Любовники-полиглоты - Вульфф Лина. Страница 5

Я выехала поездом, как планировала. Но сначала я добралась на автобусе из своей деревни до Мальмё. Я всегда любила уезжать, и уже при виде полей в окрестностях Лунда меня обычно накрывает чувство, что все возможно, что я превращаюсь в нечто вроде воронки, куда вот-вот начнут сыпаться одно за другим события. Поезд отъехал от вокзала и двинулся на север. Лиственные леса закончились, и дальше мы ехали мимо еловых и сосновых лесов, где за деревьями по обеим сторонам дороги иногда открывались длинные темные озера. В поезде царило спокойствие. Я сидела на своем месте и размышляла, что будет по приезде. Гадала, как выглядит Калисто, где работает, займемся ли мы сексом, и если да, то как. Я нервничала, но намеревалась вести себя так, как всегда веду в неловких ситуациях: держу язык за зубами, пока для меня не прояснится картина происходящего. Я всегда считала, что инициативу должен брать на себя мужчина. Я не из тех, кто выходит вперед и подносит спичку к дровам. Меня всегда больше всего напрягала та часть, которая предшествует раздеванию. Раздевшись, я обычно совершенно успокаиваюсь.

Я уснула и проснулась, только когда мы уже проезжали туннель к югу от Стокгольма. У меня заложило уши, а за окном на расстоянии всего нескольких сантиметров с головокружительной скоростью проносились стены проложенного сквозь гору туннеля. Внезапно мы выехали из горы и въехали в город. Я никогда раньше не бывала в Стокгольме, так что оказалась к нему не готова. В вагоне стояла тишина, и, оглядевшись, я увидела, что все сидят и смотрят в окна. Спускались сумерки, и небо переливалось оранжевым и синим. Мы ехали через мосты, и нас окружали вода, скалы и дома с медной кровлей. Водоемы, частично покрытые льдом, извивались там и сям, а вдалеке виднелось море. Здесь, должно быть, все счастливы, мелькнуло у меня в голове. Здоровые люди. Поколениями здесь катались на лыжах и ныряли в море со скал. Они наверняка пьют вкусный кофе за огромными окнами. Смотрят на горы, море и город, которые для всего остального мира кажутся какой-то совершенно сюрреалистической композицией. Уже сойдя с поезда, я отметила, что люди выглядели решительными и идеальными, как будто клонированными киногероями. Мне стало неуютно и захотелось вернуться обратно, если не к себе в деревню, то хотя бы в Копенгаген. В Копенгагене совсем рядом с вокзалом крутятся аттракционы Тиволи, и надо всем витает запах мочи, дыма и вафель.

Я забронировала гостиницу в центре, куда и направилась. Оказалось, что мой номер находится в подвальном этаже и в нем нет окон, зато в коридоре есть баня. Я просидела там довольно долго, а потом приняла контрастный душ, вернулась в комнату и заснула. Проснулась я в девять вечера, в комнате без окон была кромешная тьма. Я встала, накрасилась в туалете, где пол все еще был влажным. Я наложила много косметики, но потом мне пришло в голову, что сильно накрашенные женщины выглядят неуверенными, так что я намочила туалетную бумагу и стерла с лица часть краски. Затем написала эсэмэску Калисто – сообщила, что приехала, приняла душ и готова к встрече.

«Увидимся в “Фармариуме”, – ответил он через пару минут. – Сиди в баре и выгляди продажной, чтобы я тебя узнал».

Я спросила на ресепшен, что такое «Фармариум». Мне объяснили, как добраться до места, я намотала на голову шарф и отправилась туда.

Пока я сидела в бане и спала, буря разгулялась не на шутку, а ветра у них на севере холодные. Когда я вышла из отеля, ветер, казалось, стелился по земле, чтобы потом внезапно взмыть, завиться спиралью и поднять в воздух пригоршни снежной пыли. Перейдя через мост, я оказалась на другом острове. Там высились кирпичные дома с покрытыми патиной крышами. Все это выглядело одновременно грандиозно и живописно. Несмотря на холод и снег, было много людей, которые, казалось, просто гуляли. Я вышла на площадь с церковью и обнаружила там четыре ресторана или бара. Один из них и был «Фармариум». Он находился в углу площади, вход в него выглядел невзрачно, но заглянув внутрь, я поняла, что это место я и сама могла бы выбрать.

В помещении с низким потолком было тепло. Посетители сидели группками за невысокими столиками, со стен свисали разноцветные ткани. В целом все это напоминало старую аптеку с шкафчиками из темного дерева, которые придавали этому месту вид лаборатории алхимика.

«Сиди в баре и выгляди продажной, чтобы я тебя узнал», – написал Калисто. Я сняла пальто и шарф и уселась в баре. Заказала выпить, сказала бармену, что хочу попробовать «его лучший коктейль», и получила бокал с дымно-кислой смесью, которую быстро проглотила, чтобы заглушить неуверенность. Через десять минут ко мне подошел мужчина и представился Калисто.

– Ты Эллинор? – спросил он.

– Да.

– А я Калисто.

– Привет!

Калисто оказался толстяком с грязными волосами и явно в подпитии.

– Ты, наверное, не ожидала, что я такой толстый, – сказал он, помолчав какое-то время.

– Не ожидала.

– Разочарована?

– Лишний вес никогда не был для меня проблемой, – ответила я.

– Вот и хорошо, – сказал Калисто и заказал пиво.

Пока он его пил, мы сидели молча.

– Поедем ко мне домой? – спросил он потом.

Вряд ли стоило предлагать поехать в мой номер без окон, и хотя я, пожалуй, предполагала, что мы где-нибудь поужинаем, прежде чем, так сказать, перейти к следующей части нашего свидания, я согласилась. Мы снова прошли переулками и вышли на большую улицу, где Калисто поймал такси. Потом мы долго ехали, выехали за город на широкую дорогу, которая вела вдоль моря, и в конце концов оказались в районе с огромными виллами, построенными на скалах прямо на берегу.

– Ого, – сказала я. – Ты здесь живешь? Как называется это место?

– Сальтшёбаден, – ответил Калисто.

– Ты богат?

– Богат? – переспросил он, как будто не поняв значение слова.

– Я имела в виду, что здесь все выглядит очень шикарно.

– Шикарно? – Калисто посмотрел в окно. – По-моему, это слово уже никто не употребляет.

Мне показалось, что в его голосе появилось что-то новое, как будто у него сжалось горло. Может быть, я ему понравилась меньше, чем он надеялся. Мне он во всяком случае понравился меньше, чем надеялась я, да и ситуация в целом напомнила мне одну работу, на которую я устроилась в молодости, когда меня уговорили заниматься сексом по телефону.

Один тип из Мальмё решил, что набрел на «идею века», как он выразился. Люди чертовски одиноки, сказал он во время собеседования при приеме на работу. Они сидят дома одни, и никто не решается выйти, но при этом все хотят найти вторую половину. Еще он сказал, что люди хотят секса, но не хотят держать себя в форме, ленятся принимать душ, и это их вполне устраивает. Среди моих клиентов был один повар, который работал на телевидении. Казалось невероятным, что новичок вроде меня заполучит знаменитость, но так уж получилось. Он желал кого-то, для кого эта работа еще не стала рутиной, кого-то, для кого это происходит впервые, как и для него. Я помню, как он кончал. Он всегда громко кричал, и крик отдавался эхом в его квартире. В трубке его голос звучал еще несколько секунд после того, как он смолкал, словно крик задерживался сначала в комнате, потом в телефоне. Из-за этого эха он казался еще более одиноким, к тому же у меня возникало ощущение, что я делю это одиночество с ним, но это не такое одиночество, которое исчезает, когда его делят, а наоборот, оно как бы удваивалось, и мы, просто говоря друг с другом, становились еще более одинокими. Мы продолжали разговаривать. Однажды, спустя несколько недель, он попросил меня доминировать. Я ответила, что раньше этого не делала и не знаю, как это. «Обращайся со мной как с собакой», сказал он. «У меня никогда не было собаки, – возразила я. – Но, если бы была, я бы обращалась с ней хорошо, ей бы, пожалуй, жилось даже лучше, чем мне. Я не могу смотреть, как страдают животные». Клиент начал проявлять нетерпение: «Ты можешь обращаться со мной как с дерьмом? Ты ведь хоть раз обращалась с кем-нибудь как с дерьмом?» Я молчала и думала, а потом сделала глубокий вдох и дрожащим голосом начала: «Заткнись и делай, что я скажу». Сначала он умолк, а потом перевоплотился в сущую покорность. Я бы предпочла не входить в детали, потому что, хотя прошло уже сто лет, мне все еще неловко вспоминать, как изменилась тогда личность этого человека. И еще я тогда не могла понять, кажется ли мне все это очень крутым или совершенно отвратительным. Но одно я узнала точно: есть разные способы взять власть над людьми, и один из них – обращаться с ними как с дерьмом. Если это удается, человек получает контроль над другим человеком и может заставить того желать как высшего блага подчиняться его приказам. И тогда он еще внезапно получает возможность использовать всю энергию этого человека в дополнение к собственной. Это напоминает бег по эскалатору, который едет в том направлении, куда ты бежишь. Ты вдруг оказываешься наделен невероятной силой, хотя твой собственный вклад ничтожен. Я чувствовала себя иначе после того, как доминировала над ним, если, конечно, можно назвать доминированием отношения по телефону. Я как будто выросла, как будто стала немножко больше мужчиной. Так вот, значит, каково быть мужчиной, думала я. Ничего не скажешь, это совсем другое дело. Мне кажется, после этого я стала лучше драться на тренировках. Это сложно объяснить. Потом я увидела по телевизору, как он печет пирожные. Он стоял такой важный и гонял помощников туда-сюда: проверь духовку, следи, чтобы тесто не было слишком густым. Я закинула ноги на стол, откинулась на спинку дивана и хохотала над пирожными, которые получились абсолютно идеальными и совершенно не отражали его внутренний мир. Иногда он смотрел в камеру, иногда улыбался. Интересно, думал ли он тогда обо мне. Думал ли он, что где-то сидит на диване человек, который может заглянуть ему прямо в душу, как никто другой, и знает, кем он является, и понимает, что пирожные и камеры это только дополнение, реквизит и подушка безопасности, прикрывающие желание, которое он не может открыть никому.