Любовники-полиглоты - Вульфф Лина. Страница 6
В общем, я смотрела в окно такси на дома, мимо которых мы проезжали, роскошные и как бы своенравные, с большими окнами, похожими на глаза, обращенные к воде. Потом машина свернула на узкую дорогу, уходящую в лес. Теперь мы ехали медленнее. Мы сидели рядом на заднем сиденье и молчали. Я думала о том, что Калисто писал в своих сообщениях, о том, что в них сквозили уверенность и спокойствие, которых сейчас в нем не ощущалось и в помине. Он играл роль? Я бросила взгляд на таксометр, но Калисто, казалось, было все равно. Такси остановилось, и он расплатился картой. Мы вышли из машины, он достал из кармана ключ и отпер большую калитку. За забором я увидела дом из темного дерева. Повсюду было темным-темно, кроме приглушенного освещения в саду. Участок был окружен мрачным еловым лесом, и море сразу показалось далеким, хотя оно, наверное, начиналось сразу за домом.
– Не передумала? – спросил Калисто.
– Нет, – ответила я.
– А вдруг я хладнокровный убийца? – усмехнулся он.
– Бармен видел, что мы ушли вместе.
– Они видят многих. Но ничего не могут вспомнить, когда нужно.
Я ухмыльнулась, потому что на первый взгляд Калисто принадлежал к тому типу людей, которые и мухи не обидят. Мы вошли в дом, разулись, и Калисто повел меня осматривать комнаты. Было очевидно, что ему трудно передвигаться со всеми его килограммами. В доме было мало мебели, все стены – белые. Когда мы выходили из очередной комнаты, Калисто всякий раз гасил свет. Интересно, есть ли у него или была ли когда-нибудь жена, подумала я. Не то чтобы это играло какую-то роль, да и спросить было бы несложно, и все-таки это не тот вопрос, который легко задать Калисто, когда ходишь с ним по дому, как будто и Калисто, и его жилище требуют от гостей уважения и отстраненности, потому что это его территория и только он здесь распоряжается. Мы вошли в гостиную, и Калисто сказал, что пора бы выпить пару глотков, открыл бутылку с чем-то крепким и наполнил бокалы. Потом пожаловался, что в комнате «немного прохладно», и развел огонь в камине. Достав и расстелив шкуру какого-то зверя, Калисто показал мне на нее:
– Ты можешь раздеться и ждать меня здесь.
– Прости?
– Сними одежду и ложись на шкуру, я скоро вернусь.
Я засмеялась.
– Ты считаешь меня шлюхой?
– Не считаю. Но мы оба знаем, что должно произойти. Я не мастак устраивать долгие прелюдии, если можно так выразиться.
Порыв ветра ударил в окно, и мы оба обернулись, чтобы посмотреть. Но тьма снаружи была такой непроглядной, что мы увидели только самих себя. Я не удержалась и рассмеялась:
– Какими маленькими вы выглядим.
– Да, – согласился Калисто. – Так ты разденешься?
Я сняла с себя одежду и легла на шкуру. Калисто стоял, скрестив руки на груди, и наблюдал. Я думала, он подойдет и ляжет рядом, но он развернулся и вышел в коридор. Я услышала щелчок замка в ванной и после этого шум воды, бегущей по трубам. Это продлилось довольно долго. В какой-то момент стало совсем тихо. Я лежала и глазела на потолок, потом перевернулась на бок и принялась разглядывать, как шевелится от дыхания шерсть на шкуре. Вдруг меня осенило, почему имя Калисто показалось мне забавным. Это же название мороженого. Я лежала и думала о мороженом и о Калисто. Интересно, сколько лет ему было, когда появилось это мороженое. Наверное, люди, более догадливые, чем я, улыбались тайком, знакомясь с ним.
От тепла клонило в сон, и я, должно быть, задремала, потому что, когда я очнулась, Калисто уже стоял рядом, обнаженный. Опустив руки по швам, он высился, как гора, у меня в ногах.
– Я должен рассказать тебе одну вещь, – сказал он, пристально глядя на меня. – Вероятно, стоило бы это упомянуть, когда мы только начали переписываться, но я боялся, что ты не дашь мне шанса, если узнаешь об этом.
– О чем?
– В последние годы у меня был только секс, за который я платил.
– Что?
– Уже давно никто не хотел быть со мной по доброй воле. Ты же видишь, как я выгляжу. Дело не только в весе, дело во всем.
Он смущенно провел рукой по своему туловищу и вдруг показался совсем маленьким, несмотря на все килограммы. Маленьким и как будто импотентом.
– Я уж и забыл, что делать, когда оказываешься с женщиной, которая действительно хочет быть с тобой, – с виноватым видом добавил он.
Уж лучше бы он ничего этого не говорил. Я слишком мало знала его, чтобы испытывать сочувствие, а то, чем мы собирались заняться, требовало легкости, которая не может появиться после таких признаний. Однако Калисто, казалось, избавился от скованности. Он подошел к шкуре и лег рядом со мной. Я уловила запах его тела, чужой, но не неприятный.
– Мы можем просто полежать вот так? – спросил Калисто. – Чтобы привыкнуть к ситуации.
Мы лежали на животе, ногами к огню. Тепло поднималось по ногам к низу живота и приятно контрастировало с градом, который стучал по окнам. Я спросила Калисто, кем он работает.
– Я литературный критик.
– А-а-а.
Я надеялась, что он не станет блистать интеллектом. Я не жаждала говорить о литературе перед сексом и искала впечатлений иного рода. Я хотела разъяснить это Калисто, но он уже начал рассказывать одну очень странную историю, приключившуюся с ним не так давно. По его словам, он, как и большинство людей, работающих в области литературы, с юных лет сильно восхищался одним писателем. Этот писатель был движущей силой практически всего, чем занимался Калисто и в литературе, и в жизни в целом. Но теперь Калисто перевалило за сорок лет, и он уже какое-то время назад почувствовал, что с этим писателем покончено. Он не открывал ничего нового, не чувствовал ничего нового, не входил ни в какие новые измерения. И Калисто хотелось найти что-то другое, потому что он, как он выразился, принадлежит к тому типу людей, которые считают, что жизнь без развития невыносима. Он мог допустить что угодно, и всякого рода упоение могло сменяться любыми катастрофами, но только не стагнацией. Он жаждал, так сказать, быть молодым, совершая открытия. Молодым, наивным.
– Понимаешь? – спросил он.
– Да, – ответила я.
Он продолжал говорить об этой наивности, как когда ты заходишь в первый раз в лес и видишь сосны, чувствуешь воздух.
– Как у Неруды, теперь понятно?
Он хотел, короче говоря, найти новый объект для восхищения, другого писателя. Он прочитал уйму всего, но уставал от нескольких страниц. Все казалось чушью и идиотизмом. И вот несколько недель назад его пригласили на одно мероприятие, и там оказался тот самый писатель. Он редко появлялся на публике, поэтому Калисто пока не был с ним знаком лично. И вот он стоит там, в толпе, с бокалом в руке, и свободно и открыто общается с людьми, как будто он наделен даром общения, как будто все углы и темные стороны, которые очевидны из его книг, были лишь притворством. И вдруг этот писатель совершенно неожиданно подходит к Калисто, кладет ему руку на плечо и говорит:
– Это вы Калисто, да? Я по-настоящему восхищаюсь тем типом культурной журналистики, который вы продвигаете. Вам, в отличие от многих, действительно есть что сказать.
В тот момент Калисто не мог припомнить ни одной из статей, которые он написал. Единственное, что приходило ему на ум, была халтура о сгоревших домах в Вестманланде. Рассказывая мне эту историю, он выглядел растерянным. Когда он стоял там с писателем, он не помнил даже, какое отношение имеют к нему сгоревшие дома, но продолжал молоть языком, потому что ни о чем другом он тогда думать не мог. И это, сказал Калисто, кое-что говорит о восторге, который он испытывал в тот момент. Краснея и заикаясь, Калисто расписал свое восхищение писателем. Тот стоял с бокалом в руке и смотрел на собеседника с сочувствием. Через пять минут они уже были друзьями.
Через десять минут писатель сказал Калисто, что будет благодарен, если Калисто сможет прочитать рукопись, которую он закончил некоторое время назад, и теперь ему нужно, чтобы на нее посмотрели умным, трезвым взглядом.