медведь, Вадзим походил теперь на печальное дитя. Здоровое дитя почти в сажень ростом.

– Только одними сказками да песнями сыт не будешь, а у меня мать старая, сестрёнки. Я их вот в Старгород смог перевезти прошлым летом, избу им поставил, двор свой. Здесь и сестёр замуж выдать легче будет…

Дождь застучал в парусину над их головами с новой силой, точно пытался сорвать её. Один из ушкуйников приподнялся, чтобы крепче закрепить навес.

– А я думал, ты всё пропиваешь.

– Столько, сколько ты мне приносишь, Белый, – усмехнулся невесело Вадзим, – не пропьёшь. Но что важнее, ты мне даришь истории. Такие, какие я бы сам в жизни не сочинил. Может, всё же получится облачить их во что-то красивое и родится у меня ещё хорошая песня. Такая, чтобы прославиться на весь белый свет, как Баян…

– Про чудище и яблоневый сад?

– А хоть про него, – уже веселее сверкнули чёрные глаза. – Хорошая же история. И девка хорошая, – неувереннее добавил он. – Жалко её будет.

– Хорошая, – губы сжались в тонкую линию. – Догнать бы ещё.

– Так вы это, – подал голос второй, до этого молчавший ушкуйник. – Чё это… те самые… Вороны?

Товарищ толкнул его в бок локтем:

– Закрой рот, дубина, они нас теперь…

Он встретился глазами с Белым.

Да, теперь их точно придётся убить, когда придёт время.

Гроза оградила их от всего остального мира. Не осталось ничего, кроме камня Щура, ничего, кроме их затухающего костерка. А скоро и тот потух, и мир стал ещё меньше, ещё темнее.

Остальные заснули, даже трясущиеся от страха ушкуйники в итоге глотнули горилки Вадзима и не выдержали напряжения, провалились в сон. Белый остался бодрствовать. Он следил за пустынным берегом, за кругами на воде, что становились всё реже, всё шире.

Тлели угольки в потухшем костре. Барабанили капли дождя по натянутой парусине. Огонь погас, и мир стал серо-белым, невзрачным, холодным. Но Белому так было даже привычнее.

Буря уходила дальше на юг. И возвращались прибитые дождём запахи травы, воды, водорослей и мокрых камней. Запахло землёй, что проседала под ногами, словно была выстелена из перьев. И даже неуловимый оттенок крови, что пролился на жертвенный камень, коснулся ноздрей.

Наступала русалья седмица.

И они скоро ступили на берег. Лунные, невесомые.

Белый оглянулся на Галку. Когда она спала, то её лицо, ещё по-юношески пухлое, становилось мягче и нежнее. С закрытыми глазами она казалась совсем невинной. Во сне сестра сбросила покрывало и теперь поджимала под себя ноги, пытаясь согреться. В отличие от остальных Воронов, она острее чувствовала холод. Матушка говорила, это потому, что она ближе остальных к миру живых. Белый накрыл её, задержался, разглядывая лицо. Убивать сестру не хотелось. Когда придёт срок кормилицы и матушки, останутся только трое: Грач, Белый Ворон и Галка. Всего трое. Это слишком мало для Воронов. Младшим Воронятам придётся многому научиться, прежде чем стать настоящими Во́ронами. И им будет нужна мать.

Впрочем, вряд ли из кого-то вроде Галки могла получиться хорошая мать. Ей самой нужны были родители. Настоящие, любящие. Не те, что закапывали своих детей живьём в могилы, чтобы проверить, выберутся ли они.

Нет-нет, Воронятам нужен был кто-то сильный. Цельный. Галка была поломана и внутри и снаружи.

– Не приближайтесь, – предупредил Белый, оглянувшись.

У края навеса стояла русалка. Мокрая длинная рубаха прилипала к худощавому телу. Её огромные чёрные глаза казались бездонными в ночи.

– Чуж-жой…

– Я принёс жертву вашему хозяину, – негромко произнёс Белый. – Что ещё вам надо?

К русалке подошла другая. На ней вовсе не было одежды. Только длинные пшеничные волосы, от которых разливался лунный свет, и водоросли, запутавшиеся в тех волосах. Она не стыдилась своей наготы, вряд ли она вовсе могла понять, почему человеческие мужчины заглядывались на её полную грудь и широкие бёдра.

Молча она протянула руку ладонью вверх.

– Что вам нужно?

Русалка лукаво улыбнулась, но так и не ответила. Её кожа серебрилась, хотя на небе не было видно ни звёздочки. Она сама была словно луна.

Белый хмыкнул и неохотно приподнялся, вложил свою руку в её. Она была ледяная, но это мало беспокоило. Куда необычнее было ощущать золотой огонь, что теплился в её мёртвой груди. Она жила лишь благодаря чарам Нави и двигалась, точно объятая тенями мира духов: легко, почти не касаясь земли, не оставляя следов и не отбрасывая тени.

– Потанцуй, – она притянула его к себе, Белый не сопротивлялся, – с нами…

– Спой с нами, – шепнула ему на ухо её подруга.

Они повели его за руки к воде. Белый ступал без страха.

Может, простого юношу они бы и утянули на дно, но к нему духи всегда относились иначе. Как к одному из своих. Как к кому-то, кто уже давно умер.

– Ему понравилась твоя кровь… – бесплотным голосом, что звенел звёздным светом и серебром, произнесла обнажённая русалка.